Птицеед

Усмехнулись мы в унисон друг другу. Потому что оба не хотели.

— Напомни мне, как звали жениха?

— Люнгенкраут, — я поддержал игру в «не к месту ослабевшую память».

— Да-да, что-то очень знакомое, — бросил Капитан небрежно. — Так вот, Люнгенкраут. Вся эта красивая сказка закончилась печально. Муж с женой слишком пленились Илом и решили, как и Светозарные когда-то, что им под силу разгадать все его тайны. Что он будет подвластен их приказам.

— Знаниям, — негромко уточнил я. — Она была одержима Когтеточкой, а мой брат… Он всегда был одержим Илом. Так что эти двое нашли друг друга.

— Грустная сказка, — на этот раз он стал серьезен, и я увидел, как между его бровей залегла глубокая морщина. — Жили они счастливо, но не долго. Восемь лет назад, вместе со своей командой ушли в Ил и пропали. Их искали. Её, если уж быть точным. Но никаких следов не обнаружили. И со временем это дело все бросили. Почти все.

Я снова промолчал, и Капитан неожиданно по-дружески похлопал меня по плечу:

— Ты лучший знаток Ила, Медуница. Чувствуешь его, как моряк море. Я же обладаю иным чутьем и знаю течения родов Айурэ. Поэтому прими мой совет — сбавь напор. И отступи.

Он заметил, как я вскинулся, улыбнулся:

— Не в смысле «брось». Слишком хорошо тебя узнал, чтобы рассчитывать, что ты обо всём забудешь. Её появление в городе всколыхнет болото и наверх начнут подниматься зловонные пузыри. Я уже чувствую их вонь. Не будешь осторожен, тебя утащит на дно.

— Знаю.

— Будь моя воля, я бы не забирал её.

— Ты хотел сказать иное, Капитан, — я заметил недоговоренность.

Он неохотно провёл пятерней по светлым волосам.

— Как угодно. Была бы у меня возможность, я бы убил её. Сложись обстоятельства иначе.

Капитан обычно не бросает слов на ветер. И редко откровенничает. Вот так. Больше прячется за улыбочками и даже во время самых суровых пьянок не слишком выходит из образа беспечного кутёжника, которому весь Ил по колено, а Птицы не более, чем глупые курицы.

— Почему?

— Восемь лет в Иле. Долгий срок. Это место меняет людей. Его не выдержали даже Светозарные, что уж говорить о маленькой симпатичной женщине. Где она была? Что делала? Что с ней случилось? Как далеко зашла? Кого видела? С кем говорила? Кто мог занять её разум или тело?

Я подумал о Честном лорде, одном из Светозарных, который, по легендам, обладал таким умением. Как хорошо, что он мёртв.

— Что же тебя останавливает?

— Убивать её сейчас уже поздно. Все наши видели Сонную Оделию. Кто-нибудь да проболтается по пьяни или глупости. А Голову пришлось бы прикончить следом за женщиной, потому что ему по долгу службы положено доложить в Фогельфедер, будь он неладен. Потом пришлось бы прихлопнуть тебя, ибо ты вряд ли будешь счастлив, если я избавлюсь от неё. А потом ещё и с Кобальтовой колдуньей разбираться. Столько головной боли, Раус, — командир «Соломенных плащей» стал торжественно-несчастным, словно на похоронах не очень знакомого, но внезапно полюбившегося дядюшки, оставившего беспутному племянничку всё свое состояние и особняк с видом на проспект Когтеточки. — Я предпочитаю не страдать мигренями и оставить столь сложные душевные решения на кого-то другого.

Очередной хлопок по моему плечу однозначно указывал кто этот «кто-то другой».

— Будь очень осторожен.

Когда он ушёл, я достал из внутреннего кармана куртки длинный кожаный мешочек и наполнил его землёй. Ровно два фунта. Не так уж много, но больше мне и не надо. Я вожу её отсюда уже много лет, по чуть-чуть, стараясь не бросаться в глаза. О моём чудачестве знает только Капитан и он смотрит на такие проступки сквозь пальцы, за что ему моя вечная благодарность.

Границу между Илом и Шельфом может почувствовать любое живое существо. Даже какой-нибудь огородный слизень, пожирающий тыквы на грядке нерадивого огородника.

Воздух вокруг вас как будто твердеет и каждый шаг вперёд дается с некоторым трудом. Словно идешь по глубокому снегу. И кажется, что вокруг весь мир бьется в мелком ознобе, но правда в том, что трясёт не мир, а тебя.

Как я и говорил, Ил берёт плату с тех, кто приходит. Ещё больше с тех, кто столь беспечен, что заходит далеко и находится здесь долго. И этот «суд», взвешивание твоей судьбы на весах Рут, часто (но не всегда) происходит на границе, в шаге от Шельфа.

Ил ничем не отличается от гор для тех, кто поднимается на них непонятно зачем. Вершина может и не отпустить назад.

Ил ничем не отличается от глубины для тех, кто ныряет в нее в поисках редких жемчужин. Бездна может и не выпустить обратно.

Шанс. Удача. Лотерея. Азартная игра. Назовите, как хотите. Только в этой реальности всё жестче.

Ты можешь прийти в Ил самостоятельно. Без колдуна. Таких, вопреки всему, довольно много. Беглецы от правосудия, сектанты Светозарных, верующие в праведных Птиц, наивные глупцы, жаждущие разбогатеть авантюристы, ищущие знаний учёные и просто полудурки всех возрастов и народов. Они ручейками стекаются сюда и наше общество столь благосклонно к свободе их выбора (читай «ему плевать»), что мало кого останавливает.

Если ты дебил, то не задача гарнизонов, расположенных по границе Шельфа, ловить тебя за руку и отправлять домой к мамочке. Большинство остается где-то под скорбным перевёрнутым месяцем, не зная опасностей этих мест. Какая-то часть возвращается назад, переходит границу с разной степенью успеха.

Скажу честно, почти никто не умирает, но Ил остается в их сердце. У кого-то больше, у кого-то меньше. И если приходить в него и дальше, бродя по меняющимся тропам, то… он убьет тебя.

Болезнью. Безумием. Превращением в нечто новое. Зависит от твоего здоровья, силы разума, времени и… удачи.

Я хаживал сюда и без колдунов, но моя история чуть иная и обычные правила Ила здесь не действуют. Так что солнцесвет желателен (ибо без него в первые часы ощущения, словно ты съел испорченную устрицу и теперь просто жаждешь найти того, кто бы оказал тебе услугу и пристрелил), но мне можно и без него.

А вот другим следовать моим путем — не советую. Дурная идея.

Чтобы избежать болезни, безумия и прочего требуется солнцесвет. Его сила, которую колдун любой ветви (ибо это базовое умение любого носителя волшебства) способен превратить в защитный доспех и отогнать проклятие Ила на достаточное расстояние.

Впереди начиналась рукотворная дорога. Она рождалась из тропы и плоскими тёмно-красными кирпичами забиралась на склон холма, исчезая за ним. Я знал, как она вьется. Поднимается на следующий холм, ныряет в распадок, переходит в мост над скудной речушкой, рождённой в отрогах Враньего хребта, и дальше, вверх. К Шестнадцатому андериту, угадывающемуся на фоне бледно-серого неба. Отсюда он был размером не больше ногтя моего мизинца.

Болохов покинул седло, сунул руну под язык, пока мы все подводили лошадей как можно ближе к нему, вставая плотнее, чтобы колдовство благословенной дланью легло на наши плечи.