Психология проклятий

Рог, появившийся на голове у Жодора неделю назад, тоже зашатался, заскрипел и упал наконец-то ему под ноги. На голове осталась только шишка, словно кто-то очень сильно ударил его по голове, но это как раз-таки можно было нивелировать коротеньким заклинанием.

Шерсть тоже выпала. Она осыпалась горкой на пол, благо, не на книги, а после превратилась в пепел под строгим взглядом Сагрона, сама себя подмела и пропала куда-то.

— Вы мой спаситель! — Жодор благодарно посмотрел на бутылочку. — Я свободен! На мне больше нет этого отвратительного проклятия!

— Я бы не ручался… — начал было Сагрон, но его явно не слушали. Едва ли не подпрыгивая, Жодор бросился прочь. Он проигнорировал и собственную дочь, вошедшую в подсобку, едва не сбил с ног несчастного Ролана, задержавшегося в дверном проёме, да и вообще, напевал песни не слишком цензурного содержания. Сагрон поражался, как обыкновенный человек мог так сильно радоваться новообретённой свободе.

— У него пропал хвост, — отметила Элеанор. — Странно, мама вряд ли позволила бы ему так легко отделаться.

— Это ваши семейные дела, — Сагрон не стал рассказывать ей о зелье. — Когда свадьба, влюблённые?

Ролан и Элеанор, как по команде, отступили друг от друга в разные стороны и сделали вид, что не услышали вопрос. Лантон, между прочим, ещё и шагнул так, чтобы оказаться подальше от своего друга.

Дэрри перестал удивляться его поведению уже давно. С той самой поры, когда он застал их — пусть и не подал виду, что что-то заметил, — на кафедре, Лантон стал сам не свой. Отношения Элеанор и Ролан, несомненно, скрывали, как и всякие научный руководитель и его подчинённая, Сагрон и сам так делал, но вот зачем было разрывать все контакты с внешним миром…

Так или иначе, Лантон, прежде довольно общительный, теперь разговаривал с кем угодно, но только не со своим другом. Он боялся его, словно огня, всякий раз сбегал на противоположный конец не слишком широкого НУМовского коридора, делал вид, будто бы не слышит, когда к нему обращается, и степенно отворачивался, стоило только Сагрону пройти мимо.

Дэрри не обижался. Ну, не хочет общаться человек — пусть и не общается.

— Да ну вас, — совершенно равнодушно пожал плечами он и покинул подсобку, оставив на столе все свои рабочие книги, которые при Жодоре столь уверенно и упорно искал. Сагрон подозревал, что сегодня наука ему точно не понадобится; например, по той причине, что был последний рабочий день недели, и он не сомневался в хорошем его завершении.

Главное задание — не попасться на глаза профессору Куоки. Но тот, впрочем, до того увлёкся Окором и своими инновационными часами, что не обращал ни на кого больше внимания. Порой Сагрону казалось, что на заседаниях господин профессор смотрел сквозь них и считал баранов в воздухе. Но это было, впрочем, тоже не его дело.

…Он успешно миновал кабинет заведующего, хотя пришлось промчаться мимо него, ещё и бесшумно — он не хотел быть приглашённым на очередной эксперимент с часами. В любом случае, в последнее время механизмов в жизни их кафедры стало слишком много. Сагрон уже почти поверил в собственную свободу, но после узрел то, что испугало его даже больше профессора Куоки: доцент Ойтко, держа Котэссу за руку, упорно втолковывала ей какие-то прописные истины.

— Литория! — Сагрон заставил свой голос звучать бодро, хотя видеть её хотелось меньше всего на свете. — Что-то случилось? О чём идёт речь?

— Собираю студенческую делегацию, что повстречает наших гостей с артефактом, — сообщила гордо Ойтко. — Мне надо, чтобы все туда пошли!

— Это аж через двадцатку, — удивился Сагрон. — Зачем же так рано искать добровольцев?

— Чтобы они не сказали, что заняты, и не успели как-нибудь открутиться, — пожала плечами Литория. — Я уже стрелянный воробей, прекрасно знаю, чем это обычно заканчивается. Ходят, крутят носом, рассказывают, что их слишком поздно предупредили. В этот раз так не будет! Так что, Котэсса…

— Простите, Литория, но студентка Арко мне нужна. Срочно, — Сагрон сделал такое серьёзное лицо, что Литория даже испугалась его строгого внешнего вида. — Я обязан переговорить с нею наедине.

— Это не может подождать? — грустно уточнила Ойтко. — У нас, между прочим, тоже деловой разговор.

— Это дело государственной важности! — возопил Сагрон. — Если мы не разберёмся с нашей проблемой, то на сессии будут проблемы у всей группы. Так что вы не имеете никакого права сдерживать Котэссу. Мне необходимо обсудить с нею определённые вопросы.

— Но…

— Доцент Ойтко, — он скрестил руки на груди. — Это не обсуждается. Студентка Арко, пойдёмте.

Котэсса сделала вид, что очень расстроилась, низко склонила голову и поплелась за ним с таким лицом, словно её отправляли на казнь. Платье — девушка редко их носила, а вот сегодня предпочла женственный наряд уже привычным брюкам, — кажется, очень хорошо содействовало образу невинной жертвы.

Сагрон открыл перед нею дверь другой подсобки, пропустил вперёд, вошёл следом — и закрылся изнутри на ключ. Доцент Литория, несомненно, уже устроилась под дверью. Она не то чтобы очень любила подслушивать, но, казалось, испытывала определённую страсть к преподавателям, что освобождали своих студентов от лишней работы в деканате. По крайней мере, она была готова стоять часами, сгорбившись, у двери и прислушиваться к чужим разговорам, если они были сопряжены с подрывной деятельностью, способной навредить студенческой дисциплине.

— Студентка Арко, — не громко, но и не шёпотом начал Сагрон, — во-первых, у меня серьёзные вопросы относительно посещаемости вашей группы… Студенты ходят хуже, чем пятый курс, а это, извольте, показатель.

— Из пятого курса, доцент Дэрри, занятие посещают практически все, за исключением больных, — пожала плечами Котэсса. — Разве вы не считаете, что наши четверо отсутствующих не могут быть последствием болезни?

— И почему же эта болезнь растянулась уже как минимум на несколько двадцаток? Я не выношу прогульщиков, Котэсса, и вы обязаны передать им, что ни о каком зачёте не стоит и думать. Они будут сдавать на одном уровне со всеми остальными, и, позвольте, вряд ли действительно сдадут.

Он склонился к девушке и тихо, так, чтобы этого Литория точно не услышала, прошептал:

— Почему ты в этом платье?

— Простите, но я никак не могу повлиять на состояние здоровья своих сокурсников! — возмутилась Котэсса. — А что, — это было сказано в разы тише, — разве мне оно не идёт?

— Брюки мне нравятся больше… — они просто прелестно ложились по фигуре, а платье — старательно эту фигуру прятало, и Котэсса об этом прекрасно знала. — Разве вы не проходили курс целительства? И, если они так больны, то почему я не вижу никаких документальных подтверждений! Позор, позор! Они могли бы придумать ложь поинтереснее.

Котэсса отступила к столу и покосилась на дверь. По её взгляду было видно, что она отлично знает о пагубной привычке доцента Ойтко и тоже не собирается попасть в её загребущие руки.

— Я не готова брать на себя ответственность за здоровье этих людей, — повела плечами Котэсса. — Но гарантирую, что делаю всё возможное, чтобы остальные в полном составе присутствовали на занятии.

— Этот вопрос придётся обсудить с господином деканом. Или с господином ректором, если уже встанет вопрос об отчислении! — он воскликнул последнее особенно громко. — Что она от тебя хотела?