Псих. Разбег

– На то ты и нейродрайвер, - дёрнул бровью лейтенант.
– Впрочем, не вижу, в чем ты тут нашёл проблему. Четверых будет более чем достаточно.

– Ребята все уверены, что пойдут на дело.

– Это всего лишь вопрос денег, Птаха. Разработка и подготовка - тоже участие в операции, так что свой кусок каждый получит. Поменьше, естественно, ну так ведь и риска меньше, а кусок все равно выйдет нехилый. Если дело выгорит, конечно.

Кот пожевал губами, добавил:

– Но, может быть, ты и прав. Уже пора всё это утрясти.

Вслед за лейтенантом я вышел из машины - и только теперь обнаружил, что на этот раз мне досталась жёлтая леталка, на бортах которой изображены весело отплясывающие ярко-розовые мартышки.

– Кот, - задумчиво поинтересовался я, - розовые мартышки тебя не смущают?

Лейтенант хмыкнул.

– На дело мы на этой тачке не пойдём, Птаха, - объяснил он мне тоном, каким разговаривают с надоедливым маленьким ребёнком.
– Это так, развлечение и тебе тренировка. Для дела мы леталку сопрём прямо в городе, я уже присмотрел, где. Всё будет чётко. Главное, сам не облажайся.

11.

В выборе леталки для "дела" наш лейтенант превзошёл себя - розовые мартышки перед этим просто бледнели.

По медленно просыпающемуся, ещё необычно тихому, только-только умывшемуся рассветными лучами городу мы пёрли напрямик через центр к заветному казино на ярко-красной, как бычья ярость, несуразной, как жук-богомол, и иллюминированной, как новогодняя ёлка пожарной машине, угнанной нами прямо из депо.

Время мы выдерживали чётко. На подлёте к крыше Кот дал знак, и я врубил сирену. Мощный бас пожарного ревуна заставил содрогнуться благополучных обывателей, ранними пташками спешащих поутру на хорошо оплачиваемую работу, и тех, кто в это же время с работы возвращается, удовлетворённый ещё одними спокойно прожитыми сутками; вырвал из сладкого утреннего полусна мирно дремлющих сторожей в пустых зданиях и заведениях; встрепенулись, показалось мне, даже листья деревьев на бульваре. Каждый из людей, наверное, с облегчением подумал в эту секунду: "Какое счастье, что это не ко мне".

На крыше казино двое охранников, только что подсадивших на подножку флайкара старичка-казначея и уже поднимавшихся следом, остановились и посмотрели в нашу сторону.

***

Вечер накануне ограбления я провёл с Ликой.

В этот раз я принёс с собой бутылку вина - ординарного красного.

– Можешь не пить, - сказал я суховато, прямо в дверях демонстрируя хозяйке свою покупку.
– Я сам выпью бокал, максимум два. Но орать не смей. Сегодня не смей.

– Я не буду, - отозвалась она тихо.
– Сегодня не буду, милый. И даже выпью с тобой немного. Только... видишь ли, Птаха, у меня нет бокалов.

Так что мы цедили кислое и терпкое вино из гранёных стаканов, мелкими глоточками, а вслед за каждым глоточком клали в рот по арахисовому орешку в глазури из чёрного шоколада, катали орешек на языке, чтобы глазурь чуть подтаяла, а потом раскусывали эту ароматно-горьковатую сладость, и снова делали глоточек вина.

– Остался один орешек, - вздохнула Лика, поднимая тёмно-коричневую горошину тонкими пальцами с ярко-алыми коготками.
– Возьми себе. На удачу.

Я покатал орешек по ладони и сунул в нагрудный карман.

– Нет, съешь!
– запротестовала Лика.

– Завтра, - пообещал я.

***

Тот из охранников, что уже стоял на подножке, соступил одной ногой вниз и так и застыл с обалдевшей рожей у открытого люка флайкара; второй неуверенно тянулся к лучемёту.

Бешено завывал ревун.

– Этих бей сразу пеной!
– крикнул мне Кот.
– Этих надо стопроцентно выключить!

Утяжелённая дверца люка вздрогнула и медленно поползла вниз, отсекая внутренности бронированной леталки-сейфа и от охраны, и от тех, кто вздумал бы на эти внутренности без должных оснований покуситься.

– Пену, Птаха!
– резко бросил Кот.
– Пора!

***

Весь вечер мы с Ликой почти не разговаривали.

Это не было напряжённым молчанием взволнованных людей. Скорее, наоборот - свидетельством покоя, воцарившегося в крошечной квартирке и в душах двух одиночек, случайно повстречавшихся и подаривших друг другу немного драгоценного тепла. В этот вечер мы молчали не порознь, а вместе, и редкие малозначащие фразы и реплики гармонично вплетались в это молчание, не разрушая его.

Только в первый раз пригубив вино, Лика спросила:

– Птаха, наверное, я должна сказать тост?

– Не должна, - качнул я головой, невольно вспомнив те многочисленные и пошлые банальности, которые обычно произносят люди в подобных случаях.

Подумал и добавил:

– Впрочем, если хочешь, скажи.

– Ладно.

Лика подняла стакан на уровень глаз и чуть-чуть накренила его; тонкая струйка темно-рубинового вина пролилась на стол.

– Это сегодняшнему дню, - улыбнулась она.

Взяла с комода ещё один стакан и, сосредоточенно нахмурившись, перелила в него ровно половину вина из своего. Отняла, не спросясь, мою посудину и долила третий стакан доверху.

– Это нам с тобой на завтра, - деловитым тоном сообщила она, выставляя полный до краёв стакан на комод.

Если я правильно понял, это и был её тост.

***

Напряжённая, мощная струя пены ударила по крыше, на глазах выращивая белоснежные айсберги и сугробы, сбила с ног и безжалостно швырнула о борт флайкара двоих не вовремя замешкавшихся охранников, потекла к "стакану", возле которого уже рвали с ремней лучемёты ещё двое, шибанула им под ноги, наддала напора - и в ту же секунду, прежде, чем я плюхнулся брюхом в пузырящуюся подушку, Кот высунулся из верхнего люка и швырнул первые газовки. Кидал он их связками по три штуки: две связки ушли к "стакану", две - прямо под броню флайкара. Это были даже не слезоточивки, а что-то более крепкое, парализующее; Кот предупреждал, что и в фильтрующих масках лучше не находиться в этой дряни долго, а то можно "поплыть".