Псих. Разбег
Шрифт:
– Вас ввели в заблуждение, - произнес я еще тише.
– Это был флайкар, а они просты в управлении. Меня учили... водить флайкар.
– Так значит, в штрафбат ты не подписываешься?
Сердце, по-моему, вовсе биться перестало.
– Почему же...
– забормотал я неуверенно.
– Если вы обещаете возможность досрочного... Подпишусь все же, пожалуй...
– У-гм.
Полковник забарабанил пальцами по столу - сначала беспорядочно, потом в дробном перестуке стал пробиваться какой-то маршевый ритм.
Я
– Что ж, - сказал он наконец.
– Не думаю, что мне стоит влезать из-за тебя в неприятности с гражданскими властями. Иди; доложишься старшему смены, в его распоряжение. И пусть пригласят следующего.
Я поднялся, не чувствуя под собой ног; дошёл до двери, едва не теряя сознание, толкнул её плечом. Дверь не шелохнулась.
– Стой!
– скомандовал Мосин.
– Кру-угом.
Я стоял, опершись на неподдающуюся дверь, лицом уткнувшись в ступенчатый металлический косяк, и боялся, что если оторвусь от этой опоры, просто упаду.
– Вернись, говорю, - повторил полковник.
– Сюда иди. Все равно там заперто.
Кое-как мне удалось оторвать непослушное тело от двери.
Мосин порылся в столе, вытащил ключи на цепочке - судя по виду, от наручников.
– Иди, иди, - поманил он.
– Дай, сниму. И садись, разговор только начинается. Ах, да. Присаживайся.
– Меня предупреждали, что ты крепкий орешек, - хмыкнул Мосин, когда я наконец уселся.
– Но интересно было убедиться. Сколько ты промолчал под следствием? Четыре месяца? Пять?
Я не ответил, и Мосин продолжил сам.
– Что-то вроде того, если я правильно понял. Дело еле успели в суд подготовить, а у них ведь шестимесячный лимит. Ты не знал? Конечно, кто тебе скажет. До последнего тянули, поверить не могли, что не раскрутят. Ну, я их как раз понимаю. Я, знаешь ли, тоже бы поверил, что ты трусоват и вообще размазня, если бы не посмотрел запись твоего полёта. На том броневичке с бифлайным движком. Не трудись возражать, сделай милость. Я неплохо осведомлён, как видишь.
Я прикрыл глаза. Засекреченная исследовательская клиника под плотной опекой военных быстро превращалась из размытого отдалённого миража в чёткую и неприятную реальность.
В отличие от тюрьмы, пожизненную.
Мосин улыбнулся - слегка растянул губы, так что уголки рта спрятались в глубоких вертикальных складках. Миг - и улыбку как смыло - то ли было, то ли привиделось.
– Значит, отношения будем строить так, - рублено припечатал он.
– То, что ты мастер баки забивать, я уже понял. Но сейчас ты мне расскажешь всё честно и откровенно - всё, что я пожелаю знать. А если в твоих откровениях мне померещится хотя бы нотка фальши... Ну, это мы просто решим, - полковник снова растянул губы в усмешке.
– Мозговой детектор, укольчик адексонала в вену. Мы, военные, ребята без предрассудков. Расскажешь, что ты ел на завтрак в постный день в трёхлетнем возрасте. Сомневаешься, что я могу это тебе устроить?
В этом я как раз не сомневался.
– Может возникнуть вопрос, зачем я вообще тут церемонии с тобой развожу, когда мог бы начать с адексонала, - жёстко продолжил Мосин, уже без тени усмешки.
– Объясняю. Дело не в щепетильности, отнюдь. Дело во времени. После такой прокачки ты для нейродрайва как минимум год пригоден не будешь. Меня это не очень устраивает. Но стоит мне засомневаться,
Я понял, что врать придётся виртуозно.
– Итак, - приглашающе кивнул полковник.
– Броневичок ты угнал при помощи симбионта.
– Да.
– Как?
– Подключился снаружи, открыл люк.
– Я удивлён, как следствие и суд сумели обойти этот момент.
– Они решили, что пилот запоздал с командой, и люк не успел закрыться полностью. Там некому было свидетельствовать - всех очень быстро выключили газом, так что никто толком не разобрался.
– Угу. Потом ты вошёл внутрь...
– Скорей, меня оторвали и затащили.
– Почему? Трудности с отрывом?
– А вы думали, я опытный нейродрайвер?
– злобно окрысился я.
– Так вам не повезло.
– Тс-с, тс-с. Ну, потом-то ты и сам справился.
– Я и раньше сам справлялся. Но не с такой же скоростью.
– Ладно. А раньше - это когда?
– Когда тренировались за городом, угнали флайкар. И ещё... когда брат меня учил.
Прости меня, Роман. Нет у меня другого выхода, кроме как тебя приплести. Я просто обязан создать у полковника впечатление, что у меня была подготовка перед тем, первым, полётом. Поверь только - если бы это было правдой, я был бы тебе до глубины души благодарен.
– О брате подробней, пожалуйста. Когда он начал тебя учить?
– Рано. Наверное, вскоре после того, как я пошёл в школу.
– Зачем он это делал?
– Ну, мы ведь не знали, что это опасно. Наоборот, тогда нейродрайв считался престижным. А я не слишком блистал способностями, учился с трудом. Так что он как бы давал мне дополнительный шанс. Кроме того, ему это просто нравилось.
– Как к этому относились ваши родители?
– Мы без отца росли. А мать не знала, мы скрывали от неё.
– Почему?
– Она была бы против.
– Где теперь брат?
– Дома. У него ПСНА.
Черта с два ты его расспросишь, добавил я про себя. Поди, проверь мою версию, умник.
– И судьба брата тебя не пугает?
– Конечно же, пугает. Я бы и не притронулся к симбионту, если бы деньги так дозарезу не были нужны.
Кажется, я сумел вложить в голос ту долю мимолётного отвращения, что подмечал обычно у других людей.
– А зачем, кстати, тебе нужны были деньги?
– А вот это не ваше дело, - огрызнулся я грубо.
Потом пожал плечами и добавил уже мягче:
– У меня были свои планы. Я хотел покинуть планету, посмотреть мир. А мать без сиделки зашивалась. А я в сиделки на всю жизнь тоже не нанимался, понимаете?
Это он съел не усомнившись. Ладно, пусть считает меня подонком, плевать. Так ему легче будет поверить в мою искренность.