Пугачев Победитель

— Ежели боишься, то уезжай. Я же своего детища не покину, ибо я—мать.

Так Кургановы остались жить в отведенном в их распоряжение Лихачевым обширном и удобном флигеле, окна которого выходили в пышно разросшийся старый сад.

Молодой князь Петр Иванович, записавшийся в дворянскую дружину, по целым дням не показывался дома: он завел дружбу с офицерами обоих пехотных полков, стоявших в Казани гарнизоном, и все время проводил в их компании. Скучать было решительно некогда. В переполненной сбежавшими из охваченных восстанием местностей дворянскими семьями жизнь била ключом, и молодежь развлекалась на все лады, балы и вечеринки шли беспрерывной чередой. Но и

| дрики не отставали от молодежи: среди них бы- 1(1 мало охотников до танцев, зато все почти сплошь Аыли любителями карточной игры, и эта игра велась ид широкую ногу. Бывали случаи, когда какой-нибудь | и | авший из своего поместья дворянин проигрывал по поместье другому, даже и не подозревая, что VI сдьба сожжена, деревня наполовину выгорела, а | решетные разбрелись или присоединились к пугачевцам.

«Штадт-медикус» Шприхворт бывал в квартире Кургановых каждый день, иной раз даже дважды, 11 oiiij следить за ходом болезни молодой КНЯЖНЫ. Имеете с ним повадился к Кургановым старый друг и приятель Шприхворта, почти восьмидесятилетний Михаил Михайлович Иванцов, называвший себя «натур- филоэофом».

то был еще бодро державшийся, несмотря на свой преклонный возраст, высокий, сухой, как щепка, старт с изрезанным морщинами лицом и багровым,

по у пьяницы, носом, хотя на самом деле пьяни-

||.mi Иванцов никогда не был и пьянство строго осуж- Kiiii, считая его прежде всего прегрешением против

и .шов природы, которую он всегда называл «Ма- iepi.K> всего сущаго, Натурою».

Михаил Михайлович был в Казани едва ли не | 1 i.iм образованным человеком и, во всяком случае,

иммм бывалым, ибо с семнадцатилетнего и до шести- |. пплетнего возраста провел время почти без пере- pi.ma в заграничных странствованиях. Свою долгую и и. м'гкую служебную карьеру он начал еще юношей, iioi ан вместе со своим дальним родственником, знаменитым петровских времен дипломатом графом Тол- I Iмм н Неаполь, где укрывался бежавший от отцов- •' и тяжелой руки царевич Алексей Петрович со t* Кнфросиньюшкой. Позже Михаил Михайлович

пенился одним из ближайших сотрудников Остерма- HII, |ужил при Волынском, случайно уцелел, когда I In рои раздавил Волынского, побывал и в Лиссабоне,

и в Мадриде, и в Риме, и в Палермо, и в Париже, и в Лондоне. Достигши шестидесятилетнего возраста, он вышел в отставку и перебрался доживать свой век в родной город — Казань, где и сделался одной из местных достопримечательностей, а в простом народе прослыл за звездочета и чернокнижника. Такая слава была создана ему тем обстоятельством, что старик, еще в дни странствий за границей пристрастившийся к естественным наукам, устроил над своим скромным домишкой в Кремле астрономическую обсерваторию, обзавелся выписанными из Швейцарии инструментами, приобрел добрых четыре сотни книг научного содержания и занялся наблюдениями, которые простым обывателям казались весьма таинственными. Но астрономия не была для Михаила Михайловича главной целью: он увлекался философией и, приняв за исходную точку работы Лейбница, сам начал создавать новую теорию, которая, по его мнению, должна была со временем заменить все придуманное раньше.

Когда Иванцов начал свою работу, то ему казалось, что это дело достаточно простое, но чем больше подвигался его труд, тем более смутной становилась для него основная мысль. А за последние полтора года он и совсем стал сбиваться: все, что творилось вокруг, слишком резко противоречило его выводам. Раньше он установил «двенадцать основоположений благоденствия общества человеческого, государством рекомаго», а теперь выходило так, что если не все, то, во всяком случае, многие из этих «основоположений» никак не уживаются с творящимся в России.

Движение, поднятое на Яике Пугачевым, живейшим образом интересовало Михаила Михайловича, так как в этом движении он легко усматривал многие предвиденные им в «основоположениях» черты. Например, Михаил Михайлович еще во дни Анны Иоаннов- ны и ее любимца Бирона пришел к убеждению, что монархия является совершенно искусственной госу- трственной формой, к тому же, в общем, мешающей народному благоденствию. Естественной или натура аьной формой государственного устройства являет- | н (|юрма республиканская, дающая возможность народу иметь во главе управления выбранных людей, Пользующихся полным и совершенным доверием. То "|>< юятельство, что сии народные правители постав- | по гея самим народом, обеспечивает за ними и всяче- 1 н vk) поддержку со стороны самого народа. К власти попускаются только люди, заслуживающие высокого доверия своими прирожденными добродетелями и вы- г о к ими способностями, а ТЯКЖ6 бескорыстные и глубо- | о понимающие истинные нужды народа. Иначе народ не выдвигал бы их, не отдавал бы власть над собой и их руки, а ежели бы у власти по какой-либо случайное in и оказались лица, не заслуживающие народного доверия, то народ, несомненно, сейчас же отвернулся Оы от них.

И вот Михаил Михайлович жадно собирал все

ведения, касавшиеся пугачевского движения.

То обстоятельство, что возглавлялось это движение простым донским казаком, едва ли умевшим подписы- ил гь свое имя, не смущало старого натур-философа. Книжная мудрость—не единая в мире мудрость. Хри-

юны апостолы были из простых рыбарей и тоже не ннши грамоты. Мало ли имеется в народной среде о. и>й, отличающихся острым умом и удивительными способностями? И мало ли можно найти сущих обор- и среди дворянских сынков, обученных иностранными гувернерами?

По почему же претендующий на российскую императорскую корону вождь народный предается пьянст- ну п безудержному блуду? Значит, он находится во н м о ти своих скотских страстей. А тот, кто не в состо- имип обуздать свои собственные страсти, сможет ли пороться с людскими пороками, отравляющими суще-

м ание общества? Персона, становящаяся во главе

•to I много или малого государства, должна озаботиться мудрым законодательством, как можно ближе подходящим к незыблемым законам Натуры. Но разве истинный мудрец будет пить без просыпу и окружать себя гаремом?

У Пугачева в виде его первых министров выступают Хлопуша Рваные Ноздри и Зацепа Резаны Уши, оба побывавшие на каторге за воровство, грабеж, поджоги и душегубство. Какой же государственной мудрости можно ожидать от сих министров? Ведь скорее их можно было бы назвать безумцами. Безумец сам «Петр Федорович», безумны и его соратники. Но ведь не сами собой они выскочили, их выдвинул народ. А ежели народ выдвинул безумцев, то что же такое этот самый народ? Не безумцем ли является и он?

Пугачевское движение является преимущественно крестьянским: крепостной не хочет быть рабом. Это вполне согласуется с законами Натуры — Натура не знает рабства. Волки ради своего пропитания могут загрызть и других волков, но не могут заставить этих других волков быть рабами. Человеческое рабство, по истине, есть явление искусственное, а бунт против него — совершенно естественное явление. Значит, и пугачевское движение отнюдь не есть явление безумное. Но тогда почему же главными предводителями его являются безумцы, на каждом шагу проявляющие свое безумие? Получается некий заколдованный круг, из которого никак не найдешь выхода...

Именно об этом «натур-филозоф» говорил теплым летним вечером своему приятелю и вместе вечному возражателю, Вильгельму Федоровичу Шприхворту, только что посетившему в доме Кургановых больную княжну Агату. Закончив свой визит и пообещав завтра утром произвести новое кровопускание княжне, штадт-медикус вышел в столовую, где для него был приготовлен чай. За столом сидел и старый князь Иван Александрович.

Я высоко уважаю философию,— вымолвил, по- |шмая крепкий душистый чай, штадт-медикус,— но я п. <наю, можно ли почитать философию наукой?