Пси-ON. Книга II

— Будь это чистая энергия, и еe давно уже зафиксировали бы силами техники. Сейчас же эту «чистую энергию» даже использовать невозможно…

— Всему своe время. — Я расслабленно улыбнулся. Солнце, ветерок, тень от дерева, приятная текстура древесины под спиной. И приятная глазу собеседница, конечно. Что ещe нужно для счастья? Шаурма! Но взять еe неоткуда, увы… — Пси тоже обнаружили не сразу, а теперь даже использовать получается. Неэффективно, конечно, но получается же?

— Хорошо, что ты так считаешь. Потому что с дураками работать сложно, а уж с фанатиками… — Белeвская тяжело вздохнула, устремив на меня несколько более серьeзный взгляд. — Но ты же понимаешь, что если это так, то телепат — априори более совершенный псион, чем любой, даром к этому направлению обделeнный?

— Это очевидно. — Зрячий среди слепых. Тот, кто к нашей новой природе куда ближе, чем обычный псион. Вот, кто такой телепат. — Но если вы опасаетесь того, что я из-за этого возгоржусь…

— Я не… — Возразила было девушка, не сумевшая заглушить своим голоском мою искромeтную шутку.

— … то я вас уверяю: этого не произойдeт. Если и считать себя выше всех прочих, то исключительно за универсальность, интеллект, харизму и скромность.

Комиссар прыснула в кулачок.

— Скромняга как он есть! — И посерьезнела. — Но я не шучу. Слишком часто начинающие телепаты, осознавая свои возможности, ставят себя много выше остальных псионов. Во многом это происходит за счёт способностей к эмпатии, но это ты и без меня наверняка уже знаешь. Должны были предупредить. Предупредили же?

Предупредили. И не единожды. Да только поздно это было сделано: я уже успел привыкнуть к постоянному использованию эмпатии, без неё чувствуя себя… ну, как обычный человек в окружении людей, носящих полностью закрывающие лица и искажающие голоса маски. Ужасное, неприятное чувство. А с учётом того, что я мог легко ситуацию исправить просто вернув эмпатию…

В общем, для меня «нормальная жизнь» уже потеряна, и окружающие наверняка об этом догадываются. Я ведь наверняка веду себя не так, как должно, а подмечать такие «социальные» мелочи люди наловчились ещё в древности.

— Предупреждали, и не один раз. Но эмпатия — слишком сильный инструмент, чтобы от него так просто отказываться. Он может спасти жизнь или показать, кто тебе откровенно лжёт. Опять же, так можно предвосхитить агрессию: с Дубинским как-то так и вышло… — Лицо комиссара посмурнело, а я понял, что сейчас, в общем-то, можно не только съехать с темы, но и задать свою. Интересно же, что там происходит. — К слову, о нём. В его отношении уже что-то решили? Не поймите неправильно: я спрашиваю не любопытства ради, но из беспокойства за безопасность моих друзей. Раз он так бросился на меня, то и на кого-то ещё тоже может…

— Не бросится. — Анастасия Белёвская лишь на секунду опустила веки и поджала губы, но я всё равно понял, что, похоже, вот она — причина редких вспышек негатива в её эмоциях. Потому что на мой вопрос вспышка последовала такая, что её и за взрыв можно было легко принять. — Господин обер-комиссар лично рассмотрел его дело, учёл все обстоятельства и отправил… Дубинского на принудительное лечение в закрытой психиатрической лечебнице. Тебе об этом ещё должны будут сообщить, когда решение полностью оформят официально. Как непосредственно потерпевший ты в праве об этом знать, так что не беспокойся.

Я разделял подавленное желание комиссара назвать Дубинского не Дубинским, а, например, ублюдком, но психушка? Нет, тут явно замешана или телепатия, или связи и огромные деньги для того, что б отмазать любимого сыночка-внука-родственника. В первом случае ему реально прилетело по голове так, что шарики за ролики закатились, а во втором… и так всё понятно во втором, короче.

— Спасибо за доверие. До официального сообщения я нем, как рыба.

— Да если бы это бесценное знание кому-то ещё было нужно. — Отмахнулась Белёвская. — Подумаешь, один из трёх десятков относительно плотно замешанных во всём студентов отправился отбывать срок не напрямую, а через перевалочный пункт в лице психлечебницы.

О том, что такие слова для человека её положения очень уж легкомысленны я, естественно, говорить не стал.

— Он подвергся ментальному воздействию? Понимаю, что вопрос довольно деликатный…

— Вся проблема в том, что доподлинно это определить не представляется возможным. Если воздействие и было, то крайне тонкое, на самой границе отсутствия воздействия. Условно говоря, даже ты мог это воздействие организовать, просто пожелав, чтобы он на тебя напал, и распалив его собственные эмоции через отражающий тип телепатического проецирования. — Я понял, что понимать тут пока было нечего. Да-да, потому что учебников по потенциально опасной телепатии я в глаза не видел, хоть и мог, чисто теоретически, устроить что-то подобное.

Даже задумался, а не сам ли я спровоцировал Дубинского…

— Разве может условный студент обставить всё так, чтобы профессионалы даже косвенных доказательств не обнаружили?

— Телепат — может. Обычно псионы со способностями к менталистике пробуждаются раньше всех прочих, и в среднем опережают одногодок, если так можно выразиться. Я, например, никогда не была гением среди гениев, но уже заняла своё место, в то время как мои ровесники только на середине пути в «учебке». И практиковать, серьёзно практиковать, я начинала уже к началу третьего года в академии. — Я уважительно покивал, ведь тут действительно было, чем гордиться. — Ну и не забывай о том, что само воздействие было совсем уж мимолётным. Может, «жертва» и сама бы не сдержалась, придя к такому же итогу. Или её вообще вели уже очень давно, раздувая нужное и притупляя ненужное. Точно это сказать сейчас нельзя, так что отталкиваться приходится от других фактов.

— Как травля, например. — Хмыкнул я. Что ж, не высшая мера, конечно, но, скажем, год в психушке с неясным итогом — уже неплохое наказание. Даже если в итоге он окажется на свободе, его уже буду ждать я. Даже пара месяцев реального времени может многое изменить в плане доступных мне возможностей, так что меня более-менее устроит любой исход. — Но не будем о грустном. Кажется, мы остановились на мышках?

— Да, да, на мышках. — Госпожа комиссар отмерла, вынырнув из омута собственных мыслей, и положила ладонь на крышку клетки, как уже делала не единожды за время нашего разговора. — Выбирай любую тебе приглянувшуюся. Твоя основная задача — освоиться в разуме животного. Я подстрахую и присмотрю, так что не пытайся вытолкать меня вовне. Понял?

— Полностью. — То, что в мозги мышки мы будем лезть вместе меня, признаться, несколько удивило, так как в теоретических материалах ни о чём таком не говорилось. Но в перспективе такой опыт полезен и, в общем-то, ничем грозить не должен, так что сейчас можно и не взбрыкивать. — Я начинаю.

Возможно ли полноценно описать телепатию существу, которому она недоступна? Кажется, что нет. Ощущения разнятся от человека к человеку, и «ментальное око», простите за такой термин, у каждого видит по-своему. Для кого-то свой и чужие разумы подобны музыкальным оркестрам, для кого-то это какофония красок, а кто-то, как и я, «моделирует» разум, выстраивая воображаемые мирки, отражающие, впрочем, всю суть. И чем глубже, чем «подробнее» телепат видит, тем больше возможностей ему на самом деле доступно. Вот только знаете, в чём соль?

Из-за индивидуальности процессов сравнить себя с кем-то ещё можно только по тому, на что способен ты, и на что не способен другой телепат. Это вам не плазменными шарами жонглировать, тут, хе-хе, ментальное ядро нужно.

А я тем временем «наводил мосты» между почти пустым фундаментом своего разума и крошечной пещерой мышиных мозгов. Да, разум грызуна я видел именно в такой форме: переплетение корней, почвы и стальных прутьев клетки, меж которых тянулись бесчисленные отнорки, каждый из которых что-то олицетворял. Даже мыши помнили и чувствовали, так что удивления наблюдаемая картина у меня не вызвала. Лишь научный интерес заинтересованно поднял голову, а Голод потребовал копнуть поглубже. Но это потерпит: сейчас мне и правда стоит просто осмотреться вокруг, да дождаться, пока огромный парусный корабль, — в видах не разбираюсь, уж извините, — не «причалит» к мышиному нагромождению.