Психология внимания
Шрифт:
С точки зрения внимания как деятельности психического контроля все конкретные акты внимания — произвольного и непроизвольного — являются результатом формирования новых умственных действий. И произвольное, и непроизвольное внимание должны быть созданы, воспитаны в индивидуальном опыте; у человека — всегда по общественно данным образцам. При планомерном воспитании внимания такие образцы должны заранее отбираться как самые успешные и перспективные — для каждой сферы деятельности, на каждом уровне развития. И можно надеяться, что поскольку теперь, в общем, известны и содержание деятельности внимания, и порядок воспитания полноценных умственных действий, задача планомерного формирования все новых и новых актов внимания уже не составит принципиальной трудности. Теперь решающее слово должно быть предоставлено экспериментальному исследованию [168] .
168
Такое экспериментальное исследование было проведено Л. С. Кабыльницкой (закончено в 1970 г.); его краткое изложение дано в статье Л. С. Кабыльницкой, помещенной в сб.: «Управление
Ю. Б. Гиппенрейтер
Деятельность и внимание [169]
Вопрос о природе внимания продолжает остро дискутироваться и в наши дни. Один из моментов обсуждения — старая альтернатива: является ли внимание самостоятельным процессом, или оно — сторона, аспект любой психической деятельности. В зарубежной когнитивной психологии эта альтернатива представлена сторонниками теории внимания как специального процесса блокировки, или фильтрации, информации, который обеспечивается работой особого блока [170] , и сторонниками того взгляда, что внимание есть проявление работы всей системы переработки информации [171] .
169
А. Н. Леонтьев и современная психология. Сб. статей. М., 1983.
170
Treisman A. M. Verbal language and meaning in selective attention.
– Amer. J. Psychol., 1964, v. 77.
171
Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М., 1974.
В советской психологии также явно присутствуют оба ответа: «внимание — направленность и сосредоточенность любой деятельности» [172] и «внимание — специальная деятельность контроля» [173] . Оба представления реализуют так называемый деятельностный подход к вниманию. В то же время они, как уже отмечалось, достаточно альтернативны. Вторая концепция возникла хронологически позже и содержит в себе критику первой. Однако, на наш взгляд, она способна объяснить значительно меньший круг фактов. Здесь мы попытаемся защитить указанную первую концепцию — представление о внимании как аспекте любой деятельности, придав ей, однако, несколько иную формулировку. Обратиться к этой теме нас заставляет убеждение, что потенциальные возможности психологической теории деятельности в отношении понимания природы внимания значительно превосходят те реализации, которые существуют к настоящему времени.
172
Добрынин Н. Ф. Основные вопросы психологии внимания. — В кн.: Психологическая наука в СССР, т. 1. М., 1959.
173
Гальперин П. Я., Кабыльницкая С. Л. Экспериментальное формирование внимания. М., 1974.
Однако прежде необходимо обсудить вопрос о том, что же такое внимание. Этот вопрос на протяжении всего существования научной психологии поднимался вновь и вновь. Разные авторы давали разные ответы, но и к настоящему времени здесь нет полной ясности и единодушия. В сложившейся ситуации лучше всего обратиться к фактической стороне дела и перечислить те признаки или критерии внимания, которые несомненны и признаются большинством исследований.
1. Первым по хронологическим основаниям, да и по существу, должен быть назван феноменальный критерий — ясность и отчетливость содержаний сознания, находящихся в поле внимания [174] . Для представителей психологии сознания этот критерий был главным и единственным. Однако очень быстро обнаружился его принципиальный методический недостаток — трудности использования его в интересах исследования внимания. Эти трудности оказались связаны не только с существованием плохо уловимых степеней субъективной ясности, но и вообще с трансформацией качества ясности в процессе самонаблюдения. В результате усилия психологов направились на поиски более «осязаемых», объективных критериев. И все же, несмотря на потерю монопольного положения феноменального критерия, он и теперь остается одним из наиболее важных и безусловных при описании явлений внимания.
174
Teuber Н. L. The brain and human behaviour.
– In: R. Held, H. W. Leibowitz, H. L. Teuber (Eds.). Handbook of sensory psychology. Berlin (W), 1978, v. 8.
2. К объективным относится критерий, который может быть условно назван «продуктивным» критерием. Он характеризует не столько сам «процесс» или состояние внимания, сколько его результат. Это — повышенное или улучшенное качество продукта «внимательного» действия (перцептивного, умственного, моторного) по сравнению с «невнимательным». В случае умственной
или перцептивной деятельности этот продукт имеет когнитивный характер: более глубокое понимание, более полное восприятие и т. п. В случае исполнительной деятельности речь идет о качестве внешнего материального результата.3. Следующий критерий — мнемический, критерий, который выражается в запоминании материала, находившегося в поле внимания. Хотя этот критерий также может быть отнесен к «продуктивным» эффектам внимания, его стоит выделить особо, хотя бы потому, что он — не прямой, а побочный продукт любого внимательного действия (если только речь не идет о специальном мнемическом действии).
4. Внешние реакции — моторные, познотонические, вегетативные, обеспечивающие условия лучшего восприятия сигнала. К ним относятся: поворот головы, фиксация глаз, мимика и поза сосредоточения, задержка дыхания, вегетативные компоненты ориентировочной реакции и т. д.
5. Наконец, последний по порядку, но отнюдь не по важности критерий избирательности, который по существу присутствует как бы внутри каждого из перечисленных критериев: он выражается в отграниченности поля ясного сознания от периферии сознания; в возможности активно воспринимать только часть поступающей информации и делать только одно дело; в запоминании только части воспринятых впечатлений; в установке органов чувств и реагировании только на ограниченный круг внешних сигналов. Может быть, ввиду обозначенной универсальности этого критерия ему придается в последнее время особенное значение, так что термины «внимание» и «селективость» во многих работах стали употребляться как синонимы [175] .
175
Treisman A. M. Selektive attention. Perception or response? — Quart. J. Exp. Psychol., 1967, v. 19.
Анализ экспериментальных и теоретических исследований внимания неизбежно приводит к выводу о необходимости учета всех или по крайней мере большинства перечисленных критериев. Дело в том, что в случае использования только одного из них «внимание» загадочным образом исчезает или, во всяком случае, исчезает уверенность, что речь идет о внимании и именно о нем. Подобный вывод мы находим уже в работах очень проницательного исследователя конца XIX в. Н. Н. Ланге [176] . Подвергая критике тенденцию того времени рассматривать «умственный моноидеизм» как единственный показатель внимания [177] , он замечает, что на основании этого признака к вниманию пришлось бы отнести, например, патологические состояния idea fixe. Чтобы избежать подобных смешений, указанный признак следует, по мнению Н. Н. Ланге, дополнить выявлением реакции организма и констатацией улучшения восприятия («внешний» и «продуктивный» критерии — см. выше). Аналогичным образом многие авторы начиная с Г. Гельмгольца и В. Вундта отмечали недостаточность для суждения о внимании признака внешних реакций или установки органов чувств (как хорошо известно, «пристальная» фиксация глаз далеко еще не означает сосредоточенности внимания). С той же уверенностью можно отметить недостаточность одного только продуктивного критерия: если действие осуществляется безошибочно и бесперебойно, это может быть следствием как очень внимательной работы, так и автоматизации действия, сопровождающейся, как известно, ослаблением внимания и даже полным отключением от него сознательного контроля.
176
Ланге Н. Н. Психологические исследования. Закон перцепции. Теория волевого внимания. Одесса, 1893.
177
Рибо Т. Психология внимания. СПб., 1882.
Итак, рассмотрение проблемы внимания в истории экспериментальной психологии показывает, что не только плодотворное исследование этого психического феномена, но и само его определение требует реализации одновременного многопланового подхода — подхода со стороны сознания, со стороны деятельности и со стороны физиологических процессов.
Временно отходя от непосредственной темы настоящей статьи, покажем, как метод многопланового анализа психики успешно разрабатывался в исследованиях А. Н. Леонтьева.
В истории психологии хорошо известны отдельные школы, направления и целые эпохи, в которых осуществлялось движение только в одном из названных планов. Таковы, например, «одноплановые» направления психологии сознания и поведенческой психологии, которые довольно быстро исчерпали свои объяснительные и эвристические возможности. Гораздо более стойкими и перспективными оказались «двухплановые» схемы. В планах сознания и физиологии начал работать еще В. Вундт, и за вычетом сугубо параллелестической вундтовской методологии это направление оказалось настолько перспективным, что породило особые смежные дисциплины — психофизиологию, нейропсихологию и др. Значительно более поздними и гораздо более близкими нам явились схемы, объединяющие планы сознания и деятельности, деятельности и физиологии. Они возникли и были существенно развиты в рамках отечественной науки, особенно психологии советского периода.
Краеугольное положение советской марксистской психологии о том, что сознание есть производное от бытия, деятельности человека, не только получило в трудах А. Н. Леонтьева общетеоретическую разработку, но и было использовано как эвристический принцип при конкретно-психологической разработке проблемы сознания. Если при этом в отдельных исследованиях А. Н. Леонтьев ограничивался анализом связей двух планов — сознания и деятельности, то всему стилю его научного мышления был присущ постоянный охват всех трех названных планов. Это сказалось и в том, насколько органически ему удалось вписать в категориальный аппарат психологической теории деятельности физиологические процессы в качестве реализаторов и средств деятельности; и в том, сколько места он уделял в других своих работах связям второй диады: деятельности и физиологических механизмов; и, наконец, в тех высоких оценках, которые находили у него работы других авторов, глубоко использующих «деятельностную» ориентацию при исследовании физиологических процессов.