Псы Господа
Шрифт:
Танька помедлила с ответом, как обычно и бывает при допросах с применением суггестии.
– Колька…
– Он сегодня был здесь?
– Ну…
– Да или нет?
– Да…
– Он сбежал?
– Не-а…
Понятно. Значит, юное художественное дарование сидит рядом на полу – и, согласно полученной инструкции, ничего не слышит из звучащего разговора. Пора и его включить в беседу…
Следующий вопрос адресовался Кольке:
– Почему русалка?
– Да так…
– А все-таки?
Светлов подошел к дверному проему, снова взглянул на потолочную роспись.
Колька молчал. Светлов задал вопрос его подружке – ослабив до предела невидимые путы, стянувшие сознание Таньки. Пусть почувствует себя собой. Почти собой…
Взгляд ее тут же стал неприязненным. И столь же неприязненно прозвучал контрвопрос:
– А тебе-то для чё?
– Интересно. Я журналист, ищу истории старые, – повторил Светлов однажды использованную легенду. – Говорят, что у вас тут девушки в русалок превращаться умеют…
Танька хмыкнула.
– Взаправду журналист? Так пиши про Пугачиху с Киркоровым…
Она демонстративно отвернулась.
Колька – почти вернувшись к обыденному состоянию психики – оказался более разговорчив. И объяснил происхождение сюжета:
– Слышал, ну эта… баланду одну. Бабка моя трындела, покойница… – Парень вытряхнул из пачки папиросу, сунул в рот и зашарил по карманам в поисках спичек.
– Держи, – кинула ему коробок Танька и тоже закурила – помятую, надломленную, до одури вонючую сигарету без фильтра.
Комментариев от Светлова не последовало.
– Ну эта… баба жила одна тут, в смысле девка, – Колька сплюнул, – и втюрилась в одного хмыря. А у его, ну эта… в обчем, не стоял на её. Не нужна она ему на фиг. А сама-то телка корявая, рябая-кривая… Ну эта… пошла она да и утопла в озере. Сама, значицца, утопла, своим хотеньем…
– В Улим-озере утопилась, – вставила его подруга, выдохнув струю дыма. Жестом, скопированным из мексиканского сериала, откинула назад волосы и одарила Светлова взглядом, который наверняка считала весьма сексапильным.
– Ну так… – продолжил Колька. – В Улиме… И русалкой, значицца, обернулась. Вся из себя блядовитая такая заделалась…
– Блядовитая – значит красивая? – уточнил Светлов особенности лексики юного живописца.
– Ну так… Во-о-о! – живописец ткнул пальцем в свое творение – прямиком в бюст восьмого номера.
– Понятно… Рассказывай дальше.
– Так эта… Чё рассказывать-то? Стала, значицца, русалкой, из себя блядовитой до одури, ни один мужик мимо пройти не могёт… А тот, в обчем, чувак ее встретил и запал конкретно, а она ему: вот те хер собачий, не дам ни хера…
Таню, к немалому удивлению Светлова, покоробило такое неромантичное изложение любовной истории. И она выдала свою версию последних событий легенды:
– Не-е, она ему так сказала: любовь моя к тебе в водичку озерную уплыла, рыбкой золотой тама плещется, нырни, мол, да поймай, тогда и дам тебе… – Татьяна облизнула
губы и томно взглянула на Светлова.– Ну так… – подхватил Колька. – В обчем, нырнул он, да не вынырнул.
– Почему? В любовь-рыбку поверил?
– Да хер его знает…
– От тоски любовной, – пояснила Танька с видом крупного знатока.
– Понятно…
– В газете пропечатаете? – спросила девчонка с вялым любопытством.
– Пропечатаю, пропечатаю… Ваши приятеля где? Домой сбежали?
Колька молча пожал плечами.
– Х-хе… Сбегут они, как же… – Татьяна с сожалением, как на дефективного ребенка, посмотрела на Светлова, затем перевела взгляд на сумку с дешевым портвейном. Облизнулась.
Ладно, пора заканчивать увлекательное знакомство… На секунду-другую Светлов призадумался: стоит ли отучать щенков гадить в местах, святых для их предков? Решил – стоит.
– Вылезай наружу, – сказал он Кольке командным тоном. – Веди сюда дружков. Скажешь – я ушел. Выполняй!
Колька полез наружу – вялыми, заторможенными движениями. Надо, коли уж выпала оказия, потренироваться в групповой суггестии – на относительно безопасных клиентах. Заодно и проучить эти жертвы алкогольных зачатий… Хотя Таньку, пожалуй…
– Сколько лет-то тебе? – спросил без малейшего нажима.
– Восемнадцать! – бодро соврала она.
Восемнадцать так восемнадцать.
– В твои годы пора переходить на более благородные напитки… Пойдешь со мной! Нечего тебе в этом гадюшнике делать. До утра праздновать собирались?
– Ну так… Девять «бомб» семьдесят второго, не хер собачий…
Светлов тяжело вздохнул.
Дела минувших дней – IV
Старый пруд. Лето 1932 года
Легенд в Щелицах всегда хватало…
Среди прочих, к примеру, рассказывали байку о сокровищах, привезенных здешним помещиком из далеких краев и утопленных якобы в парковом пруду. В других вариантах – о зарытых в парке.
Когда и как зародился слух, никто не помнил – народ тут нынче обитал в основном пришлый, присланный по разнарядке на торфоразработки, да так и застрявший после истощения пластов в окрестных болотах…
Но тем не менее в начале тридцатых годов одним из любимых досугов местной молодежи стал поиск клада. Ныряли в пруд и ощупью шарились в топком донном иле. Прочесывали дно баграми и якорьками-«кошками». Самодельными железными щупами тыкали под корнями всех мало-мальски приметных деревьев в парке.
Никто, конечно, всерьез не верил. Но время было такое – порой реакцией на самые нелепые слухи становились весьма серьезные оргвыводы…
Так и с кладом – кончилось тем, что председатель Щелицкого сельсовета приказал пруд спустить. Якобы для очистки от накопившегося ила, комары в котором плодятся в немереных количествах. По своей ли он действовал инициативе, или по указанию вышестоящих органов, – неизвестно.
Но любопытно, что ни до, ни после – за все семьдесят с лишним лет Советской власти – никому из местного начальства подобная альтруистичная идея больше в голову не приходила…