Псих. Дилогия

Однако, на суде он не был так красноречив.

– Рассудите сами, как все это будет выглядеть, Данил. Пойдёт ли вам на пользу такая апелляция? Допустим даже, ваша мать сможет позволить себе платного адвоката...

А, так вот чего они испугались.

– ...Подумайте, чем он сможет вам помочь? Вы совершили тяжкое преступление, отказались сотрудничать со следствием, что могло бы хоть как-то облегчить вашу долю вины; как юрист я вам заявляю со всей ответственностью - улучшить своё положение вам вряд ли удастся, а вот ухудшить...

Ага. Как меня здесь, оказывается, любят - так стараются, чтобы я не дай бог своё положение не ухудшил.

– Чего вы хотите?
– спросил я, перебивая плавное течение его речи.

Адвокат снова закашлялся. Простыл он, что ли?

– Подпиши бумаги, - без лишних заморочек брякнул следователь.
– Отказ от апелляции, и мы тут же оформляем идентификацию личности, а через десять минут сможешь увидеть мать. Она здесь, ждёт свидания. А иначе вы у меня ещё полгода только доказывать будете, что ты - Джалис, а не хрен из Норы.

Адвокат продолжал натужно кашлять, аж весь покраснел, бедняга. Видимо, кашель помешал ему услышать слова следователя.

– Покажите бумаги, - сказал я.

Документ был составлен в простой и категоричной форме: отказ от права на апелляцию, без объяснения причин, без каких-либо оговорок.

Я подписал - настоящей подписью.

Следователь почти сумел сохранить непроницаемый вид.

14.

Комната свиданий почему-то вся была в белых тонах - потолок, стены, даже пол; прозрачная стеклопластиковая перегородка посередине почти не замечалась глазом и идеально резонировала звук - голос собеседника звучал совершенно естественно. Два белых вертящихся кресла по разные стороны перегородки совсем терялись в пустом пространстве комнаты.

Мама казалась испуганной, какой-то чужой в этом холодном, ослепительно-светлом помещении.

– Данилка, - сказала она, увидев меня. И всхлипнула.
– Как ты вырос.

Я опустился в кресло, чувствуя предательскую слабость в ногах.

Как бы мне заговорить - и быть уверенным, что не подведёт, не задрожит голос?

Мама выглядела постаревшей.

Сколько я не видел её? Немногим больше года?

А она смотрела не отрываясь, даже не моргая, будто боялась, что стоит сморгнуть - и сын опять исчезнет в неизвестность.

Ох, мама.

Она вздохнула почти неслышно.

– Мальчик мой. Тебе тут совсем плохо.

Это не было, в общем-то, вопросом; но я ответил:

– Нормально, мама, - голос не подвёл.
– Всё ничего. Не выдумывай себе всякие страшилки, ладно?

Мама всхлипнула, полезла в сумку за платком.

– Как ты узнала?
– спросил я.

– В новостях, - отозвалась она.

– Вчера вечером... О самом-то ограблении уже давно шумели, потом попритихли. А вчера - новый ролик, рассказали про суд, про приговор... И вдруг - твоё лицо. Я глазам не поверила... Я ведь думала, ты в космосе давно.

Мама так и не нашла платка, как-то неловко, непривычно принялась вытирать глаза открытой ладонью.

– Как же я мог в космос, мам, - проговорил я грустно.
– Кто б меня без документов нанял.

Она сказала:

– Конечно.

И слезы потекли уже потоком.

Ну почему я такой болван.

– Вон платок, мама, - подметил я.
– Справа, на пол упал.

– Спасибо.

– Не плачь, пожалуйста.

– Я понимаю, - кивнула она, торопливо сморкаясь, зачем-то засовывая скомканную тряпицу на самое дно сумки.
– Всем врала, и себе вот вру по привычке. Конечно же, понимаю, что ты не мог улететь. Только я представить себе не могла... Не знала, что и думать. Где искать... Я...

– Мам, успокойся.

– Ты ведь всегда был таким умницей, Данил... Я надеялась, может, ты нашёл какой-то выход...

Я вот и нашёл. Только не все получилось. Правда, этого я говорить вслух не стал. Зачем?

Так что я просто спросил:

– Как вы там, мама? Как Роман?

– Ему лучше. Я наняла сиделку, но он и сам теперь чаще в сознании, и боли прекратились. Про тебя спрашивал недавно.

– А деньги на сиделку?

– Хватает. Мне ведь немного надо, Данил.

– Ты работаешь?

– Как всегда.

Мама замолчала, отвела глаза, покусывая губы; посмотрела куда-то в потолок, словно это могло помешать пролиться новым слезам.

И вдруг спросила:

– Почему ты не вернулся?

– Что?
– не понял я.

– Ты настолько меня ненавидишь?
– выговорила она - и тут же закусила губу, отвернулась, прикрывая ладонью лицо; я услышал сдавленный звук сдерживаемых рыданий.

– Мама, - сказал я растерянно, чувствуя странную пустоту в груди.

Не хватало только начать рыдать сейчас с ней за компанию.

– Мам, ты что? Что ты такое... Мама!

– Я ждала...
– она ревела уже в голос, только зачем-то все прикрывала лицо; будто боялась, будто что-то особенно постыдное было в том, если я вдруг увижу её плачущей, именно увижу, будто не должно ни в коем случае такого произойти.
– Каждый день... Шла с работы, думала - вот приду, и ты... дома... Проверяла сообщения, вдруг ответ, и...

– Сообщения?
– тупо повторил я.

– Потом поняла, что не будет ответа, и... Вот тогда я решила, что ты всё же улетел, или...