Птицы

В коридоре четвертого этажа было пустынно. Финч сразу отметил, что здесь редко появляются люди. И хоть кругом не было и намека на пыль, все же сами эти стены, запертые двери комнат, единственная тусклая лампа над лестницей… все это создавало ощущение заброшенности, будто находишься не в настоящем, а краешком глаза заглянул в прошлое.

«Где же живет Уиллаби? – подумал Финч. – В какую сторону идти?»

Мальчик пошел направо и вскоре понял, что он одновременно и ошибся, и попал туда, куда ему было нужно.

Тонкая струйка света, льющаяся из щелочки приоткрытой двери, дрожала и извивалась, словно змея.

Возле двери кто-то лежал. Подойдя ближе, Финч содрогнулся. Невероятно худой и изможденный мужчина с черными кругами вокруг глаз и впалыми щеками не шевелился. Одет он был в дорогой костюм, из чего Финч сделал вывод, что перед ним кто-то из гостей или хозяев дома. А затем, отметив поразительное сходство этого человека одновременно и с Герхартом Уолшшем, и с Уиллаби, мальчик предположил, что перед ним именно тот, кто должен был помочь ему отыскать мадам Клару… Уильям Уолшш.

Финч испугался. Господин Уолшш, если это был и правда он, походил на мертвеца. Склонившись над ним, мальчик, к своему облегчению, услышал сиплое дыхание, вырывающееся из приоткрытого рта. Господин Уолшш был без сознания. На его голове алела продолговатая рана – темно-русые с проседью волосы на макушке слиплись от крови.

«Наверное, тот, кто сделал это, в комнате. Может, там и мадам Клара?»

Финч подошел к двери и заглянул в щелочку.

Шевеление.

Так он назвал про себя то, что увидел. Что-то шевелилось, двигалось по комнате. Что-то черное металось за дверью…

Больше Финч ничего не смог разглядеть, и тогда, решившись, он осторожно приоткрыл дверь чуть шире. Ожидая скрипа петель или окрика, мальчик застыл, приготовившись бежать. Ни первого, ни второго не последовало. Зато то, что ему предстало, заставило его мгновенно забыть о своих прежних страхах и переживаниях.

В комнате висела черная туча. Она была живой и двигалась – то закручивалась спиралью, то вздымалась до самого потолка, после чего стремительно опадала к полу, но затем лишь, чтобы в следующее мгновение в очередной раз подняться.

Финч сперва даже не понял, что это такое: то ли пыль, то ли дым… но стоило ему опустить взгляд, как все стало ясно. У порога лежали черные как смоль перья. Туча, бушующая в комнате, состояла из перьев! При этом не раздавалось ни единого звука. Перья не шуршали, не шелестели, даже тишина в комнате была какой-то… мертвой. Будто все кругом выключили. А волны перьев меж тем все продолжали неистовствовать и биться о стены, порой выплескиваясь «брызгами» в коридор.

И тут тишину внезапно нарушили.

Раздался голос. Он прозвучал так резко и неожиданно, что Финч даже отпрянул.

– Ты мне скажешь… ты мне все скажешь. Как открыть замок? Как достать мое сердце?

Голос, сказавший это, был неприятным, он царапал уши будто крошечными коготками. Он скрипел, как старый пол.

Финч сразу же понял, кому этот голос принадлежит. В комнате был один из двух жильцов четвертого этажа гостевого крыла, единственный друг Уиллаби Уолшш. Скрипун…

Когда перья в очередной раз разлетелись по сторонам, окутав стены колышущимися черными драпировками, Финч наконец увидел и самого Скрипуна.

Это был невероятно высокий мужчина в черном костюме и цилиндре. В одной руке он сжимал сложенный зонт. Скрипун поднял голову, и взору Финча предстало… сперва он подумал, что лицо Скрипуна тонет в тени от полей цилиндра, но это была никакая не тень! Тяжелое скуластое лицо не-птицы с острым носом и длинным подбородком было черным! Не смуглым, а именно черным, как уголь. При этом не-птичьи глаза блестели, как вороненая сталь.

Финч почувствовал, как по спине побежали мурашки, а горло свело судорогой. Пальцы задрожали, и он непроизвольно вцепился в полы сюртучка.

Финч узнал того, кого Уиллаби звала Скрипуном. Он уже видел его раньше. Статуя из Гнезда Ненависти Фогельтромм будто ожила. Перед ним во всем своем кошмарном великолепии предстал не кто иной, как Круа Гелленкопф.

Первой мыслью Финча было бежать. Прочь. Не озираясь. Пока его не заметили. Но он тут же поймал себя на том, что не может и шагу ступить.

Мысли в голове заметались лихорадочным роем. Финч понимал, что просто не может убежать, ведь именно это место он и искал. Именно сюда шел, следуя за мадам Кларой…

Перья вновь зашевелились и объяли Гелленкопфа тучей, а затем он вскинул зонтик, и, следуя воле своего господина, они взмыли под потолок комнаты, затянув его жутким ковром.

И тут Финч увидел черный ком, лежащий у ног Гелленкопфа. Ком трясся и царапал руками пол.

С содроганием мальчик узнал в нем мадам Клару.

Ее всегда собранная строгая прическа рассыпалась, и волосы, которые оказались невероятно длинными, чернильными волнами растеклись кругом на несколько футов. Платье няни было порвано, словно его иссекли ножами, в прорехах проглядывали белоснежные плечи и ноги, истерзанные и окровавленные. Голова мадам Клары была запрокинута, губы представляли собой кровавое месиво, и из сломанного носа неостановимым потоком текла кровь. Глаза не моргали, словно веки вросли в кожу, и незряче уставились прямо перед собой.

Это было ужасное, ни с чем не сравнимое зрелище. И, глядя на мадам Клару, изуродованную и беспомощную, Финч заплакал. Слезы потекли по чумазому лицу, оставляя на щеках грязные мокрые следы…

Ни мадам Клара, ни ее мучитель не замечали застывшего на пороге Финча.

Монстр с зонтиком склонился к няне и схватил ее за волосы. Мадам Клара закричала, а Гелленкопф поднял ее с такой легкостью, словно она ничего не весила, и отшвырнул от себя прочь. В тот же миг рухнувшая лавина перьев накрыла комнату, и мальчик не увидел, что случилось с мадам Кларой.

А затем перья в очередной раз расползлись к стенам, обнажив происходящее наподобие театрального занавеса. Мадам Клара лежала, вжимаясь в пол. Она хрипела, ее грудь сотрясалась, и изо рта вместе с судорожным кашлем вырывались брызги крови.

Гелленкопф вскинул зонт и сделал им резкий выпад в сторону няни. Часть перьев оторвалась от стены и жутким черным щупальцем устремилась к распростертой женщине. Перья начали полосовать ее – от каждого такого прикосновения на лице и теле мадам Клары появлялись новые порезы. Она пыталась отбиваться, но все было бессмысленно.