Псих. Дилогия
Шрифт:
Роми, закусив губу, дёргаными, неверными движениями торопливо застёгивала халат.
И вдруг закричала тонко, визгливо:
– Не смей меня осуждать!
Я стоял и молчал, пока не удалось усмирить бешеную, сотрясавшую всё тело дрожь, загнать её куда-то в кончики пальцев; руки, безжалостно мочалящие жёсткие стебли цветов, я спрятал за спину. Потом выговорил одеревеневшим голосом:
– Я. Не осуждаю. За что?
– Данил.
– она потянула руку к моей щеке, но я отстранился; тонкая кисть беспомощно повисла в воздухе, отдёрнулась.
Я
Роми сказала:
– Я рада тебя видеть, правда. Данил, правда! Данил... Не уходи так. Выслушай меня. Пожалуйста...
Я стоял и слушал, а она говорила, одну за другой ломая в пальцах такие знакомые тонкие сигареты с золотым ободком. Закурила наконец, сломала снова. Закурила другую...
– Я, наверное, не смогу объяснить. Я хотела бы, так, чтобы ты понял. Это так всё... трудно, а понять... Ещё труднее, я знаю, но... Хотя бы выслушай. Всё не так, как кажется... Всё не так! Я виновата, жутко виновата перед тобой, только... Как же мне... Что же мне делать, Данил? Я...
Затягивалась она торопливо, жадно, а потом забывала про зажжённую сигарету, и та догорала; падал на пол, на халат серый пепел.
– Ты мне дорог, Данил. Ты мне по-настоящему дорог. А Скай... Это была ошибка, конечно... Глупость... Я... Ну, я скучала... Нет, не то. Я боялась. Страшно боялась, что могу тебя больше не увидеть. И не потому, что... А просто... Я ведь намного старше. Тебе дадут рано или поздно досрочное, не могут не дать. И что тебе тогда я? Старая вешалка... Я ведь неудачница, Данил. Не в работе, нет. По жизни... Мне всегда нужно было что-то... Чего, казалось, не существует...
Тлеющий огонёк добрался до фильтра, выпустил струйку дыма, потух. Ро вытащила другую сигарету, прикурила снова.
– Так бывает - ждёшь, ждёшь, а дождёшься - и не узнаешь. Выпустишь из рук... Потом поздно... Гадай - было ли, не было... Я глупости говорю, да? Так путано всё...
Тонкий, длинный столбик пепла лёг на белый воротник, рассыпался хлопьями, взметнувшись от движения её волос.
– Понимаешь, он вдруг напомнил мне тебя... Это было, как... Весточка, что ли? Или... воспоминание. Пережить снова...
– Роми дёрнула головой, в уголках глаз набухли, налились упрямые, злые слезинки.
– Ну, я дура, конечно, дура! Оказалось всё не то... И теперь вот...
– она растерянно развела руками.
– Но я же не могла, ты понимаешь? Не могла так поступить тоже... Он был тут такой жалкий, потерянный... Данил? Ты что, Данил?
Я выдавил хрипло:
– Ты и меня тогда так... пожалела?
А она сказала:
– Боже, какая же я идиотка.
Я шёл, почти бежал по коридору, и Роми ещё что-то кричала мне вслед, не смущаясь множества любопытных и бесстыдных глаз... Потом отстала...
Уже в леталке нахохлившийся, взъерошенный Скай вдруг заговорил запальчиво и отчаянно:
– Я не знал, что вы с ней... Не знал! А ты бы отказался? На моем месте - ты бы отказался?!
Я хотел дать ему в морду. Потом передумал.
Скай
дёрнулся от моего движения, отшатнулся, крикнул хрипло:– Ну, бей!!!
Отвернувшись, я устроился в кресле. Приладил захваты.
– Псих, я не знал, что ты и она...
– уже совсем другим тоном проговорил мне в спину Скай.
– Что она... Что вы... Правда. Честно! Потом узнал... Но уже...
Я помолчал, потирая руками лицо. Сказал устало:
– Заткнись.
– Псих, она расспрашивала о тебе. Правда. Я потому и понял... Даже обиделся поначалу. Только о тебе и...
– Заткнись.
Ещё помолчал и добавил:
– Никогда не говори со мной об этом.
Долетели мы без приключений.
***
Роми погибла два месяца спустя. Я узнал об этом случайно и с опозданием, когда уже даже тела её - или того, что от него осталось - не было на Варвуре; так что мой первый порыв - мчаться, спасать, успеть вопреки всему что-то изменить - остался невостребованным. Был терракт в госпитале, начался пожар; она и ещё двое врачей экстренно извлекали пациентов из "аквариумов", а другие выводили. Вывести успели почти всех, когда раздался второй взрыв. Роми потом опознали по идентификационному жетону.
Я пошёл вразнос... Помню, как хотел лететь, бомбить и взрывать, разметать всё в пух и прах, пройтись огненным валом по этой сволочной планетке - меня остановили, просто физически не пустили к леталке, кто-то вовремя сообразил. Помню, как бился дико, как меня держали. Рвался, шипя от ярости, и вырвался, кажется; помню детали - рот чей-то, искажённый в оре, нос, в кровь расквашенный... Заломали - прижали к бетону - помню, руку кто-то подсунул волосатую, и как я в неё зубами... Прибежал Док со шприцем... Дальше совсем смутно - лекарство то ли работало недолго, то ли подействовало слабо... Снова дрался с кем-то... Кажется, я всё-таки набил морду Скаю. Или то уже были глюки?
Очнувшись, я долго не мог понять, где нахожусь. Не казарма - точно. Вроде, не губа. И уж совершенно определённо не лазарет...
Потом дошло. Каморка в ангаре, та самая, Тарасова. Я лежу на раскладушке. Почему-то не могу шевельнуться.
– Ну вот, - произнёс кто-то.
– Глядите, очнулся. А вы - в медчасть, в медчасть... Фуфло наша медицина. Не видели, что ли?
Я узнал говорившего - Скай. Присмотрелся... Батюшки светы, это что же, это я его так?
Рядом ребята - Дин, Джуба, даже Лёнчик где-то на заднем плане... Набились в каморку, не повернуться. Стоп. Почему же я двигаться-то не могу?
Скай придвинул табуретку, сел рядом.
– Ну ты как?
– спросил.
Я выговорил хрипло:
– Двигаться не могу.
Вокруг хохотнули.
– А кроме?
– Голова болит дико.
– Это ничего, потерпишь. Так развязывать, что ли, уже тебя? Драться не будешь?