Пугачёвочка. Концерт в четырёх частях

Я все время старался чем-нибудь Кристинку порадовать. На день рождения подарил наручные часы. Зинаида Архиповна возмутилась: «Как можно? Зачем это ребенку?» Предложила отобрать, но я сказал Кристинке: «Хочешь — носи. Не хочешь — не надо. Но не отдавай никому. Они твои».

Однажды приходим на квартиру к Аллиным родителям. Кристинка бросается к матери, виснет на шее и что-то шепчет. Пугачева хохочет и отправляет дочку в комнату к бабушке. Продолжая смеяться, говорит: «Знаешь, что она сейчас сказала? До нас здесь был Миколас Орбакас. Так Кристинка спросила: „А папе будем говорить, что отец приходил?“» То есть, в ее детском сознании я был «папа», а Миколас — «отец».

Недавно мы с Орбакасом оказались на съемке одной передачи. Телевизионщики пытались нас столкнуть лбами. Они почему-то считали, что отношения между двумя мужьями Пугачевой должны быть напряженными. Не знаю, с чего они это взяли. Алла не препятствовала общению Миколаса с дочкой, и он совершенно спокойно приходил к Кристинке, когда она жила у бабушки и дедушки, гулял с ней, делал подарки. И со мной общался абсолютно нормально, потому что видел, как я отношусь к его дочери. У нас не было повода для каких-то конфликтов. В общем, передача кончилась тем, что мы пожали друг другу руки, и Орбакас сказал: «Спасибо, Саша, за то, что ты делал для Кристины».

Кристинку мы с Аллой вместе отвели в школу в первый класс. Пугачева тогда посмотрела на дочку, еле видную за огромным букетом, и произнесла: «Ну вот, у всех дети как дети, а у меня — такая „килечка“!» Кристинка стояла среди галдящей детворы тоненькая, бледненькая. И очень волновалась.

Честно признаться, я не умел общаться с детьми. Своих-то не было. Однажды в разговоре с Кристиной стал дурачиться, рассказывать смешные и абсурдные истории, которые бы хорошо прошли во взрослой компании. Алла отозвала меня в сторону и сказала: «Никогда не рассказывай ребенку дурацкие байки. В глазах Кристины ты должен выглядеть умным и серьезным. У тебя должен быть авторитет».

Конечно, я прислушался к ее совету. И чтобы исправить свой промах, придумал игру. Когда мы втроем ездили по городу в машине, Кристинка должна была читать вывески. Если она правильно складывала слово из букв, мы с Аллой громко кричали «Ура!» Помню, едем по Рязанскому проспекту, а Кристинка, наморщив лобик, старательно читает:

— «А», «пэ», «тэ», «е», «кэ», «а»… «Апэтэекэа»? Неправильно? А как? Ой, не подсказывайте, сама догадалась! Аптека!

— Уррра! — вопим мы с Аллой на два голоса. Девочка счастлива.

Так мы и жили. Алла называла меня «Сашечкой», я ее — «Пугачевочкой», а Кристинку — «Кристалликом».

Кристине очень нравилось приезжать к нам на Вешняковскую. В таких случаях мы устраивали домашние обеды. Моим фирменным блюдом была утка, приготовленная в гриле. Девочка любила смотреть, как вращается освещенная лампами тушка. Она называла гриль — «телевизор для утки».

Как-то мы с Кристинкой и тоже попали в телевизор. Аллу пригласили на концерт в телестудии Останкино. Мы поехали вместе. Оказалось, что по замыслу устроителей петь она должна была прямо из концертного зала. Она пела, обращаясь к нам. Но тут возникла непредвиденная ситуация. Кристинка была частью образа одинокой женщины с ребенком, а я никогда не позиционировал себя как ее муж. Потом на телевидение посыпались письма — «Кто этот длинноволосый рядом с Пугачевой»?

Лето Кристинка проводила вместе с бабушкой в домах отдыха, то на Оке, то в ближнем Подмосковье. К ним с Зинаидой Архиповной присоединялась и моя мама, приезжавшая из Питера.

Однажды я взял Кристину с собой на съемочную площадку. Мы должны были снять очень эффектную сцену — автогонки, на которых разбивались машины. «Мосфильм» закупил для этого десяток автомобилей. На них носились каскадеры под руководством Саши Микулина, делавшего потрясающие трюки в «Берегись автомобиля», «Невероятных приключениях итальянцев в России» и «Дорогом мальчике». Так мы пытались материализовать на экране фантасмагорический сон главного героя. По утренней Москве летят черные «Волги», выталкивают друг друга с дороги, переворачиваются, падают с высоты. Эпизод снимался на мосту и требовал тщательной подготовки, которая изрядно затянулась. Кристинка все время спрашивала: «Когда же будут съемки? Когда?»

Наконец все выстроили, можно приступать. Я обращаюсь к группе: «Начинаем по команде „Мотор!“» А сам сажаю Кристинку в режиссерское кресло и говорю:

— Вот тебе мегафон, нажми на эту кнопочку и кричи: «Мотор!»

— Зачем? — удивляется она.

— Так надо, — отвечаю я и обращаюсь к группе:

— Внимание! Приготовились! Тишина!

Киваю ей. И Кристаллик как закричит тоненьким голосочком:

— Мотор!!!

И началось! Машины помчались на сумасшедшей скорости, начали сталкиваться, переворачиваться. Девочка сначала страшно перепугалась, ведь это по ее команде началась такая катавасия. А когда через минуту все внезапно закончилось, она, в полном очумении, выдохнула:

— Вот это кино!

Глава пятнадцатая Мои друзья, ее друзья

Мы часто проводили время с друзьями и знакомыми. Одни были из моего окружения, другие — из окружения Аллы.

Боярский

Как-то выходим из «Балалайки», так мы называли ресторан Дома композиторов, и я обнаруживаю, что заднее колесо моих «Жигулей», стоящих на парковке, проколото. Чертыхаясь, достаю из багажника запаску, домкрат, начинаю поднимать машину.

В это время на пороге «Балалайки» появляется мой давний друг — д’Артаньян всея Руси — Михаил Боярский. Он тоже там отдыхал и вышел покурить. Мы с Мишей все детство провели в одном доме на Гончарной улице в Ленинграде. Он на первом этаже в квартире двадцать один, а я на втором — как раз над ним, в квартире двадцать три. Родители категорически запрещали Мише со мной общаться. Я был хулиганом и «грозой» Гончарной, а он из интеллигентной семьи замечательного артиста дяди Сережи Боярского.

Родители хотели сделать из сына музыканта. Поэтому Мишка с большой черной папкой для нот таскался в музыкальную школу, а все ребята с нашего двора ходили в общеобразовательную № 153. Ну, как это можно было ему спустить?! Вот я и лупил его, благо был старше. У мальчишек по глупости такое бывает.

А потом, через много лет, когда стал режиссером, пригласил на «Мосфильм» на главную роль в своей картине, сказав: «Прости, Миша, за то, что отравил тебе счастливое детство…»

И вот теперь у «Балалайки» мы слышим: «Алка, Сашка, чем вам помочь? Давайте машину подниму».

С этими словами Миша ложится на асфальт, залезает со стороны багажника ногами вперед под «Жигули» и пытается отжать их на руках, как штангу. Домкрат срывается, машина, у которой снято заднее колесо, кренится, ползет и полностью накрывает кузовом Боярского, припечатывая его к земле.

Мы с Аллой замираем, потрясенные. Только что на наших глазах погиб народный кумир. Я уже представляю заголовки в завтрашних газетах: «Под колесами машины Пугачевой и Стефановича погиб Михаил Боярский».

Срывая кожу с пальцев, бешено кручу домкрат, поднимаю машину. И что вы думаете? Боярский вылезает из-под нее без единой царапины. Вот что значит настоящий мушкетер! Миша отряхивается, машет нам рукой и скрывается в глубинах ресторана.

А мы стоим с открытыми ртами.

Резник