Пугачев Победитель
Шрифт:
Смертушка... смертушка...
Порядком пострадавший в драке Аким, пошатываясь, забрался на крыльцо, постоял, мотая по-бараньи распухшей головой и вздыхая.
Здря все это! — вымолвил он.
А вечером на барском дворе опять стоял дым коромыслом: снова были выставлены столы и скамьи, наварена и напечена всякая снедь, поставлены корчаги с пивом и водкой. Горели костры и налитые бараньим салом плошки, визжала сопелка, гудела «коза» гнусавым голосом своей деревянной дудки, пиликала самодельная скрипчонка какого-то доморощенного музыканта из дворовых, бабы и девки вели
Выспавшийся с Марфуткой «анпиратор» с трещавшей от выпитой водки головой восседал на большом
потерявшем обивку кресле на террасе, где недавно Левшин вычерчивал пальцем по пыльному столу карту местности, и с помощью Назарки решал дела государственной важности. Тут присутствовали выборные от крестьян села Курганского, а также приведенные с вышки Карл Иваныч, Анемподист, бывший староста Антон, отец Сергий с крестом и евангелием и Тихон Бабушкин. Обобранного до нитки краснорядца не было: ему накостыляли шею, чтобы зря не шатался, и выгнали из села.
Господов больше никаких не будете иметь до скончания века, покеда будет стоять моя держава!— медленно цедил слова «анпиратор».
Покорнейше благодарим! — кланялись выборные.
Значит, всякую там барщину, альбо, скажем, оброк — к шуту!
Покорнейше благодарим.
Некрутов с вас брать не буду. Будя! Кто хочет, тот путь и идет по доброй, то есть воле, и все такое, а принуждениев не будет.
Опять выборные благодарили.
Откупов тоже никаких. Одно слово — крышка! — продолжал Аким.— Кто хочет, скажем, солью торговать, торгуй. А кто хочет водку гнать, гони. Мне что? Оно и лутче..
Подумав, продолжал:
Податей тоже никаких. Крышка податям-то!
Покорнейше благодарим, твое царское величество.
Насчет старой веры — никаких стеснениев. Мне что?
А как насчет землицы? — осведомился один из выборных.
Жалую вас землей! — объявил Аким.— Мне что? У меня земли много. Прямо сказать, сам не знаю, куда и девать. Берите, владайте. Сколько кому надобно, столько каждый пущай и берет. Одно слово, сколько осилить может...
Ас лесом как?
Берите и лес. Рубите!
Тут робко вступил Карл Иваныч. Заговорил, что кургановский лес непростой. Триста десятин посаже- ны еще князем Никитой по личному приказанию императора Петра I да двести десятин молодняка насажено нынешним князем Иваном. То есть, конечно, не сам князь Иван сажал, а он, Карл Иваныч, как ученый-лесовод.
Ну, и что ж с того?—недоверчиво спросил Аким.
Против песков насадка сделана. В защиту от несков, которые грозят занести всю округу. Лес никак нельзя трогать. Лес беречь нужно!
Мужики загалдели:
А кто его разводил-то? Ты, немчура, только показывал, как и что, а саженцы сажали мы же! Значит, и лес наш, что хотим, то и делаем!
Лес можно рубить только делянками! Разбить весь лес на сто участков и каждый год вырубать только одну делянку. Так лес будет сбережен.
Хитришь, Карла! Хочешь лес для господ сберечь! Сам из господ, так господскую руку и тянешь!
Аким, хватаясь за налившуюся болью голову, заявил:
Руби,
ребята, и никаких. Дерево, оно чье? Оно божье. Там и растет, где бог укажет. Захочет бог— вырастет, не захочет — так хоть тресни, ничего не выйдет. Руби, и никаких! На всех хватит!Кто-то из мужиков пожаловался, что кургановцам приходилось наряжать рабочих для содержания в порядке огромного барского сада, а пользовались садом одни господа.
Руби и сад! — решил «анпиратор».— Барская выдумка! Настоящему мужику разе с садом возиться?
Карл Иваныч застонал. Тогда «анпиратор» погрозил ему корявым пальцем.
Ты у меня, немец, помалкивай. Ты уж и тому радуйся, что я тебя, скажем, повесить аль запороть не
приказываю.» А ежели рассудить, на что ты? Только и есть, что для барской прихоти.
Карл Иваныч, заикаясь, заявил, что он приносил пользу не одним барам. Уж не говоря о заботах о лесе и саде, он, Карл Иваныч, как физикус, химикус и ботаникус, занимался разведением лекарственных трав. Лечил и бар, и мужиков. Многих, можно сказать, от смерти спас...
Что верно, то верно! — подтвердили мужики.— Глисту выводить мастер!
Аким повеселел.
А ты, немчура, вывел бы из меня червячка пьяного? Завелся, анафема, лет десять назад, сидит под самым сердцем и сосет, сосет сердце.. Опять же, вот и сейчас. Бог знает с чего, чердак трещит. Как выпьешь малость, так и начинает чердак трещать...
Карл Иваныч заявил, что от головной боли он может избавить «его царское величество» отменно просто. А вот с «пьяным червячком» повозиться надо. За десять лет этот червячок здорово разросся. Корни длинные пустил.
А нос мне не поправишь, немчура? Болит дюже!
Карл Иваныч пообещал попробовать исправить и
нос его царского величества. Надо поискать корешков подходящих.
Анпиратор посветлел.
Да ты, оказывается, немец ничего себе, не вредный немец. Ну, живи! А вы, ребята, смотрите в оба: не обижать немца. Вишь, даже нос мне поправить берется!
Карл Иваныч был отпущен готовить какое-нибудь снадобье от головной боли и в награжденье ему был дан целый рублевик.
Староста Антон был жестоко обруган за то, что хоть и поневоле, но «тянул барскую руку». Анемподист получил несколько затрещин, поплатился одним выбитым царской ручкой зубом, но, в общем, отделался дешево. Отцу Сергию «анпиратор» приказал завтра
похоронить честь честью всех убиенных сегодня и впредь не обременять кургановцев поборами. Покончив с этими «рештантами», анпиратор взялся за Тихона Бабушкина.
А ты что за человек?
Тихон заявил, что он учился, но не доучился в московском университете — по слабости здоровья. Теперь живет в Курганском. Может быть весьма полезным его царскому величеству, как образованный
человек.
Ох, и не люблю же я вяс, образованных! — признался Аким.— С вас как с козла — ни шерсти, ни молока. А нос вы задирать умеете!
Я могу ребят обучать! — заикнулся Тихон.
Ну, это ни к чему. Ребята землю пахать да сено косить и так выучатся от отцов да матерей!