Пугачев Победитель
Шрифт:
Не визжи, сука господская!
Кто-то крепко ткнул старика по загривку.
Братцы. Берите все, только душу на покаяние отпустите!— молил Анемподист.
Пожилой бородатый мужик с горевшими зловещим огнем черными глазами отозвался глухо:
Ай за душегубов нас считаешь, Немподиска? Так мы вовсе не душегубы Мы государевы слуги, тольки и всего...
Да за что же вы меня схватили? — несколько приободрился Анемподист, узнав в бородатом мужике деревенского богача Левонтия Краснова.
Приказ такой от его царского величества пришел, чтобы до прихода христолюбивого воинства из села не выпущать.
А что же со мной теперь будет, братцы?
А ничего особенного. Ну, представим тебя
Анемподист был отведен в соседнюю липовую рощицу. Там он оказался в компании хорошо знакомых ему лиц: в руках выставленной сторонниками Пугачева заставы были бежавший прошлой ночью отец Сергий, какой-то проезжий краснорядец, рыжий купчик в сапогах бутылками и с немецким картузом на голове, все твердивший «Ну и дела! Ну и дела! Прямо-таки светопреставление!», и кургановский приживальщик из прогоревших помещиков.
Едва рассвело, застава отправила пойманных в село, и там они были посажены связанными в «холодную», но часа два спустя гурьба мужиков пришла и выволокла их из заключения. Тот же Лево- нтий, по-видимому, бывший за старшего, отдал им приказание.
Ты, поп, отправляйся-ка в церкву. Сичас его анпираторское величество прибудет, так надо, первое дело, встретить его честь честью, как по правилу положено, то есть, чтобы с крестом и евангелием. И чтобы красный звон был. Ну, да это уж Дорофеича дело. А ты, Немподиска, должон от всего нашего обчества хлеб-соль поднести. А Карлушке я уже приказал: пукет цветов нарезет... А ты, прихвостень, сиди с холодной, пока что...
Час спустя в Кургановское прискакало несколько вершников из молодых крестьянских парней того же села: они стояли заставой по той дороги, по которой должен был проехать «анпиратор».
Едет! Едет! — орали они, сваливаясь с неоседланных коней. У них были красные, потные лица и выпученные глаза.
Валяй во все колокола! — крикнул Левонтий уже заранее забравшемуся на колокольню с Кирюшкой причетнику.
Дык он еще далеко! — заспорил Дорофеич.
А ты не рассуждай. Твое дело — жарь во все и больше никаких!
Дорофеич, почему-то давясь от смеха, принялся раскачивать язык большого колокола, а Кирюшка задергал веревки малых колокольцев. Колокольца за-тлись трелью. Загудел надтреснутым голосом и большой колокол.
В околицу на рысях вошла толпа конников с пиками. На одних были казачьи шапки, на других — бог месть откуда добытые старые треуголки петровских гренадеров, на третьих—уланские каски, на четвертых— киргизские треухи.
Толпа бросилась с визгом встречать их, крича «виват» и «ура», многие падали на колени и били 1'мные поклоны. Но среди прибывших вершников самого «анпиратора» еще не было и не было даже '•делавшегося не то полковником, не то генералом Назарки-буфетчика.
Вершники проскакали по селу, заглянули в барскую усадьбу, обшарили весь кургановский дом, доискиваясь, не прячется ли в нем кто из супротивников его пресветлого величества, заглянули в барские погреба и амбары, потом рассыпались по селу, напугали баб и девок своими свирепыми рожами и гиканьем, набили разным барским и крестьянским добром карманы и пазухи и опять собрались на площади против церкви. Здесь под звон колоколов в околицу вихрем илетела тройка вороных лошадей. Рослый коренник словно холст мерял, выбрасывая вперед могучие ноги и задирая вверх красивую голову. Пристяжные извивались в клубок. На козлах сидел истуканом красномордый кучер в плисовой безрукавке и барашковой
шапке с потрепанным павлиньим пером. В таратайке помещались «анпиратор Петр Федорыч»— средних лет мужчина, высокий, светловолосый, бородатый и усатый, с оловянными глазами навыкате и распухшим, похожим на спелую сливу носом. Одной ноздри у «анпиратора» недоставало, и потому он здорово гундосил. Рядом с ним восседал хорошо знакомый всем кургановцам Назарка, бывший княжеский буфетчик и родственник Левонтия.97
На «анпираторе» была высокая казацкая шапка с алым верхом, чей-то атласный голубой шлафрок
4 Пугачев-победитель
с беличьей оторочкой и высокие кавалерийские сапоги с раструбами и огромными серебряными шпорами. Шлафрок был перетянут алым шелковым шарфом, за которым помещался целый арсенал оружия: два пистолета, два больших черкесских кинжала и кривой охотничий нож. Сбоку висел огромный драгунский палаш.
На спутнике «анпиратора», недавнем буфетчике Назарке, была треуголка, шитый золотом морской офицерский мундир, лосины и маленькие гусарские сапожки с кисточками. Его вооружение состояло из большой морской подзорной трубы без чехла и кривой гусарской сабли, висевшей справа. В руках он держал подобие жезла с позолоченным шаром вместо ручки.
Таратайка, влекомая тройкой вороных, была окружена гарцевавшими на разнокалиберных конях вершниками в самых разнообразных костюмах, вооруженными кавалерийскими карабинами и тесаками.
Кучер сдержал разгоряченных вороных у паперти. Первым выскочил из таратайки Назарка и помог сойти «анпиратору».
Дрожащий словно в лихорадке отец Сергий встретил его пресветлое величество с крестом и евангелием на паперти. Выдавил из себя несколько слов, которые должны были означать приветствие. Бородач с оловянными глазами перекрестился двуперстным знамением, но поцеловал крест и евангелие. Тогда Назарка бесцеремонно повернул отца Сергия за плечи и- сказал ему:
Иди, батька, барабань обедню, что ль.
Место шмыгнувшего в храм священника заняли другие представители кургановцев. Черноглазый Jle- вонтий выступил с медным блюдом, на котором лежало сотни две медных монет, штук тридцать серебряных рублевиков и сверху несколько червонцев.
На твои, осударь, нужды! — сказал Левонтий, слащаво улыбаясь.— Как ты нам отец, так мы, значит,
I мои верные сыны отечества и твои верные слуги... То <•1 гь, до последней, значитца, капли крови.» И все
такое...
«Анпиратор» корявыми пальцами с неопрятными ноггями выгреб из блюда все золото и несколько рублевиков, а потом кинул Назарке:
Енарал. Приймай в нашу осудареву казну!
За Левонтием выступили садовник Карл Иваныч ( большим букетом цветов из барских оранжерей и
ратким приветствием и Тихон Бабушкин, бывший
п'дент. Последний, приняв театральную позу, про- ылвил напыщенным тоном:
Ваше императорское величество, великий госу- i;ipi>! Вонми, Белый царь, гласу твоих верных сынов. Кщс древние римляне говорили, что вокс попули — нокс деи, то есть глас народа — глас бога. Вот, моими v ими сей вокс попули и приветствует тебя, закон- III !й государь, на пути твоего шествия к бессмертной «•м.чие, в храме величия росской империи.»
Назарка зашипел на бывшего студента:
Чего болтаешь-то?
Немного смутившись, Бабушкин протянул тупо превшему на него «анпиратору» свернутый в тру- I ' псу и завязанный голубой ленточкой листок бумаги.
Энто что же? — осведомился «анпиратор».
Латинские вирши моего сочинения в честь вашего нресветлого величества, с переводом оных на 1>' тийский язык. Слагая сии вирши, пользовался я об- Р I щами, данными россиянам знаменитым пиитом Ми- лйлою Васильевичем Ломоносовым.