Психологическое консультирование, психокоррекция и профилактика зависимости

В 1997 г. алкогольное и наркотическое опьянение во вступившем в силу УК России оказались исключенными из перечня отягчающих вину обстоятельств. Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» было отменено принудительное лечение наркомании лиц, совершивших преступление. Все эти годы наркотики оставались легкодоступными для населения. Через средства массовой информации и через рекламу пропагандировалось толерантное отношение к наркотикам. В образовательных учреждениях под видом профилактических программ внедрялись программы скрытой пропаганды наркотиков. Все это в совокупности привело к формированию молодежной культуры с высоким уровнем толерантности к наркотикам и их потребителям. Результатом такого либерального подхода к проблеме распространения наркомании является наличие в стране около 2,5 млн. наркопотребителей».

«В Швеции, – продолжают тему авторы [95], – на фоне подъема ультралиберальной волны в 1965–1967 гг. хранение наркотиков стало рассматриваться не как преступление, а как проступок. Было введено понятие «допустимых» доз наркотиков, которые выводились за пределы правового регулирования». В 1965 г. вне любой ответственности было хранение 1–2 г гашиша, нескольких пакетиков амфетамина с дозами до 0,2 г. В последующие годы допустимая граница наркотиков отодвигалась в сторону увеличения разрешенных доз. Одновременно в Швеции были закрыты муниципальные органы по поддержанию трезвости, алкоголизм и наркомания были объявлены заболеваниями, дающими право человеку на больничный лист, а со временем – на преждевременное получение пенсии в полном объеме. Ограниченному кругу врачей было разрешено назначать препараты, содержащие наркотики, для «поддерживающей терапии». В результате таких либеральных законодательных инноваций уже в течение первого года после этого в Швеции наблюдалось удвоение числа наркозависимых с ростом тяжелых последствий алкоголизма и наркоманий в обществе.

Такой же подход был использован в Российской Федерации, когда было принято постановление Правительства Российской Федерации от 6 мая 2004 года № 231 «Об утверждении размеров средних разовых доз наркотических средств и психотропных веществ для целей статей 228, 228.1 и 229 УК России», после чего только в одном Екатеринбурге за первые два месяца действия постановления смертность от наркотиков увеличилась в 18 раз. Этот либеральный антинаркотический закон продержался в России чуть больше года. В апреле 2005 года Правительство все же одобрило поправки в УК РФ, исключающие из кодекса понятия «среднеразовая доза» потребления наркотиков. Поправки определяют, что крупный и особо крупный размеры наркотических средств и психотропных веществ будут утверждаться специальным постановлением правительства. Необходимость этого связана с тем, что при введении в законодательство РФ понятия «среднеразовая доза» не было обращено внимание на то, что определить размер такой дозы для каждого наркотика весьма затруднительно. Кроме того, использование в уголовно-правовой норме понятия «среднеразовая доза» наркотических средств могло формировать в сознании граждан мнение о легализации оборота наркотиков. Либеральные подходы к регулированию наркооборота приводят к тому, что уличная торговля наркотиками фактически легализуется, поскольку большая часть торговцев носит при себе только «допустимые дозы».

В Санкт-Петербурге действуют криминальные группы, которые специализируются на производстве и продаже синтетических наркотиков (метадона, фенамина и т. п.); действуют ночные клубы, даже не скрывающие своей специфической направленности. В 2009 году в социологическом опросе петербургские студенты назвали более 35 клубов города, в которых осуществляется распространение наркотиков. [6]

Из материалов пресс-конференции заместителя прокурора города Санкт-Петербурга, 9 сентября 2010 года: «По инициативе прокуратуры с 6 ноября по 6 декабря 2009 г. была проведена акция «Наш город». На протяжении месяца граждане имели возможность использования круглосуточного многоканального телефона 004, по которому могли, не называя свои данные, сообщать о местах сбыта наркотиков. Информация эта фиксировалась в электронном виде и автоматически в течение 5–10 минут поступала через ГУВД в районное управление внутренних дел, где принимались меры по ликвидации точек наркосбыта. За месяц поступило около 3 тыс. сообщений граждан. И только за один месяц акции было ликвидировано свыше 1 тыс. адресов наркосбыта с задержанием лиц и с изъятием большого количества наркотических средств». [7]

6

http://www.gazeta.spb.ru/229087-0/.

7

Информацию можно найти по адресу http://www.ecad.ru/mn-pl09_01.html.

Можно себе представить, каковы же реальные масштабы наркотизма в нашем городе, если за один только месяц показательной акции было выявлено столько наркодилеров. Ведь у каждого такого дилера имеется не один десяток постоянных клиентов! Сколько точек продолжает функционировать – не сообщается, но, как заметил зампрокурора: «…некоторые участковые уполномоченные <…> доходили до маразма, они наклеивали объявления о том, что проводится акция, на дверях наркосбытчиков, и предлагали ЖЭКам усиленно мыть подъезды от шприцев». Завершает правоохранитель свой рассказ почти философски: «…все, что ни делается, все к лучшему, хотя бы подъезды помыли».

Глава 2. Аддикция как психолого-социальный феномен

2.1. Критерии определения понятия «аддиктивное поведение»

Термин «наркотическое средство» как и «психотропное вещество» включает в себя три критерия: 1) медицинский, 2) социальный, 3) юридический.

Медицинский критерий предполагает, что средство/вещество оказывает такое специфическое действие на ЦНС (стимулирующее, седативное, галлюционогенное и т. д.), которое является причиной его немедицинского применения и вызывает патологическое привыкание.

Социальный критерий предполагает, что применение данного вещества в немедицинских целях приобрело социально значимый масштаб, что оно может представлять собой угрозу для здоровья населения и порождать социальные проблемы.

Юридический критерий основывается на двух предыдущих и предполагает, что Министерство здравоохранения официально признает данное вещество наркотическим и включает его в список наркотических и психотропных средств.

Из этих дефиниций следует, что в категорию наркотиков, т. е. запрещенных для потребления населением психоактивных веществ, попадает лишь некоторая часть субстанций, вызывающих нежелательную психическую зависимость. Другие, часто не менее опасные субстанции, хотя и соответствуют медицинскому и социальному критерию, по тем или иным причинам законом не запрещены, и могут быть разве что ограничены для потребления лишь нормами морали, здравым смыслом и самоконтролем. Сюда относятся, например, алкоголь, табак или растущая с каждым днем линейка товаров из категории «химия в быту».

Согласно медицинской дефиниции, причиной употребления наркотиков является сам эффект воздействия некоторого стимула на сознание и самочувствие потребителя: возбуждающий, либо успокаивающий, либо порождающий в сознании яркие образы и т. п. Общеизвестно, что подобные эффекты могут быть достигнуты и без применения химических средств, естественным путем. Они возникают как следствие достижения человеком значимого успеха «в труде и личной жизни»; как результат взаимодействия человека с природой, познанием, искусством; они сопровождают процессы творчества или возникают в ходе полноценного человеческого общения и, наконец, они могут сопутствовать хорошо организованному досугу или заслуженному отдыху. То есть живой, творческий, деятельный человек достигает состояния удовольствия и радости посредством своего труда, внутренней работы, получает это как награду за полноценность и осмысленность существования. Потребитель же специфической «химии» получает свою эйфорию «дуриком», «на халяву», как «бесплатный сыр в мышеловке». Состояние заслуженной радости, как и состояние наркотического кайфа, не могут длиться вечно, и человек-деятель вновь погружается в работу, в реальную жизнь; а потребитель химии может продолжить свой кайф, может уйти от реальности, не вставая с места, просто приняв очередную дозу. В итоге регулярного потребления человек превращает себя в лабораторную мышь, зависимую от внешнего воздействия и неспособную контролировать происходящее внутренним усилием. Химия (алкоголь, наркотик) всегда выходит победителем, а платой за искусственную эйфорию становится сама жизнь потребителя.

Если причиной потребления «химии» является производимый ею эффект (изменение сознания и самочувствия), то что же может быть причиной самого первого употребления наркотика, когда человек еще не имеет личного опыта химической эйфории? Согласно расхожему мнению и опросам самих потребителей, такими причинами могут быть любопытство, скука, жизненные трудности, неинформированность о последствиях и т. п. Но почему «любопытным» любопытно именно что-то съесть, или выпить, или «вкурить какой-нибудь дури», и не любопытно открыть учебник, чтобы «вкурить» немного астрономии, математики, физики или истории? Почему бы им не прогнать скуку интересной книжкой или забегом на 10 000 метров, спортивным состязанием дворовых команд на пустыре или турпоходом по родному краю? Почему «жизненные трудности» им надо запивать алкоголем (то есть тушить пожар бензином)? Можно предположить, что все дело как раз в информированности потенциальных потребителей, причем очень специфической. Эта информация поступает потенциальной жертве ежедневно в неограниченном количестве, и она является рекламой, стимулирующей потребление. Весьма эффективной является прямая реклама, исходящая от друзей, приятелей, сверстников, уже испытавших на себе «халявный кайф». Первые эксперименты такого рода часто настолько «сносят крышу», что преображают человека, особенно молодого и житейски неопытного, в восторженного поклонника нового образа жизни. Он чувствует себя как язычник, «причастившийся святых таин» и обращенный в истинную веру. Он и ведет себя как новообращенный, то есть, открыв для себя «новые горизонты познания», восторженно делится со своим окружением обретенным опытом, с энтузиазмом и почти бескорыстно пытается указать им верный путь к счастью. Такая искренняя реклама даже более эффективна, чем циничная, безжалостно расчетливая стратегия наркодилера. Удивительно, что даже развитый интеллект и профессиональный опыт психолога не служат гарантией человеку от ухода в мир наркотических иллюзий. В 1884 г. знаменитый Зигмунд Фрейд опубликовал статью, под названием «"Uber Coca» в которой, он расхваливал «преимущества» кокаина, называя его «магическим» веществом. При этом Фрейд сам регулярно принимал кокаин. Он прописал его своей подруге, подсадил на кокаин своего лучшего друга, а также рекомендовал кокаин для всеобщего использования. Отмечая, что употребление кокаина приводит к «физическому и духовному упадку», Фрейд продолжал рекламировать его своим друзьям. [8] По данным Википедии, умер Фрейд от передозировки морфином, «мучительно страдая от рака полости рта, вызванного курением». Не менее поучителен опыт другого «обращенного» – известного американского психолога Тимоти Лири, наркомана и «ЛСД-гуру», подсадившего в 60-х годах прошлого века целое поколение молодых американцев на психоделики («кислоту»). [9]

8

//www.narconon-standard.ru/narcon/kokain/.

9

http://ru.wikipedia.org/; Т. Вулф. Электропрохладительный кислотный тест. – СПб., 2000.

2.2. Наркозависимость и аддиктивное поведение

Если наркозависимость понимается как зависимость «химическая» и достаточно четко определяется тремя критериями – медицинским, социальным и юридическим, то «аддиктивное (зависимое) поведение» включает в себя и другие, не только химические факторы и приводные механизмы. Применительно к превентологии термин «аддиктивное поведение» используется в литературе для характеристики таких поведенческих нарушений, которые возникают в результате злоупотребления психоактивными веществами (наркотики, алкоголь и другие ПАВ), изменяющими психическое состояние человека, однако речь здесь еще не идет о сформировавшейся психической и/или физической зависимости. Понятно, что никакой достоверной статистики относительно числа лиц с признаками аддиктивного поведения не существует, но можно догадаться, что число таких лиц в нашей стране могло бы поразить воображение. Недаром же исследователи говорят о «потерянных поколениях» молодежи в современной России [70]. И речь идет не только о тех детях и подростках, которые уходят в виртуальную реальность; наши дети уходят из самой жизни. Конечно, суицид – это крайняя точка саморазрушительного поведения, но ведь и оно мотивировано не столько фатальной патологией личности, сколько рукотворными психолого-социальными феноменами. «В наши дни суицидальное поведение не рассматривается как однозначно патологическое. В большинстве случаев это поведение психически нормального человека» [29].

С тезисом о «потерянных поколениях» нетрудно согласиться, посмотрев данные исследования ЮНИСЕФ «Смертность подростков в Российский Федерации» (статистика на Официальном сайте Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге):

• за последние 5 лет смертность подростков в возрасте от 15 до 19 лет находилась в пределах 108–120 человек на 100 000 населения данного возраста (это в 3–5 раз выше, чем в Европейских странах);

• 80 % смертей можно было бы предотвратить при своевременном обращении к специалистам;