Психология внимания

Акт внимания может рассматриваться и выступать на уровне операций, действий и деятельности. На него распространяются вскрытые А. Н. Леонтьевым закономерности движения и перестроек деятельности в ходе развития человека. Действительным основанием классификации видов внимания является место акта внимания в структуре деятельности. Так, вынужденное внимание, причину которого находят в определенных особенностях стимуляции (интенсивность, новизна, движение и др.), можно отнести к операциям, сформированным путем «прилаживания» в процессе филогенетического развития. Эти операции отвечают определенному и узкому кругу стимульных условий. Внимание выполняет здесь функцию деструкции ФФС той деятельности, которая происходила в данной ситуации, и актуализации ФФС восприятия этой стимуляции. Внимание эмоциональное обусловлено соответствием стимула с влечениями, желаниями или неудовлетворенными потребностями субъекта. Оперативные акты внимания в этом случае также детерминированы условиями, но, в отличие от вынужденного внимания, внутренними, а не только внешними. Операции этого вида внимания формируются в процессе онтогенетического развития как путем прилаживания, так и путем сознательной выработки (операции первого и второго рода, по А. Н. Леонтьеву). Здесь внимание выполняет те же функции, что и в предыдущем случае. К числу операций второго рода относится «привычное» внимание, обусловленное прошлым опытом субъекта. В этом случае внимание актуализирует механизмы, уже сформированные и специализированные для приема и обработки определенной стимуляции.

Итак, феномены непроизвольного внимания в целом соответствуют оперативному уровню актов внимания. Основные функции внимания этого уровня заключаются в актуализации специализированных, ранее закрепленных ФФС и в деструкции ФФС текущей деятельности.

Акты произвольного внимания занимают в общей структуре деятельности уровень действий. Цель внимания как действия заключается в том, чтобы «быть внимательным». Целеобразование акта внимания может произойти по ходу деятельности в качестве необходимого момента ее осуществления, а может быть и навязанным по команде или просьбе участников социального взаимодействия. Действие внимания реализуется с учетом внешних и внутренних условий, т. е. как совокупность определенных операций. На уровне действий круг возможных объектов внимания (т. е. ФФС) существенно расширяется. Человек все больше овладевает самим собой. Расширяется и круг функций внимания. Первостепенными и обычными становятся функции трансформации старых и построения новых ФФС. На этом же уровне происходит осознание самого акта внимания в виде чувства усилия. Переход от произвольного к послепроизвольному происходит в результате сдвига мотива на цель. Здесь внимание выступает на деятельностном уровне, его предмет становится мотивом, и, как следствие, акты внимания совпадают с «самодвижением» ФФС данной деятельности, направляются и регулируются этой ФФС. Осознание мотива внимания происходит в виде переживаний поглощенности деятельностью, интереса, смутного ощущения лихорадочной работы мозга и даже творческого экстаза.

Явления внимания не следует рассматривать как некие эпифеномены деятельности или работы физиологических механизмов. В зависимости от ситуации они выступают в качестве определенных компонентов регуляции, контроля и реализации актов внимания. Например, в той же задаче на бдительность поза и установка взора испытуемого реализуют актуализацию и поддержание ФФС зрительного обнаружения. Ясность и отчетливость образов предметов, находящихся в зоне возможного появления цели, афферентируют акты внимания и контролируют их осуществление. Переживание усилия или напряженности служит для регуляции направленности этих актов на мобилизацию новых, более адекватных структур зрительного поиска и обнаружения или перестройку первоначальных.

Основные свойства внимания (степень, объем, устойчивость) характеризуют, с позиций данной гипотезы, структуру и динамику не самого акта внимания, а его объекта, т. е. ФФС. Внимание можно считать исполнительным актом, подобно моторному действию, направленному на внешний объект. Но в отличие от последнего внимание преобразует объект внутренний, а не внешний. Можно предположить, что внимание действует на структуры ФФС моторным образом. Известные моторные теории внимания решали вопрос о его природе в плане прямого соотнесения сознания и физиологических механизмов. Выход в план деятельности позволяет иначе увидеть роль моторики в процессах внимания. Положения теории деятельности о развитии внутренней деятельности из внешней и о моторных звеньях психофизиологических функций указывают на существование моторного входа управления ФФС любых видов деятельности. Развитие и уточнение представлений о механизме воздействия внимания на структуры ФФС предполагают ассимиляцию и адаптацию основных идей уровневой концепции построения движений Н. А. Бернштейна.

В заключение отметим, что при изложении основного содержания гипотез деятельностной природы внимания мы намеренно не обсуждали их общие моменты и принципиальные различия, поскольку на данном этапе исследования сопоставительный анализ был бы преждевременным. Подчеркнем, что обе гипотезы построены на основе психологической теории деятельности А. Н. Леонтьева, которая допускает как инвариантную постановку проблемы внимания, так и ее решение в двух направлениях. Обе гипотезы находят свой «деятельностный знаменатель» для разнообразных явлений и функций внимания. Не исключено, что теоретико-экспериментальная разработка обеих гипотез в итоге приведет к объяснению компромиссного типа, в котором одну часть явлений внимания интерпретирует первая теория, а другую — вторая. Конфуцию приписывают следующее высказывание:

«Трудно поймать кота в темной комнате, тем более, если его там нет».

Первая гипотеза отвечает интуиции отсутствия внимания, а вторая — его наличия. В этом смысле они альтернативны друг другу, но разрабатывать и проверять их следует на общей методологической основе, параллельно и диалогично.

К. Черри Загадка застольной беседы [206]

Приведенные выше примеры иллюстрируют лишь некоторые из проявлений нашей поразительной способности воспринимать и распознавать знаки. Ничтожного указания бывает достаточно, чтобы мы могли сделать какие-то обобщающие выводы; такое указание вызывает в нас определенную реакцию, или, по крайней мере, мы можем так описать наши действия. Чем больший опыт в соответствующей области накоплен заранее, тем яснее выражена психологическая «установка» и тем в большей степени предопределена реакция. Нервная система человека — это «машина» такого типа, что она может успешно осуществлять свои функции при минимальном числе органов управления; она обладает колоссальной надежностью. Отчасти именно по этой причине она не похожа ни на одну из машин, сконструированных инженерами. Функционирование такой «машины» становится возможным только благодаря наличию у нее памяти астрономического объема, хранящей наши навыки реагирования. Жизнь людей представляет собой процесс непрерывного накопления опыта, т. е. сбора и упорядочения этого огромного запаса навыков, которые и дают нам возможность реагировать даже на ничтожнейшие осколки сигналов.

206

Черри К. Человек и информация. М., 1972.

Одна из важнейших способностей человека состоит в умении вслушиваться в речь только одного говорящего в присутствии других [207] . Эта «загадка застольной беседы» [208] является настолько общеизвестным явлением, что может считаться твердо установленным фактом. Еще не построена машина, которая могла бы выполнять такую операцию, т. е. по выбору выделять один-единственный разговор из нескольких происходящих одновременно (подобно тому как электрические фильтры разделяют различные телефонные сообщения). Причину этого понять нетрудно, и при наличии накопителя с соответствующим, достаточно большим объемом памяти можно ожидать хотя бы частичного успеха в решении этой проблемы. В свое время она вызвала некоторый интерес у автора этой книги, который наряду с рядом других экспериментов провел следующий [209] .

207

Cherry, Colin. The Cocktail Party Problem, Discovery, March 1962, p. 32.

208

«The coctail party problem».

209

Cherry Е. С. On the Recognition of Speech with One, and with Two Ears, J. Acoust. Soc. Am., 25, No. 5, Sept. 1953, p. 975.

Была сделана магнитная запись текста, считываемого вслух из книги (сообщение А), на которую затем была наложена запись другого текста (сообщение В), читаемого тем же диктором. В результате тексты оказались полностью перемешанными. Полученная запись была предоставлена в распоряжение незнакомого с текстами слушателя, и перед ним была поставлена задача отделить А от В. Слушатель имел возможность многократно проигрывать эту запись, прослушивая ее через наушники. Делать записи от руки ему не разрешалось; вместо этого он должен был диктовать понятые им части фраз для записи на магнитофоне. Удивительно, насколько успешно слушатель справился с этой работой, хотя ему пришлось преодолеть при этом немалые трудности.

Поскольку оба сообщения читал один и тот же диктор, здесь нельзя было воспользоваться различением по голосу, облегчающим разделение сообщений во время реальных застольных бесед. Кроме того, записанные сообщения прослушивались через наушники, чем исключалось действие бинаурального восприятия. Таким образом, были приняты меры, чтобы управление процессом выбора происходило только за счет остающихся различий в синтаксической структуре текстов двух сообщений и нашего огромного запаса речевых навыков, т. е. знания слогов и их предпочтительных последовательностей, акустических образов, различных выражений, стандартных оборотов, последовательностей слов и т. п.

Эти глубоко укоренившиеся навыки играют важную роль при распознавании речи. Запись речи, воспроизведенная в обратном направлении, звучит настолько не похоже на речь, что даже не воспринимается как таковая. Но когда на нее накладывается другая речь с измененным временным строем (что может быть достигнуто применением соответствующих технических средств), восприятие их на слух становится резко различным.

Насколько сильны эти навыки, иллюстрирует тот же эксперимент при условии, что накладываемые одно на другое сообщения А и В читает диктор-англичанин, в то время как разделить их пытается слушатель-американец. Хотя английский и американский варианты английского языка близки между собой, они полностью не совпадают. Вследствие этого слушатель-американец, разбирая и диктуя для записи фрагменты текста, невольно становится жертвой своих собственных речевых навыков. Он «слышит», например, такие слова, как «gotten» (got), «railroad» (railway), ash can (ash bin), которыми не пользуются англичане [210] .

210

Carey G. V. American into English, Wm. Heinemann, Ltd. London, 1953 (сравнительный обзор английского и американского языков).

Выше была подчеркнута важность прочно усвоенных речевых навыков на акустическом, силлабическом и синтаксическом уровнях, т. е. навыков воспроизведения определенных звуков и составления их последовательностей. Однако недостаточно внимания было уделено последовательностям и ассоциативным связям идей и знакомству испытуемых с обсуждаемым предметом, относящимся уже к семантическому уровню. Можно показать, что два перемешанных сообщения А и В были разделены слушателем благодаря разнице в их содержании. Некоторая аналогия с этим обнаруживается в том факте, что легче заучивать длинные предложения «осмысленного» текста, чем такие же по длине случайные последовательности слов [211] . Однако автор данной книги склонен придавать большее значение нашим синтаксическим навыкам, нашим знаниям звуков и их последовательностей, слоговой структуре и последовательности слов.

211

Miller G. A. and Selfridge J. A. Verbal Context and the Recall of Meaningfull Material, Am. J. Psychol., 63, April 1950, pp. 176–185.