Пуанта

— Я была слишком умной, и это их пугало.

Нарциссизм — прекрасно. Не отвечаю, она хоть и ждет реакции — я по-прежнему ее не даю, киваю.

— Продолжай.

Ксению такой расклад злит, и это только подтверждает мои мысли, но она, как я, отлично себя контролирует — улыбается шире.

— Когда я впервые увидела его, сразу знала — он будет моим. Ты должна понимать, это не вопрос выбора. Макс — идеальный. Он даже в том возрасте и со всеми его глупостями был таким. Его взгляд, его лицо, его поведение…

— Я понимаю.

Пару раз кивает.

— Но он был всего лишь неограненным алмазом, а это меня не устраивало.

— И что же ты сделала, чтобы его огранить?

— Подтолкнула его к правильному решению. Знаешь, у нас школа была совершенно другая, не такая, как у всех обычных людей. В ней учились только самые привилегированные члены общества, скажем так, только лучшее. Но даже в наши ряды нет, нет, а залетали пылинки вроде тебя.

— И одну из таких пылинок ты покалечила?

— Нет… — усмехается снисходительно, — Такие пылинки для нас, как для людей высшего сорта, все равно что бриллианты. С вами же делать можно, что угодно. Вы, как наши рабы. Хочешь — трахай, хочешь — бей. И тебе за это ничего не будет, потому что нет у вас никаких рычагов воздействия.

Холодею, сжимая руку Макса сильнее, но внешне держусь особняком. Ксения поджимает губы и делает одну глубокую затяжку, перед тем, как продолжить.

— Был у нас клуб такой…по интересам, скажем так. Макс с детства пользовался дикой популярностью у девушек, и снова: в этом нет ничего удивительного. Он же не просто красивый, сама понимаешь, он умный, веселый, обаятельный…Но вот в чем проблема…нерешительный. Он никогда не участвовал ни в одном соревновании клуба, а его членом только числился.

— Что за соревнования?

— Разные…Ради примера: в одном семестре десять парней соревновались в количестве нежных цветков, которые они смогут собрать. Кто больше — тот выиграл.

— Лишали девственности…

— На спор. Грубо и топорно говоря, да.

— Макс в этом не участвовал.

— Ты права, никогда. Но не потому что он считал, что это плохо, Амелия. Потому что ему было мерзко касаться жалкой челяди. Он считал, что это выше его достоинства, я это понимала и не настаивала, но дала понять: Макс, есть и другие соревнования. Например…по развращению.

Снова сжимаю руку Макса, а сама проглатываю вязкую слюну, но молчу — мне сложно чем-то это отбить, потому что я на своем опыте знаю, что это правда. Глаза Ксении тем временем вспыхивают, а губы усмехаются…

— Он был в этом великолепен. Истинный Макс. От него уходили настолько…грязными, насколько ни одна шлюха с трассы никогда не станет. Он — король открытий. Ты понимаешь, что это значит. На своем опыте ощутила то, как он умело манипулирует, да? Так, что ты думаешь — это твоя идея. Такой у него дар. Заставлять думать, что то, что он хочет — твоя идея. Вот, например, ты. Когда ты сделала ему минет в первый раз, как это было?

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

— На самом деле нужды в этом нет, я все итак видела.

Слегка краснею, а сама буквально вцепляюсь в Макса, что Ксения смакует. Она видит, какую реакцию получает, и она доставляет ей удовольствие, которое никто скрывать не собирается. Улыбка ведь и не думает сходить с ее пухлых губ.

— Ты до сих пор думаешь, что это было твое желание? Не его?

— Я знаю это.

— В тебе говорят чувства, малышка. Ты его любишь. Но ты ли решила это? Или он? Уже нет такой сто процентно железной уверенности…

Опускаю в пол глаза, а она вдруг подается вперед и шепчет.

— Помню, когда вы только познакомились, он говорил со мной о тебе. И я, как будто это было вчера, помню, что он тогда сказал. «Это будет проще, чем я думал». А потом мы занялись любовью.

Снова сжимаю руку Макса, но гордо поднимаю глаза и расправляю плечи, чтобы ее поправить.

— Вы трахнулись.

— О нет, милая, мы никогда не трахались. Между нами с Максом особая, сильная связь. Это любовь. Когда принимаешь на сто процентов все, что есть в голове, и все наши романы на стороне — меркнут по сравнению с такой любовью.

Опа. Это уже интересно.

— То есть ты ему изменяла?

— Мы оба знаем, что моногамия — это выдумки социума. Мужчина не создан быть верным одной женщине, так просто не работает. Я к этому отношусь спокойно, и так как я за равноправие, тоже имела право на интрижки. Он о них знал. О каждом. Я никогда и ничего от него не скрывала.

— И много у тебя их было?

— Много.

— Тогда почему ты столкнула с лестницы ту девчонку?

— Потому что она думала, что может занять мое место. Макс увлекся ей, она была вся такая светлая и ангельская, и он думал, что она ему подходит. Черта с два! Она — никогда бы не поняла его и предала бы при первой же возможности. Я это просто доказала.

— Стоп… — тихо усмехаюсь и киваю, — Толчок с лестницы — это всего лишь…начало, не так ли? Ты ей угрожала.

— Не знаю, можно ли считать угрозой дружеский визит?

— Думаю, что в твоем случае — можно.

— Тогда угрожала, получается так?

Пару мгновений молчу, но потом вдруг понимаю…

— Ты угрожала Лилиане.

— О…твоя сестра — это вообще отдельная тема.

— И все же.

— Нет. Не угрожала. Не было необходимости ей угрожать, малышка. Я просто приехала и поговорила, а она быстро сориентировалась. Макс бы все равно ее оставил, она начала его угнетать.

— Ты подтолкнула ее к Петру Геннадьевичу…

— Я просто посоветовала ей не упускать возможности.

— Но откуда ты знала об этих воз… — вот черт, замираю на миг, а потом еще тише произношу, — Ты и его подтолкнула…

Она начинает смеяться, а я в который раз крепко держусь за Макса, потому что это уже за гранью, если честно…И кто бы мог подумать, да?

— Петр всегда виделся мне тигром, который мечется в клетке. Однажды, мы с ним выпивали у него в кабинете…

— Ты тоже с ним спала?!

— Нет! — возмущается, но потом расслабляется и закатывает глаза, — Тогда он к такому готов не был, а может просто знал, как Макс ко мне относится? Не смотря ни на что, Петр своего сына очень любит. Ты можешь в это верить или не верить, но это так. Да, его методы воспитания были очень жесткими, но это скорее определялось страхом, нежели жестокостью.

— Он его…

— Мне известно, что он делал, Амелия, гораздо лучше, чем тебе! — прерывает меня грубо, злится теперь по настоящему, даже вперед подается, шипит, точно змея, — Но он был на вершине! Ты хоть представляешь себе, что это означает?! Вечная конкуренция. Напряжение. Страх. Каждый хочет спихнуть тебя, ты никому не можешь доверять, и, когда ты так много раз видел, что бывает со слабыми в нашем обществе, все, что ты хочешь — это защитить своего ребенка. Петр их защищал.