Психоаналитическая традиция и современность

Любовь к другим и любовь к себе не являются альтернативными типами любви. У того, кто способен любить других, обнаруживается и любовь к себе. Словом, любовь к самому себе неразрывно связана с любовью к любому другому существу.

Любовь к Богу неразрывно связана с любовью к родителям. Если человек не изжил инцестуозную привязанность к матери, если он сохранил зависимость от поощряющего и наказывающего отца, то он не способен на зрелую любовь к Богу. В целом природа любви индивида к Богу соответствует его любви к человеку и проистекает из потребности преодолеть отделенность и достичь единения. Религиозный ренессанс лишь отражает возврат к идолопоклонству, такую трансформацию любви к Богу, которая соответствует структуре отчужденного человека, пребывающего в тревоге и лишенного принципов, веры и цели, кроме цели приспособления в конкурентной борьбе.

Фромм исходил из того, что в современном мире подлинная любовь встречается крайне редко, вместо нее наблюдаются различные формы псевдолюбви, свидетельствующие о ее распаде. Спасаясь от одиночества, двое людей образуют альянс против мира, и этот эгоизм вдвоем принимается за любовь, основанную на сексуальном приспособлении партнеров друг к другу. Основная идея подобной любви состоит в том, что стоит только сексуальным партнерам приобрести технические навыки, способствующие сексуальному удовлетворению друг друга, как между ними возникает то, что принято называть любовью. Однако, как подчеркивал Фромм, любовь не возникает в результате адекватного сексуального удовлетворения, скорее, наоборот, сексуальная гармония и даже овладение сексуальной техникой являются результатом любви. Все более распространяющиеся в современном мире психическая импотенция мужчин и фригидность женщин свидетельствуют о том, что главная их причина состоит не в недостатке знаний соответствующей сексуальной техники, а во внутренних препятствиях, делающих подлинную любовь проблематичной. Все более приходится иметь дело с различными видами патологии любви, включая невротическую потребность в любви, любовь-идолопоклонство, сентиментальную любовь, а также любовь, основанную на использовании проективных механизмов с целью уйти от собственных проблем

Главное условие возникновения невротической любви Фромм усматривал в том факте, что один или оба партнера сохраняют привязанность к родительским фигурам и переносят друг на друга чувства, ожидания и страхи, в детстве направленные на мать или на отца. Любовь-идолопоклонство связана с обретением людьми друг друга во взаимном поклонении, которое может превратиться в безумие вдвоем, основанное на тоске и отчаянии идолопоклонников. Сентиментальная любовь испытывается в воображении, а не в реальных отношениях с конкретным человеком. Основанная на проективных механизмах невротическая любовь включает в себя замещение собственных проблем тревогами из-за недостатков и слабостей партнера или проецированием этих проблем на детей.

Искусство любить предполагает, по убеждению Фромма, осуществление деятельности, требующей от человека относительного отсутствия нарциссизма, смирения, объективности и разума. Способность любить зависит от умения освободиться от инцестуозной привязанности к родительским фигурам, желания расти и развивать в себе созидательную ориентацию по отношению к миру и самому себе. Такое развитие предполагает наличие рациональной веры, означающей не конкретное верование во что-то, а присущее убеждению человека качество уверенности и твердости, а также мужества. Применительно к любви речь идет о вере в собственную любовь, в ее способность вызвать ответную любовь и в ее надежность. Речь идет о мужестве любить и быть любимым.

В конечном счете, любовь рассматривалась Фроммом как единство человека с кем-то или с чем-то вне самого себя при условии сохранения отделенности и целостности собственного Я или, иными словами, как удовлетворительный и здоровый ответ на вопрос о смысле человеческого существования.

Проблематика сексуальности и любви нашла свое отражение в размышлениях Р. Мэя, оценивающего состояние цивилизации второй половины ХХ века как шизоидное, характеризующееся тем, что люди оказались отчужденными друг от друга, не способными чувствовать и испытывающими боязнь близости. Такое положение людей в современном мире привело к искажению любви, которая стала восприниматься человеком в качестве угрозы его существованию.

В работе «Любовь и воля» (1969) Мэй обратил внимание на изменения, произошедшие в восприятии человеком сексуальности и любви, когда для многих людей любовь стала казаться редкостью, недостижимым идеалом и даже иллюзией, а секс – настолько открытым, доступным и вседозволенным, что он стал своего рода манией и спасительным средством от одиночества и бессмысленности жизни. В конце ХIХ – начале ХХ века Фрейду приходилось иметь дело с истериками, подавляющими свои сексуальные влечения, современные же пациенты открыто говорят о сексе, отличаются половой активностью и не испытывают нравственных сомнений по поводу частой смены сексуальных партнеров. Их жалобы касаются отсутствия чувств и удовольствия при наличии множества сексуальных контактов, не имеющих глубинного смысла и не приносящих радости. Если люди викторианской эпохи испытывали чувство вины, когда получали удовольствие от секса, то люди ХХ века чувствуют себя виноватыми, когда не доставляют удовольствие партнеру или не получают его сами.

С точки зрения Р. Мэя в современном мире наблюдаются явные парадоксы секса и любви.

Один из парадоксов состоит в том, что либерализация в сексуальной сфере привела к большей фригидности и психической импотенции, поскольку реализм секса подменил собой эротичность и любовь.

Второй парадокс связан с тем, что увлечение техникой секса, излагаемой в различных пособиях, оборачивается механическим «занятием любовью», сопровождающимся «тиранией оргазма», обезличиванием и отчуждением, не оставляющим места для страсти, смысла и удовольствия. Половой акт оказывается не запоминающимся событием, доставляющим волнение и радость, а рядовым эпизодом, временно заполняющим внутреннюю пустоту и одиночество.

Третий парадокс заключается в том, что достигнутая человеком сексуальная свобода, воспринимаемая, как правило, в качестве важного завоевания, в действительности превращается в новую форму пуританства, характерными признаками которого являются отчуждение от тела, отделение эмоции от разума и использование тела как машины.

Теперь грехом считается не удовлетворение сексуальных желаний, а неполное сексуальное самовыражение, нравственным – не реализация сексуальных влечений, а сдерживание либидо, психологически приемлемым – не любовь без секса, а секс без любви. Секс оказывается новым орудием, нещадно эксплуатирующим тело, но ограничивающим чувства, не способствующим эмоциональному общению и лишающим половой акт того разнообразия чувственности, которое свойственно любви.

Описывая парадоксы секса и любви и высказывая озабоченность по поводу техницизации секса, Р. Мэй проводил различие между сексом и эросом, считая, что в современном мире увлечение сексом привело к подавлению эроса. В своем первоначальном, восходящем к мифологии понимании Эрос как один из четырех изначальных богов (Хаос, Гея, Тартар) создал жизнь на земле, оживил фигуры мужчины и женщины. Эрос всегда выступал в роли прародителя и источника жизни в противоположность сексу, основная функция которого заключается в снятии напряжения. В этом отношении, как замечал Р. Мэй, секс представляет собой нарастание напряжения в теле человека и снятие этого напряжения, в то время как эрос является переживанием личностных интенций и смыслов акта. Конечная цель секса состоит в удовлетворении, в то время как эрос реализует желание и вечное стремление к расширению горизонтов собственного мира.

Если секс – физиологическая потребность, удовлетворение которой требует разрядки, вплоть до получения оргазма, то эрос – человеческое желание, связанное со стремлением испытать страсть, наслаждение и обрести новые переживания, расширяющие и углубляющие бытие в разнообразных его измерениях, включая эротические ощущения, философские, этические и эстетические формы, связанные с истиной, добром и красотой. Другое дело, что современная цивилизация всячески поощряет секс и подрывает основы эроса как творящего начала, низводя его до капризного Купидона, предпочитающего оставаться инфантильным и предающимся страсти, влекущей не к созиданию новых отношений, а праздному препровождению времени за карточной игрой.

В противостоянии секса эросу значительная роль отводится фактору времени, когда при всем стремлении продлить сексуальный акт (его длительность воспринимается с точки зрения повышенной потенции), секс без каких-либо прелюдий становится нормой жизни, поскольку время – деньги. Словом, по выражению Р. Мэя, спешка в процессе занятия сексом нередко оказывается бегством от эроса, требующего времени для совмещения реального и воображаемого, чувственного и переживаемого, сиюминутного и вечного.

Выход из сложившейся ситуации, характеризующейся наличием парадоксов между сексом и эросом, Р. Мэй усматривал в сопряжении любви и воли, проявлении того и другого как заботы, являющейся противоположностью апатии и источником нежности. В его понимании забота – это не только онтологическая основа человеческого существования, но и психологическая составляющая эроса, способствующая тому, что в каждом акте любви и воли человек создает самого себя, организует окружающий мир и устанавливает с ним отношения, соответствующие его представлениям об истине, добре и красоте.