Псих. Дилогия

– Как к этому относились ваши родители?

– Мы без отца росли. А мать не знала, мы скрывали от неё.

– Почему?

– Она была бы против.

– Где теперь брат?

– Дома. У него ПСНА.

Черта с два ты его расспросишь, добавил я про себя. Поди, проверь мою версию, умник.

– И судьба брата тебя не пугает?

– Конечно же, пугает. Я бы и не притронулся к симбионту, если бы деньги так дозарезу не были нужны.

Кажется, я сумел вложить в голос ту долю мимолётного отвращения, что подмечал обычно у других людей.

– А зачем, кстати, тебе нужны были деньги?

– А вот это не ваше дело, - огрызнулся я грубо.

Потом пожал плечами и добавил уже мягче:

– У меня были свои планы. Я хотел покинуть планету, посмотреть мир. А мать без сиделки зашивалась. А я в сиделки на всю жизнь тоже не нанимался, понимаете?

Это он съел не усомнившись. Ладно, пусть считает меня подонком, плевать. Так ему легче будет поверить в мою искренность.

– Расскажи-ка подробней про подготовку.

Об этом я говорить был готов - недаром в своё время читал о нейродрайве всё, что только мог найти. В целом картинка получилась, по-моему, вполне правдоподобной. Уязвимым выглядело одно место - мой возраст; но тут завираться было слишком опасно. Если полковник разумно подойдёт к разговору с матерью, наверняка он её на информацию раскрутит.

Ну, что ж возраст. Учат же грудничков плавать.

– А сам ты тогда летал?

– Один раз.

– Почему только один?

– Ну, брат побаивался все-таки. Подключаться-отключаться он меня учил, а взлететь не разрешал. И я как-то раз украдкой...

– Это был флайкар?

– Бифлай. Учебный.

– Ну и?

– Полез сразу вверх, выскочил из атмосферы и отключился. Не в смысле - от леталки, а в смысле - сознание потерял. Так что сам полёт почти и не помню.

– Что-то ты больно многое не помнишь.

Я пожал плечами.

– Так то когда было-то... И длился весь полет, может, пару минут от силы. От брата влетело потом... А мама вообще была в шоке, она ведь не знала ничего.

– Таблетки какие-нибудь принимал?

– Конечно. Брат говорил, без них нельзя. Красные такие капсулы, по две штуки.

– А в других случаях?

– Тоже. Каждый раз. А на дело шёл - выпил четыре.

– Почему?

– Боялся, стрелять будут.

– Стреляли?

– Задели один раз краешком.

– И как ощущения?

– А то вы не знаете. Будто в меня всадили.

– Но сознания не терял?

– Да я от тех капсул словно пьяный был. На трезвую голову я бы, наверное, такого не вытворял.

– Хорошо живут в Норе, - хмыкнул полковник.
– Симбионт понадобился - достали, препарат - достали. А мы все сюсюкаем - бедняжки, нищие.

– А я про Нору ничего не говорил, между прочим, - буркнул я недовольно.

Мосин махнул рукой.

– Да ладно. Я не мент, меня эта тема слабо волнует. Так значит, после того случая в, хм... младшем школьном возрасте и до нынешнего года ты с симбионтом не летал.

– Нет.

– Вообще не подключался?

– Нет.

– И как пошло... после перерыва?

– Первый раз трудно. Долго возился. А потом ничего, вспомнилось.

– И как вообще... впечатление?

– Ну...
– я помолчал. Не сфальшивить бы...
– Это могло бы стать увлекательным, если забыть, чем это грозит.

– Так вот, значит.

– Да, - согласился я.
– Пожалуй.

Мосин снова принялся барабанить по столу пальцами; на этот раз я даже узнал ритм - "Марш космодесантников", времён прошлой войны, нынче почти забытый. Интересно, - подумал я, - а кто сам полковник? Летун? Медик? Службист из какого-нибудь особого отдела?

Полковник выстучал не менее двух куплетов прежде, чем сказать:

– Хорошо. Я тебя беру.

– Куда?

Мосин поднял тонкие изломанные брови.

– В штрафбат, разумеется. На Варвур. А ты что подумал?

– Что надо подписать?
– спросил я устало.

– А-а, - полковник снова нарисовал у себя на лице эту пародию на улыбку.
– Не доверяешь. Осторожный мальчик; одобряю. Ну, бумаги сейчас сообразим, мне ещё с "гасом" разбираться. Сначала, конечно, будет учебка - надо же проверить, что ты умеешь, а чему стоит подучиться. И полечить тебя, судя по всему, не мешает. Мне солдаты нужны, а не инвалиды. А дальше - всё в твоих руках, парень. Только в твоих.

Признаюсь честно - я пытался читать бумаги, изо всех сил пытался. Но буквы двоились, троились и расплывались, и в конце концов я сдался и подмахнул документы, не поняв в них ни слова. Мне уже практически было всё равно.

И ещё. В тот момент я не чувствовал ничего. Совсем ничего - кроме огромной, неподъёмной, смертельной усталости.

Псих. Отрыв

1.

Учебка штрафбата располагалась на планете, носившей имя поэтическое - Чайка. Наверное, романтиком был капитан древнего межзвёздника, впервые увидевший это небесное тело, постоянно покрытое пенистой шапкой белоснежных облаков, несущееся мягким пушистым шариком сквозь бесконечную пустоту космического пространства. А может быть, воображение капитана взбудоражили пейзажи самой планеты - бескрайний океан, то тут, то там взрезаемый острыми гранями скалистых островков, у обрывистых берегов которых вечным варевом вскипают буруны. Чаек здесь, правда, не было; их когда-то пытались завозить - как везде и всегда тащил за собою человек привычные для глаза виды флоры и фауны, безжалостно вытесняя ими исконные. Но чайки не прижились; не прижилась в океане рыба, водоросли и даже фитопланктон. Планета с гордым именем Чайка упорно отторгала все чужеродное, оставаясь такой же дикой, холодной и пустынной, какой была до пришествия человека.