Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!

Поеживаясь, Шувалов вышел из палатки и приказал отчаянно зевавшему дежурному офицеру вызвать командиров дивизий и особо Петеньку, палатка которого стояла совсем рядом. Ах да, Лаудона еще не забыть. Конечно же, майор примчался немедленно, ему не требовалось наряжаться, спал прямо в мундире.

Петр Иванович, скрывая улыбку, посмотрел на молодцеватого офицера. Интересно все-таки, почему братец Александр Иванович так о нем радеет? Правду бают или лгут? Хотя мальчик неплохой, старательный, далеко может пойти, хотя не слишком далеко – родовитости не хватает. И, сделав казенное лицо, граф сурово произнес:

– Господин секунд-майор, к тебе будет поручение чрезвычайной важности. Секретное, – многозначительно поднял палец, – докладывать только мне и никому другому. Есть подозрения на умысел прусский. Ты помнишь свой вояж уральский?

– Так точно, помню, господин фельдмаршал.

– Злодеи, коих ты тогда изловил, были голштинцами. Сие всем ведомо. Однако действовали они по наущению прусского агента и генерала голштинского барона Брокдорфа, состоявшего в свите наследника-цесаревича.

– Однако они в том не признались.

– Естественно, Брокдорф – хитрая лиса. Он так здорово уговаривает цесаревича, что тот думает, будто все сам решает и сам делает. А в действительности это Брокдорф дергает за ниточки, хотя его самого уже за другие ниточки дергает Фридрих.

– Однако, господин фельдмаршал, здесь ведь ни голштинцев нет, ни Брокдорфа.

– А вот здесь ты, братец, ошибаешься. Хотя в нашей армии голштинцев действительно здесь нет, но вот насчет Брокдорфа иное дело. Здесь он, голубчик, здесь, в штабе Фридриха.

Петенька недоуменно поднял брови:

– Как?!

Шувалов лишь руками развел, не ответив.

– Но ведь не могу же я в прусский лагерь пробраться!

– Конечно, не можешь, да и не требуется это от тебя. Сейчас этого вообще никто не может, а вот после сражения… – Петр Иванович покусал губу. – Вот после сражения, когда пруссаки побегут, тогда и надо будет подумать. Негоже эту змею просто так оставлять. Возьми отряд казаков… Хотя нет! – Он обрадованно прищелкнул пальцами. – Нет, есть получше вариант. Ты помнишь этих полоумных мальчишек, которые на побегушках у Бестужева?

– Ну и что?

– Так у них имеются основания Брокдорфа не любить очень сильно. Понимаешь, очень сильно. Значит, нужно помочь им встретиться, а дальше они все сделают сами, для этого у них множество причин. Намекни им, так, мимоходом, что могут, мол, встретить старого знакомого. А уж они постараются и ради своих дел, и ради Бестужева, и даже ради России. Граф Александр Иванович очень бы такой вариант одобрил, любит он ловко дела устраивать.

– Да, его высокографское сиятельство умеет… – странно произнес секунд-майор.

– Но-но, юноша. Не заносись! – оборвал его Петр Иванович. – Тайная канцелярия не любит громких дел, не положены они сему заведению, хотя оно не менее, а то и более других о благе государыни печется. Ино кто-то по-простому, громом пушечным о пользе радеет, только иные тихие дела громче пальбы отзываются. В общем, извести этих корнетов, да сам проследи, чтобы все закончилось, как должно. Доложишь мне и поедешь к графу Александру Ивановичу с донесением, а уж я постараюсь дело представить так, чтобы тебя не забыли. Ну да ступай, вон уже генералы подходят. И помни – промашки допустить нельзя.

Петенька щелкнул каблуками и коротко поклонился. Петр Иванович лишь вздохнул, когда майор ушел. Молод, горяч, кровь играет. Поговорить, что ли, с кузеном Ванькой? Он матушку-государыню уговорит, пусть даст мальчику какой-никакой титул. Нет, графом ему, конечно, не бывать, но что-нибудь придумать можно. Тем более вдруг оно правда?

Но тут действительно подошли командиры дивизий генералы граф Румянцев, Фермор, Вильбоа, князь Голицын и командир австрийского отряда фельдмаршал-лейтенант (припомнив это, Шувалов досадливо поморщился, императрица Мария-Терезия раздавала звания фельдмаршала налево и направо) барон Лаудон. Лошадиное лицо барона всегда повергало Петра Ивановича в тоску, чем-то напоминая морду выписанного из Англии жеребца. Как-то он там без хозяйского глаза? Но нельзя проклятому барону непочтение выказывать, пусть пехоты у него немного, но зато кавалерия знатная – сорок четыре эскадрона, особливо же венгерские гусары. Молодец к молодцу! Из наших разве что конно-гренадеры Мордвинова им не уступят. Вот только согласится ли он подчиниться, или опять придется уламывать?

– Князь, ваши солдаты закончили готовить штерн-шанц на Мельничной горе? – обратился он к Голицыну.

– Все готово. Правда, люди работали целую ночь, умаялись, сейчас спят.

Шувалов сочувственно покивал, но сказал жестко:

– Пусть еще немного отдохнут, однако через час играть генерал-марш. Армия должна быть готова, Фридрих наверняка уже давно на ногах, просто ему требуется время, чтобы выйти на удобные позиции и подготовить атаку, но все-таки немного времени у вас еще имеется. Мельничная гора есть ключ к позиции, хотя некоторые говорят, что следует изо всех сил удерживать Жидовскую гору возле реки Одера. Нет-с! Жидовская гора – это последний оплот, если дойдет дело до нее, сие значит, что позиция потеряна полностью и армия разбита. Так что вам, князь, придется стоять насмерть. Я приказал передвинуть к вам бригаду Сиверса из трех полков, сделано? – Генерал Вильбоа, в дивизию которого входила эта бригада, поморщившись, кивнул. – Далее, на вершине горы должна быть сооружена батарея двенадцатифунтовых пушек нового образца, каковая будет господствовать над всем левым флангом. Или правым, так как Фридрих опять заставит нас сражаться с перевернутым фронтом. Особливо же обратите внимание на Третинские высоты. Фридрих оставил там небольшой деташемент, наступления с той стороны не будет, однако следует ожидать артиллерийского обстрела. Более того, я полагаю, король прусский постарается взять наш левый фланг под перекрестный обстрел, но мы должны перехитрить его. Петр Александрович? – обратился он к Румянцеву.

– Согласно приказанию вашего высокографского сиятельства выдвинул бригаду князя Долгорукого на высоту Малый Шпиц, придав ей пушечную батарею и батарею единорогов. Хотя должен заметить, что полагаю это опрометчивым, так как ослабляется центр позиции.

– Генерал, пока противник не взял Мельничную высоту, центру решительно ничего не угрожает. К тому же я не требую от Долгорукого держаться до последнего солдата. Он должен отбить первые атаки, а потом может отойти к Кунерсдорфу. Главное для нас, выиграть время. Если прусские полки завязнут в стычках на подступах к главной позиции, это будет иметь решающее значение согласно моему плану. Но вот сам Кунерсдорф надлежит укрепить и занять войсками, чтобы держать под обстрелом Малый Шпиц и подходы к Мельничной горе.

– Согласно указанию вашего высокографского сиятельства там находится Новгородский полк, – брюзгливо ответил Румянцев.

Шувалов неодобрительно покосился на него, но не сказал ничего. Не хотелось спорить с этим выскочкой, который, как поговаривают, вообще незаконный сын императора Петра. Ну да ничего, после сражения сочтемся.

– Генерал, – назидательно заметил Шувалов, – позиция в Кунерсдорфе важна также еще и потому, что прусская кавалерия может-таки попытаться атаковать наши позиции со стороны Франкфуртского леса. В этом случае из Кунерсдорфа можно будет обстреливать ее во фланг и тыл.

– А ежели пруссаки атакуют самую деревню?

– Тогда кавалерия доедет до первого плетня. Здесь их делают, слава богу, не чета российским.

– Ну, хорошо, господин генерал-аншеф, это все меры оборонительные и пассивные, – упрямился Румянцев. – Все великие баталии выигрывались только мощным ударом и атакой. Ганнибал не был бы Ганнибалом, если бы стоял на месте и стрелял из луков.

– Верно, – кивнул Шувалов. – Вот в этом и заключается мой план. Слушайте, – перешел он на немецкий, не для того, чтобы мог понять Лаудон, тот ранее состоял в русской службе и по-русски понимал, но секретности ради.