Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…
Шрифт:
«Тетушка здесь, и она мне сказала, что уже сняла дом, чтобы заставить сестер приехать, но она еще не знает, когда поедет».
Теперь стало известно, что Екатерина Ивановна приезжала в Завод осенью 1838 года. Об этом же пишет и Екатерина Дантес в письме к Дмитрию Николаевичу 26 мая 1839 года:
«Вы имели счастье принимать у себя вашу дорогую тетушку Катерину, приехавшую похитить у вас сестер».
Таким образом, очевидно, вопрос о возвращении сестер в Петербург осенью 1838 года был окончательно решен в Заводе после приезда Загряжской. О неожиданности этого решения говорится и в приводимом ниже письме Натальи Ивановны; она о нем не знала, а между тем Дмитрий Николаевич регулярно переписывался с матерью и ставил ее в известность обо всех семейных событиях. Екатерина Ивановна сумела уговорить Наталью Николаевну. Полагаем, что главным мотивом здесь были дети: им надо было дать образование, в столице была возможность устроить мальчиков в учебные заведения на казенный счет.
Уезжая из Петербурга в феврале 1837
«…А как не только упомянутое выше движимое имущество покойного мужа моего находится в С. Петербурге, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С. Петербурге, то посему и прошу: Дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведывание С. Петербургской дворянской опеке и, утвердив поименованных выше лиц в звании опекунов детей моих, учинить распоряжение, как законы повелевают» [141] .
141
Письмо написано по-русски.
Уговаривая Наталью Николаевну вернуться, тетушка обещала оказывать ей всяческую помощь. Как видим, она сняла для нее дом (вероятно, квартиру). Несомненно, в решении этого вопроса не последнюю роль играла и Александра Николаевна. Екатерина Ивановна уже подготовила почву для принятия ее во фрейлины к императрице, и, конечно, легко можно себе представить, в какой восторг от подобной перспективы пришла Александра Николаевна и как она уговаривала сестру не лишать ее счастья устроить свою судьбу. Наталья Николаевна, нежно любившая ее, не могла ей отказать. И наконец, начатые Опекой хлопоты по выкупу Михайловского у совладельцев также требовали ее присутствия в Петербурге. Вот совокупность всех этих обстоятельств и заставила Наталью Николаевну согласиться на возвращение в столицу раньше, чем она хотела бы, хотя, конечно, как совершенно верно замечает Нина Доля, ей было тяжело принять такое решение. Но, как всегда, она ставила интересы близких выше своих чувств и переживаний…
Видимо, в начале ноября 1838 года Загряжская и сестры с детьми выехали в Москву, откуда Наталья Николаевна и Александра Николаевна ездили в Ярополец проститься с матерью, а Екатерина Ивановна, очевидно, ждала их в Москве.
12 ноября Наталья Ивановна писала старшему сыну:
«…Твои сестры неожиданно приехали ко мне проститься перед отъездом в Петербург. Дай бог, чтобы они не раскаялись в этой затее, которая в глазах здравомыслящих людей мало похвальна. Старшая, без сомнения, больше всех виновата, но это однако нисколько не оправдывает и младшую».
Недовольство Натальи Ивановны вполне понятно: дочери приняли это решение, не посоветовавшись с нею, а главное – под влиянием Загряжской, с которой она была в ссоре. Однако материнское сердце все же не выдержало, и расстались они дружески. Об этом писали Дмитрию Николаевичу сестры из Москвы, где они останавливались на некоторое время по дороге в Петербург.
«Дорогой Дмитрий, – пишет Александра Николаевна, – ты просил меня сообщить тебе о приеме, оказанном нам в Яропольце. Должна тебе сказать, что мы расстались с матерью превосходно. Она была трогательна с нами, добра, ласкова, всячески заботилась о нас. Мы пробыли у нее сутки».
«…Не говорю об матери, – приписывает Наталья Николаевна, – сестра уже все подробно описала; одним словом, она с нами обошлась как нельзя лучше и мы расстались со слезами с обеих сторон».
Снова в Петербурге
По возвращении в Петербург в начале ноября 1838 года Наталья Николаевна жила очень скромно и уединенно.
«Мы ведем сейчас жизнь очень тихую, – писала Александра Николаевна брату 24 ноября 1838 года, – Таша никуда не выезжает, но все приходят ее навещать и каждое утро точат у нас лясы».
В эти годы просьбы о деньгах красной нитью проходят через многие письма сестер. Материальное положение их было трудным, а Дмитрий Николаевич очень неаккуратно высылал им деньги. Иногда между ними возникали недоразумения, которые очень тяжело переживала Наталья Николаевна.
«Послушай, дорогой Дмитрий, больше всего я не люблю ссориться с тем, кто мне особенно близок и кого я люблю всей душой. Давай немного поговорим. Скажи, разве это разумно так сильно на меня сердиться и говорить мне такие неприятные вещи из-за отказа, который даже нельзя назвать таковым, принимая во внимание, что, не имея ничего, я ничего и не могу дать, не правда ли? На нет и суда нет, ты это знаешь. Должна признаться, что эта несчастная седьмая часть приносит мне большое огорчение: с одной стороны, семья моего мужа сердится, что я не использую эти деньги на покупку псковского поместья, а с другой – ты меня упрекаешь в разорении всей семьи за то, что я их тебе не дала. Словом, со всех сторон только неприятности и огорчения из-за ничтожной
суммы, которой я в действительности еще не имею и о которой даже больше не слышу и разговоров… Ответь мне на это письмо, чтобы доказать, что мы с тобою по-прежнему друзья» (июнь – июль 1839 г.).«2 августа 1839 года
Твое письмо меня осчастливило, дорогой Дмитрий. Тысячу раз благодарю тебя за все те нежные и ласковые слова, что ты мне говоришь, я в них действительно очень нуждалась, так как сердце мое страдало от того разлада, что возник между нами. Ну раз уж с этим покончено, не будем об этом больше говорить, еще раз крепко обнимемся и будем любить друг друга в тысячу раз больше. Я также была счастлива узнать, что ты вышел из затруднительного положения; от всей души желаю тебе спокойствия и полного успеха в делах, да хранит тебя Бог и освободит от всех горестей и беспокойств. Еще раз повторяю, что если только я могу быть тебе в чем-либо полезной, от всей души предлагаю тебе свою скромную помощь, располагай мною как тебе заблагорассудится».
Сестры имели право на известную долю доходов с гончаровских предприятий, но денежные дела семьи были, как мы говорили выше, в тяжелом положении. Наталья Ивановна, имевшая собственное довольно значительное состояние и поместье Ярополец в 1400 душ (оно, правда, было обременено долгами), мало помогала детям. После смерти Пушкина некоторое время она давала дочери 3000 рублей в год, а потом перестала, ссылаясь на свои финансовые затруднения. Семье Пушкина была назначена государственная годовая пенсия: 5000 вдове и по 1500 детям; сыновьям – до совершеннолетия, дочерям – до выхода замуж, всего 11 тысяч. Полученные от посмертного издания сочинений Пушкина 50 тысяч Наталья Николаевна положила в банк и ни в коем случае не хотела трогать, считая, что они принадлежат детям; проценты с этого маленького капитала составляли 2600 рублей; и, наконец, Дмитрий Николаевич должен был выплачивать сестре 1500 рублей. Таким образом, всего Наталья Николаевна имела 15 тысяч в год. Если принять во внимание дороговизну тогдашней жизни, то можно понять, что этого было совершенно недостаточно. Одна квартира в те времена стоила 3-4 тысячи в год. Существовавшие тогда цены кажутся теперь совершенно баснословными. Так, например, нанять карету для поездки семьи из Москвы в Петербург стоило… 1000 рублей! В записных книжках Дмитрия Николаевича, скрупулезно записывавшего все свои расходы, значится, что он тратил на подобное путешествие 320-350 рублей. В «Архиве Опеки Пушкина» приведены данные расходов по дому при жизни Пушкина. Вот некоторые цифры за январь 1837 года. Было израсходовано: на дрова 210 рублей, по счетам аптеки – 84 рубля, на продукты – 775 рублей, на вино – 103 рубля, на прислугу, врача и пр. – 450 рублей, на извозчика – 300 рублей и т. д. Итого в месяц 1984 рубля! Таким образом, нам становится понятным то тяжелое положение, в котором часто находилась вдова поэта, ей действительно приходилось бороться с бедностью.
Несомненно, большую моральную поддержку имела Наталья Николаевна в лице тетушки Загряжской, которая принимала и деятельное участие в ее делах, а помогала ли она ей регулярно материально, мы не знаем. Возможно, как это было и раньше, при жизни Пушкина, она заботилась о туалетах сестер, на которые у них не было денег. Но, во всяком случае, помощи этой было недостаточно, и нехватки, а иногда и просто нужда, часто бывали в доме. Пушкин был близок к истине, когда писал в 1833 году Дмитрию Николаевичу, что после его смерти «жена окажется на улице, а дети в нищете».
Вот что писала брату Александра Николаевна (письмо не датировано, но мы полагаем, что оно относится к 1839-1840 годам):
«Дорогой Дмитрий, я думаю ты не рассердишься, если я позволю себе просить тебя за Ташу. Я не вхожу в подробности, она сама тебе об этом напишет. Я только умоляю тебя взять ее под свою защиту. Ради бога, дорогой брат, войди в ее положение и будь так добр и великодушен – приди ей на помощь. Ты не поверишь, в каком состоянии она находится, на нее больно смотреть. Пойми, что такое для нее потерять 3000 рублей [142] . С этими деньгами она еще как-то может просуществовать с семьей. Невозможно быть более разумной и экономной, чем она, и все же она вынуждена делать долги. Дети растут, и скоро она должна будет взять им учителей, следственно, расходы только увеличиваются, а доходы ее уменьшаются. Если бы ты был здесь и видел ее, я уверена, что был бы очень тронут положением, в котором она находится и сделал бы все возможное, чтобы ей помочь. Поверь, дорогой Дмитрий, бог тебя вознаградит за добро, которое ты ей сделал бы. Я боюсь за нее. Со всеми ее горестями и неприятностями, она еще должна бороться с нищетой. Силы ей изменяют, она теряет остатки мужества, бывают дни, когда она совершенно падает духом. Кончаю, любезный Дмитрий, уверенная, что ты на меня не рассердишься за мое вмешательство в это дело и сделаешь все возможное, чтобы прийти на помощь бедной Таше. Подумай о нас, дорогой Дмитрий, в отношении 1 февраля, и особенно о Таше. Я не знаю что отдала бы, чтобы видеть ее спокойной и счастливой, это настоящее страдание».
142
Имеются в виду 3 тысячи рублей, которые посылала мать.