Псих. Дилогия

Я не помню уже, в какой именно момент этой недолгой, но дико напряжённой схватки я услышал по связи вопль Орла:

– В меня стреляют!

Всё, что я мог - это дать ему команду "огонь".

Некогда было даже бросить что-нибудь банальное вроде "держись, парень".

А чуть погодя я услышал:

– Цели поражены, сектор чист. Я ранен, ухожу на базу.

Слишком хладнокровно для новичка, чересчур по-уставному звучал его доклад, но в горячке боя я не обратил на это внимания. Подумал только - "молодец, салага".

К нам шло долгожданное, подзапоздавшее теперь уж подкрепление - две тройки из соседних квадратов. База спохватилась.

Я ещё утюжил ущелье, заново придирчиво вглядываясь в каждый камень, когда услышал приказ базы занять шестой сектор - тот самый, где обстреляли Орла. Приказ был адресован не мне - Даку, ведущему одной из троек.

Как так вышло, что и Дак, и его первый ведомый подставились под наведённый в упор с удобнейшей, практически открытой позиции залп, я не знаю. Драххиры даже не дали себе труда прятаться, а Дак не был новичком. Но парни только заходили на патрулирование в сектор, минуты назад объявленный чистым.

И есть у меня...

Не подозрение даже. Страх.

Когда-то - со мной тогда летал Скай и, кажется, уже Тёмка - я услышал разговор по связи, не предназначенный для моих ушей. Два летуна - не помню, кто - трепались на своей волне; один спросил у другого, чью тройку они сегодня меняют.

Тот ответил:

– Психа.

– Хорошо, - заметил первый.
– После этих ребят я хоть уверен, что уж если сказали - "чисто", значит, чисто и есть.

Тогда, помню, я порадовался. Приятно сознавать, что хорошо делаешь свою работу...

На базе я первым делом направился к площадке, где стояла леталка Орла.

Он ещё был у машины. Прислонялся изнеможённо к корпусу, и Док светил ему в зрачки своим приборчиком.

Я прислонился рядом. Быстро вошёл в слияние, прямо снаружи. Док покосился на меня неодобрительно.

Совершенно целая леталка. Ни одного следа - ни плазменного, ни лучемётного, не говоря уж о взрывных. Ракет, тем не менее, действительно не хватает.

Промазал с перепугу? Не разглядел? Это может быть, конечно.

Я спокойно дождался, пока Док выскажет свой вердикт, пригласит парня на тесты и удалится. Проговорил негромко:

– Рассказывай.

– Что ещё?

Не понравилось мне, как он шарахнулся. Тон наглый, а глаза бегают. И страх в них - не тот, многократно мной виденный, в котором прикосновение смерти отражается. Скорей как у крысы, спёршей кусок мяса и боящейся, как бы не отобрали.

Я сказал:

– Слушай, парень. Нам летать с тобой ещё. То, что ты из боя удрал на целой машине, я тебе на первый раз прощу. Показалось в горячке; бывает. Но сейчас ты мне честно, как на духу, расскажешь, что там было, что ты видел, что делал и куда стрелял. Мне надо знать, понимаешь?

– Зачем?
– прищурился он.

– Затем, что мне с тобой летать.

Орёл поёрзал глазами по сторонам.

И вдруг прошипел по-змеиному, брызгая слюной:

– Заложить меня хочешь, да? Думаешь, ты самый умный здесь?

– Ты о чём?

– Знаешь ты, о чём. Думаешь, я не понял, как это делается? Как очки набираются? Думаешь, ты один сообразил, как выживать-то тут, а? А, старожил? А других заложить, чтоб всерьёз гробились?

Я не сразу понял, о чем он говорит. А Орёл подмигнул похабно, пропел обрётшим силу голоском:

– Рука руку моет, а Псих? Нам-то сверху лучше видать. Так что ты уж меня не держи за лоха тупого. Лохи пусть под выстрелы сунутся. А мы с тобой тихонечко, ты за меня, я за тебя, и оба проживём подольше, ага? А? А-ах!

Он захрипел, получив ребром ладони по кадыку - не так, чтоб убить, но так, чтоб забыл на какое-то время, как дышать - и только задавленно булькал горлом, когда я впечатал его в корпус леталки, хорошенько взяв за грудки. Он был выше меня и изрядно крупнее, но не сделал даже попытки сопротивляться. А когда я зажал предплечьем его шею, рыпаться было уже поздно.

Видимо, я с самого начала взял с ним неправильный тон. Есть такие люди - любую доброжелательность воспринимают как слабость. Следовало окрестить его каким-нибудь "Червяком", вытирать об него ноги и держать в страхе - и я мог бы иметь преданную шестёрку.

Но мне это было не надо.

А летун из него не получится никогда.

– Думаю, я тебя понял, - я не отпускал его, а говорил тихо и размеренно, тщательно контролируя себя, чтобы не придушить всерьёз.
– Насчёт выживания. Ты удрал, как только увидел оружие, да? Удрал далеко и быстро. А ракеты выпустил в белый свет, как в копеечку. Тебе подвезло - никто не мониторил тебя в это время. Потом ты наврал, что ранен. Ладно. Знаешь, я даже могу всё это понять. Ей-богу. Не могу, - я усилил нажим на его шею, - не могу объяснить другого. Зачем ты орал на весь эфир, что уничтожил противника? Что сектор чист? Растолкуй уж мне, тупому. Зачем? Ты ведь мог сказать, что промазал. Что не уверен в результате. Мог сказать, что просто не видел, куда попал. Это нормально! Так зачем же? Ну?!

Парень начал икать, как только я принял руку, и икал долго и натужно; несмело потянулся утереть рот ладонью. Утёрся. Проморгался. Поднял взгляд - и подмигнул мне. Так же похабненько, как прежде, будто и не было всей предыдущей сцены; или скорей - будто именно такого он ожидал. Я даже отшатнулся - скорей от отвращения, чем от неожиданности; Орёл же просипел:

– А типа ты-то... Всех своих... В самом деле замочил, ага?

И продолжил, зашептал торопливо, постепенно прорезаясь голоском:

– Ты старший, я ж не спорю. Я ж не спорю. Тут нет вопросов, Псих. Я ж только того и возбухнул, что ты меня за лоха держать надумал. Я под тобой ходить согласен как скажешь. Я сразу понял, что тебя надо держаться. Ты мне верь, я никому, могила; лохи есть лохи, что ж я, не понимаю? Ты мне верь, я за тебя...

Я слушал и медленно кивал. Протянул руку - он напрягся, скукожился, но я всего лишь положил ладонь ему на плечо. Выждал. А потом резким движением содрал с его шеи симбионта.