Пушка 'Братство'
Шрифт:
– - B сущности, национальных гвардейцев среди манифестантов не было, все больше буржуйчики... Они и сюда явились орать: "Долой Центральный комитет!* Чего-чего, a наглости y них хватает. Потом paссеялись, сговорившись пqвторить свое сборище сегодня!
– - Да Коста*, кстати, считает, что в эту толпу затесались и честные люди, негоцианты, преподаватели, даже студенты, и что они думали таким путем защитить буржуазную Республику, ту, которая была провозглашена 4 сентября! За их спиной действуют бонапартисты, они только и ждут удобного случая.
– - Все было подстроено заранее, и вот доказательство: одновременно
– - Посмотрите, какие они расклеили афишки на стенах домов I округа!
Большая 6елая афиша призывает "добрых граждан* принять 4мужественное решение, с тем чтобы обеспечить согласие и укрепить Республику*. Подписи поставили офицеры 1-го, 5-го, 12-го, 13-го и 14-го батальонов.
– - Там не менее трехсот имен! Надеюсь, Рнго взял их на заметку...
К вечеру.
Тревожные часы. Так называемые "друзья Порядка* скапливаются перед новым зданием Оперы. Бержере ищет в муравейнике своей канцелярии, кого бы послать, чтобы замешаться в толпу заговорщиков: желательно штатских.
– - Hac направьте,-- предлагает Марта.
– - Только как же мы будем знать: вызывать нам бельвильцев или нет?
Бержере смотрит на нас в некотором замешательстве.
– - Сами решайте!
Марта движением подбородка выражает согласие.
Проходим сквозь сплошной, от здания к зданию, строй федератов по улице де ла Пэ. Все стоят ружье к ноге.
Бульвары Мадлен и Оперы запружены народом. Будто здесь весь Париж и сотнями глоток выкрикивает: "Да здравствует ПорядокU Острый холодок сжимает мне грудь, сердце, все нутро. Я почему-то нисколько не сомневался, что за Центральным комитетом Национальной гвардии стоят, как один, все парижане.
– - У тебя, разиня, значит, глаз нету, не видел ты, сколько в Париже этого добра -- церковников, прихвостней Баденге, головорезов, никудышных людей, богатеньких сынков к всяких развратников.
Национальных гвардейцев раз-два и обчелся. Да и то на них слишком щегольская форма, брюшко выпирает, добротная ткань выдает их истинную породу. Преобладают рединготы и круглые шляпы.
– - Надо раздобыть хоть клочок голубой ленточки.
B самом деле, здесь это вроде условного знака. У всех в петлице голубое. На первый взгляд, оружия ни y кого вроде нет, но кое-где можно заметить, как, подмигнув, одни вытягивают набалдашник палки, обнажая лезвие шпаги, другие откидывают полу редингота, a там солидная дубинка.
Чудесный ясный день. Где-то на колокольне пробило два часа. Толпа устремляется на улицу де ла Пэ. Элегантно одетый юноша машет ручкой, приглашая собравшееся на балконе общество присоединиться к нему. Кто-то рядом стоящий объясняет, что этот балкон принадлежит англичанину -знаменитому портному Ворту. Что касается юного денди, он оказался господином Анри де Пэном, сотрудником "Пари-журналь". Между тем в голове кортежа, поравнявшегося с третьим от угла домом,-- заминка. Кто-то требует тишины. Марта впивается коротенькими своими пальцами в мой рукав -- совсем детская ручонка... B нескольких шагах от вас строй бойцов Бержере ощетинивается штыками. Рединготники засуетились, повторяют слова из речи Жюля Фавра о Коммуне, которая есть "насилие над собственностью, крушение общества, подрываемого в своих основах"! Федераты -- это "голытьба, душащая столицу",
или еще лучше: "грязный сброд, подонки общества*...Молодые люди идут против течения с вееелыми возгласами:
– - На улице Нев-Сент-Огюстен часовью уже обезоружены! Отнимайте винтовки y федералиетовl
Толпа снова двинулась вперед, задние напирают, в узкой улочке образовалась пробка; еще несколько шагов, и людской поток упирается в развернутый строй национальных гвардейцев, которые держат теперь ружья наперевес -- a что им прикажете делать?
Федераты и рединготники стоят друг против друга, HOC к носу, грудь в грудь. Сзади толпа продолжает напирать все тяжелее, упрямее. Впереди, со стороны Вандомской колонны, раздается дробь барабанов.
Марта удерживает меня за рукав. Там, где противники сталкиваются лицом к лицу,-- крики, брань, неистовый шум. Тысячи голосов скандируют:
– - Долой Комитет Национальной гвардии! Долой убийцl
И среди водоворота слышится: "Адмирал... Адмирал..." Слово перелетает из уст в уста.
– - Это старый морской волк,-- объясняет кто-то.-- Был под Севастополем, потом правителем Новой Каледонии. Разве скажешь, что ему уже шестьдесят!
– - Тише! Слово адмиралу!
– - Скорей, Флоран! Спрячемся в том подъезде. Тут сейчас пойдет такая трескотняl
Я иду за Мартой, вдогонку мне доносится дрожащий голос:
– - Господа! Я только что из Версаля. Правительство, вами свободно избранное, назначило меня главнокомандующим национальными гвардейцами округа Сены...
Слова его тонут в начавшейся стрельбе, возгласах, страшной суматохе. Толпа отхлынула в сторону Оперы. Люди толкают, теснят друг друга, идут прямо по упавшим. Огромная площадь вдруг опустела, мостовая усеяна шляпами, тростями, судорожно бьющимися телами, рядом трехцветное знамя со сломанным древком. Окна и балконы на всех этажах разом пустеют.
Люди в растерзанной одежде, без шляп, с бледными лицами ищут спасения в нашем подъевде. ..--.--.
– - Пропуетите меня, я ранен!
– - Это вопит полный господин в рединготе с меховым воротником. Левой рукой он поддерживает правую.
– - Не один вы пострадали.
Никто не уступает ему дорогу, и тогда толстяк громко называет себя:
– - Я господин Оттингер!
– - Банкир?
– - Он самый!
Ему дают дорогу, спешат поддержать под руку.
Мы возвращаемся на улицу де ла Пэ кружным путем, пользуясь знакомыми переходами, попадая в тупики, бредем по улице Людовика Великого и Нев-де-Пти-Шан. "Друзья Порядка* спешно ретировались. Федераты подбирают раненых, вносят их в лавки, впрочем, далеко не все лавочники соглашаются впустить пострадавших. A о мертвых вообще забыли. Среди убитых красавчик Анри де Пэн. Он лежит навзничь, в глазах застыло удивление.
Все так же ярко-бесстрастно сияет солнце.
Перед штабом на площади люди собираются кучками и, сблизив головы, тихо переговариваются:
– - Бержере предупредил их перед залпом?
– - Раз десять, я сам с ним рядом стоял!
– - Hy, они так горланили, что могли и не услышать...
– - Вряд ли! Они просто были как бешеные.
– - Нет, их кто-то подстрекалl Тьеру нужна была эта кровь.
– - Лично я не стрелял. г
– - A я стрелял в воздух.
– ---- Они первыми открыли стрельбу!