Пуанта
Шрифт:
— Был! — орет еще отчаянней, а я дергаю головой.
— И?! Что тогда ты здесь делаешь?!
Ксения молчит. Кажется, я загнала зверя в угол, и сейчас он тяжело дышит, сжимая пушку, а до меня вдруг доходит…
— Ты просто не можешь отступить…
— Закрой рот.
— Зачем?! Макс…ты его не любишь, и он тебе не нужен…Он просто незаконченный проект, да?! Это, как занозу в мозг словить! Ты не можешь отступить!
— Я сказала — заткнись! Я люблю его! Все остальное не имеет значения! И ты не имеешь! Или что?! Думаешь, это у вас серьезно?! Нет! Потому что он никогда не будет
— Раз так, зачем ты пыталась убить меня? — вдруг тихо перебиваю ее, и Ксения застывает, а я усмехаюсь, — Он не отменял вашу свадьбу. Он тебя не унижал…зачем ты пыталась убить меня?
— Ты была беременна.
— И? Он бы никогда не узнал о ребенке. Если только ты не понимала, что он никогда не перестанет меня искать…
— Считаешь, что ты особенная?! Он просто слишком увлекся!
— Он меня любит. И тогда любил. Ты это знала. Поэтому ты пыталась меня убить, не из-за ребенка, а из-за его чувств. Ты знала, что не можешь меня отпустить, потому что он никогда не перестанет меня искать.
— Не льсти себе, дурочка, — усмехается она, вытирая только-только вырвавшуюся слезу, — Он тебя не любит. Знаешь, что он говорил о тебе? Что ты — малолетняя дура и идиотка. Как легко тебя было…
— Но потом все изменилось, да? Поэтому ты писала мне тогда. Потому что знала, что он все равно придет ко мне рано или поздно. Ты хотела, чтобы я все увидела. Чтобы его не простила. Потому что ты ведь знала, что если ты меня убьешь, это не вернет его, а погубит. Это был самый последний шаг, на который ты бы пошла…
— Закрой рот.
— Опять? Когда я говорю правду, которую ты не хочешь слышать, ты меня затыкаешь? Но так же и есть. Макс меня любит, и ты поняла это еще тем летом. Потому что тогда все изменилось. Тогда он порвал с тобой окончательно, не смотря на все обещания. Ты знала, что он больше никогда с тобой не будет, и твоим он не будет. Тебя это задело.
Ксения резко вскакивает и наставляет на меня пистолет, но в эту же секунду вскакивает Макс и направляет на нее свой.
«Это пуанта, дорогая…», — думаю про себя, глядя ей в глаза, — «Ты в ловушке.»
На стене за ней пробегает красный огонек. Он медленно, чтобы его заметили, следует по прямой, пока не добирается до ее сердца, откуда больше не двигается. Ксения за ним наблюдает пару мгновений, потом усмехается и поднимает глаза на Макса, а он тихо говорит.
— Опусти оружие, Ксюша. Тебе помогут.
— Мне не нужна твоя помощь…
— Я не хочу этого, правда. Не смотря на все, что ты сделала — я этого не хочу. Тебе нужна помощь профессионалов. Отступи — и я тебе помогу.
— Ты должен был спать… — очень тихо говорит она в ответ, всхлипывая натурально, — А когда ты бы проснулся, снова увидел — кроме меня тебя никто не будет любить. И она не любит! Она сбежала! Она сбежала от тебя, она не думала, что делает! Ей плевать! Ты был убит пять лет назад, и только я была рядом!
— Поэтому я хочу помочь тебе, Ксюша. Потому что обязан. Но если ты не опустишь пистолет, я выстрелю, клянусь.
— Ради нее?! Она ради тебя никогда не пойдет на жертвы, как я! Она не будет терпеть!
— Ей не придется терпеть. Амелия любит меня, и я люблю ее любой.
—
Любым любит?! Она просто не знает, что ты делал…— Вообще-то знаю, — тихо говорю я, а потом смотрю на Макса и в который раз сжимаю его руку, — Он мне все рассказал.
Ночью
Я лежу с Максом на одной кровати, а дождь отбивает каплями какой-то свой, первородный ритм. Мы молчим. Слушаем. Он мерно гладит меня по волосам, а я слушаю спокойное биение его сердца и наконец тихо говорю.
— План, конечно, не идеален…
— План говно, но я понял твою мысль: выбора нет.
— Она придет, когда ты будешь уязвим, Макс. Она всегда так делает…
— Да…наверно, ты права. Мы должны закончить это.
— Да. Нам нужно думать о твоем здоровье сейчас, а не об этой сумасшедшей. Все новостные порталы уже прогремели о твоей операции — она точно придет. И я убеждена, что ей кто-то помогает. Попробуем это выяснить.
— Я понимаю.
— Но?
— Но мне это не нравится, очевидно.
Отрываюсь от его груди и перекладываю голову так, чтобы смотреть ему в глаза. В них я сразу считываю стыд, а еще страх, поэтому хмурюсь.
— Что тебя беспокоит?
Молчит, но я пытаюсь снова.
— Макс…
— Мое прошлое.
— В смысле?
— Я сделал много плохого, и юность моя — это сплошной треш. Не хочу, чтобы ты это знала.
— Но ты боишься, что она мне расскажет?
— Она знает, что я боюсь этого, так что да. Я уверен, что она тебе расскажет…
— Может тогда ты сам?
— М?
— Расскажешь?
Глава 19. Принятие
Все хотят Аргентину. Место, где всё можно начать с чистого листа. Но правда в том, что Аргентина… это просто Аргентина. Не важно куда мы едем, мы берем с собой себя самих со всеми недостатками. Так дом — это место, куда мы направляемся, или откуда бежим… только чтобы спрятаться в местах, где нас примут. Место, которое можно назвать домом — это то, где мы наконец можем быть теми, кто мы есть.
Декстер (Dexter)
Амелия; 23
Я сижу напротив Макса, уперевшись спиной в изголовье кровати. Он молчит. Молчит он уже достаточно долго, минут пятнадцать по внутренним ощущениям, и я не знаю, собирается ли вообще что-то говорить. Он не сказал ни да, ни нет, но я не хочу на него давить. Вряд ли меня можно чем-то удивить, я примерно представляю, что творится в закрытой, супер-элитной школе, потому что знаю, что происходит в высших кругах общества на самом деле. Грязь, похоть, вседозволенность — это основные атрибуты. Таким людям все сходит с рук, а значит они могут позволить себе все, что угодно.
Но я совру, если скажу, что не хочу, чтобы Макс оказался далеко от этой грязи, хотя и понимаю: он был скорее в самом эпицентре. Глаза сами собой цепляются за кольцо. Оно мне, конечно, не нравится до сих пор, но я его не снимаю, а Макс вдруг тихо говорит.
— Если ты захочешь снять его, я пойму.
— Я не сниму его, пока ты не купишь мне новое.
— Я имею ввиду, после того, что ты услышишь. Насовсем.
Смотрю ему в глаза, но он свои уводит и теперь сам изучает руки, хмуря брови. И начинает…