Псы Господни (Domini Canes)

За окном куранты начали отбивать десять томительно долгих ударов.

«Вот так отзвучит последний удар, затихнет в воздухе… и появится сам Дьявол с рогами. Глянет на всех нас, крутанёт вилами и… вот тебе и бабушкины сказки и церковные суеверия!» — думал президент, мрачно крутя в руках нож для разрезания бумаг. Академик говорил складно и обтекаемо… но на удивление сухо, как будто обсуждались проблемы, не имеющие к стране никакого отношения.

«А хорошо бы сейчас ахнуть кулаком по столу, выматерить всех к чёртовой бабушке и услать на Урал, к проклятому кокону. Коваленко жалуется, что людей не хватает… квалифицированных. Мол, всего навалом, деньги платятся такие, какие чернобыльским ликвидаторам отродясь не платили, а народу — нет. Средний возраст тех, кто от российского МЕНАКОМа у самого кокона жизнью рискует, сорок шесть лет. А и то сказать — откуда в российской науке молодёжи взяться?

— Олигархов пока плодили, от науки голый член остался, — сказал ему сегодня по телефону злой, как собака, Коваленко. — У меня доктора наук сами пробирки моют, фигурально выражаясь. Нет среднего научного состава. Ни лаборантов, ни техников грамотных, ни даже нормальных геологов! Мне же от них не разрешение на фундамент торгового центра нужно, а нормальные изыскания! У покойного Джефферсона три десятка молодых, спортивных, жопу рвут, в самое пекло лезут, а у меня военные врачи и полтора физика. Шиловскую, вон, взял. Всё-таки МФТИ заканчивала вместе с Романом Ковровым! Так мне её ещё натаскивать и натаскивать!..

Президент хотел, было, сказать, мол, знаем мы, в чём ты Шиловскую натаскиваешь, но промолчал. Говорят, они там чуть ли не у самого кокона целуются…

Впрочем, это хрен с ними, пусть они хоть на «чёрном саксауле» трахаются, но обидно… обидно, что этот удивительно въедливый и разбитной доктор физмат наук оказывается кругом прав. От китайской Академии наук чуть ли не целый железнодорожный суперсостав прибыл — тьма народу и все при деле… вплоть до дезактивационной и прачечной — всё работает. А у нас, как всегда, всё расползается и сыплется… и концов не найти, кому по голове лупить — друг на друга кивают.

Тот же Коваленко — титан! Сам Хокинс с ним теперь переписывается, математическую базу подводит под «теорию квантового сдвига». А вокруг кокона Игорь наш Антонович носится, как последний рядовой. А между прочим — заместитель председателя МЕНАКОМа! Потеряем такую голову — вторую не найдём.

— …как если бы современные учёные обнаружили в лесу святого отшельника, не желающего контакта, — сказал академик.

«Ну… вот я и нить потерял… в размышлениях своих горестных. Надо бы «Пикник на обочине» перечитать. Всё там рассказано, — все эти версии и домыслы. Нет, вот, точно ничего нового под луной не родится! И совершенно незачем было секретариату Академии сегодня доклад этот на цветном принтере печатать, да в красивую папочку «для президента!» любовно вкладывать. Открыл потрёпанную ещё в студенчестве книжку — вот они, версии. Все по полочкам разложены!».

Внезапно он ощутил острое раздражение. Чёрт бы побрал все эти предшествующие его правлению годы! Надо было того же Хокинса из той же Америки в ту же Дубну заманивать, золотое кресло с бриллиантовыми заклёпками дарить, в темечко целовать и мешками денег осыпать! Пусть бы читал свои физико-математические штучки нашим студентам. Лабораторию ему дать, толковый молодняк на полное гособеспечение поставить — только учитесь! Ан нет… прошляпили…. прождали невесть чего.

— Учёный не гриб. Сам собой от сырости не заведётся, — сказал сегодня напоследок Коваленко. — Также, как и квалифицированные техники и средний научный состав. У меня добровольцев — хоть отбавляй. Но кроме, как таскать и перетаскивать я их приспособить ни к чему не могу. Точка.

Вот так-то, дорогой товарищ президент. Мол, утрись. И крыть-то в ответ нечем. Кругом обгадили и платочка не дали. Хоть начинай оправдываться, мол, я-то что? Это ты у прежних спроси!

«А он ведь спрашивал когда-то! — с тоскою подумал президент, вспоминая личное дело Коваленко И.А. — Криком орал… ссорился со всеми…»

— …наиболее приоритетное направление, — с видимым облегчением сказал академик, закончив речь, и аккуратно передал президенту ярко-алую папку с прекрасно оформленным докладом.

— Спасибо, — сказал президент и повернул тяжёлую голову к сидящему справа. — Запишите: всё финансовое и материальное обеспечение президент держит под своим личным контролем.

«А вот взять бы и наделить Коваленко правами военно-полевого суда, — горько усмехнувшись, зачем-то подумал он. — По законам чрезвычайного положения! Вот бы вы все забегали…» Он представил себе ёлки и фонарные столбы Кремля, увешенные телами, и содрогнулся. Тьфу, ты, бред какой в голову лезет!..

Коваленко

После телефонного разговора с бывшей женой Зайкова, Коваленко чувствовал себя так, будто по ошибке откусил кусочек собачьего дерьма вместо «Сникерса». Правда, бабу тоже понять можно. На старости лет вдруг сваливаются на голову очень приличные деньги! И беспокоит дурную голову Ирины Леонидовны сейчас лишь то, что расфукает эти денежки тупая дочь-шалава, да спустит всё на свои наркоманские пристрастия сын-балбес. Умудрился же он потерять квартиру в Дубне ещё в середине 90-х, ударившись «в бизнес». Коммерческие деяния Зайкова-младшего привели к тому, что квартира ушла «по счётчику», а присмиревший бизнесмен Зайков устроился шестёркой к своему школьному товарищу. Развёлся с женой, уехал в Питер, алиментов не платил — обычное дело по нынешним временам. Впрочем, на наркоту засранцу денег, похоже, хватает…

Эх, Зайков, Зайков, Пётр Феликсович… так ты и не осуществил мечту свою — заработать на «двушку», осесть поближе к внукам и продолжать с удовольствием тянуть свою научную лямку до глубокой старости…

— А выйду на пенсию — накоплю денег и в Лондон съезжу, к Малахии Ферсману, — говаривал Зайков. — Посидим, русской водочки тяпнем. А то полжизни я невыездной был, а вторые полжизни только Ферсман ко мне и ездил раз в три года. Обидно, понимаешь, Игорёк, обидно! Ладно, хоть по электронке переписываемся каждый день. Так он, зараза, всё мне фотографии шлёт. Малахия и дочь с детьми у дома в Норфолке, Малахия на фоне водопада Виктория, господин Малахия Ферсман в ЦЕРНе на симпозиуме, Малахия и Эйфелева башня… тьфу! Хвастун неосознанный — вроде Вени Левитина из МИТХТ, помнишь? Аж зубы ломит, так хочется с ним где-нибудь на набережной Темзы пивка дёрнуть!

Весёлый и умный был мужик, Пётр Феликсович… пусть будет ему земля пухом! И Джефферсона жаль, слов нет. Рисковый был парень, даром, что альпинист.

Кто следующий?

База гудела. Лучи прожекторов высвечивали лоснящиеся бока аэростатов, медленно колыхающихся над шпилем храма Александра Невского в Зелёной Роще. Тяжело вздыхали огромные трейлеры, осторожно разворачиваясь на трамвайном кольце конечной остановки 32-го трамвая. Ночная смена гуськом пробиралась по бессонной базе, разбредаясь по вагончикам бытовок и кабинам механизмов. Где-то дружно орали на безмозглого крановщика, под шумок нагло пытаясь выгрузить свои ящики вне очереди.

Голубые каски ООН поблёскивали, как лунные камушки. Какой-то сержант, прислонившись к БТР с аршинными белыми буквами UN на бронированном боку, выстукивал дробь на клавиатуре небольшого ноутбука. Иногда он прерывался и что-то укоризненно говорил унылой личности в замызганном ватнике. Личность разводила руками и, беспрестанно пожимая плечами, оправдывалась, озираясь на свой КаМАЗ с ровно постукивающим двигателем.

Где-то в конце бывшей аллеи, уходящей от Дворца спорта к улице 8 Марта, а ныне временной базы, слабо голосили милицейские сирены. Ярко освещённый вертолёт спокойно тарахтел в сторону кокона. Под брюхом вертолёта французы волокли на длинном тросе очередной блок, набитый датчиками. Трос отстреливался в случае необходимости… и Коваленко, отчаянно зевая, вспомнил, как такой блок, самопроизвольно отделившийся, грохнулся прямо на крышу милицейской машины, до смерти перепугав бедных ментов. «И опять они прямо через базу прутся… хоть кол им на голове теши…» — рассеянно подумал Коваленко и отошёл от окна. Надо было прилечь хоть ненадолго и поспать.