Пусть поднимется ветер

– Выглядит ужасно.

– Ну, спасибо.

– Не имел в виду твою ногу... я не на это смотрю, - говорю я быстро.
– просто говорю...

Мои оправдания затихают, когда она смеется.

– Я усложняю тебе жизнь, - говорит Солана, - так ты перестанешь нервничать. Честно, у меня никогда не было парня, настолько боящегося прикоснуться ко мне.

Мои щеки пылали.

Возможно, они плавят мой мозг, потому что я слышу, как говорю:

– Так... у тебя были другие парни?

– Ты серьезно спрашиваешь меня об этом?

– Нет... ты права. Прости... я не знаю, почему сказал это.

Повисает неловкое молчание.

На самом деле, «неловкое» не достаточно сильное слово. Это как если бы у неловкого и неудобного человека получился уродливый, несчастный ребенок, который не переставал плакать и какать все время.

– Для отчета, - говорит Солана.
– Я имела в виду Силы Бури, которые лечили мои раны за эти годы, и опекунов, которые обучали меня бороться. Им приходилось прикасаться время от времени, и они никогда не были такими дергаными.

– Ну, у них намного больше опыта, чем у меня... в бою и прочее... ну знаешь... не то, чтобы Одри и я... ммм... знаешь, что? Я собираюсь прекратить говорить об этом. Возможно, навсегда.

– Это хорошая идея, - соглашается она.

Я смотрю в пол, желая, чтобы грунт разрушился и поглотил меня.

Когда этого не происходит, я заматываю ее рану самым широким бинтом.

– Должно быть сильнее, - говорит она.

– Будет больно.

– Да, ну, иногда боль - единственный путь.

Такое чувство, что в ее словах есть более глубокое значение, но я решаю не углубляться.

Вместо этого я затягиваю бинт сильнее... но очевидно этого все еще не достаточно. Она хватает меня за руки, вынуждая сильнее стянуть выпуклость кожи.

Крохотный вздох скользит с губ, но она двигает ногой несколько раз:

– Спасибо. Полагаю, мне следовало позволить тебе сделать это с самого начала.

– Подожди... ты только что признала, что я был прав?

– Не позволяй этому укорениться в голове. Я уверена, это случайность.

Я вздыхаю:

– Теперь ты похожа на Одри.

С этими словами тишина опускается на нижний уровень.

Я прекращаю желать обрушения грунта и рассматриваю рытье своего собственного тоннеля. Могу поспорить, что будет не трудно продолбить камень моим ножом...

– Это всегда будет странно между нами, не так ли?
– спрашивает Солана.

– Я не знаю. Возможно, со временем...

– Да.

Ни один из нас не кажется полным надежд.

Я не понимаю, что играю с кулоном опекуна Одри, пока Солана не протягивает руку и не касается шнурка.

– Рада, что она все еще жива, - шепчет девушка.
– И я собираюсь сделать все, что могу, чтобы удостовериться, что дальше так и будет.

– Спасибо, - бормочу я.
– Мне жаль, что у нас нет способа узнать, как там Гас.

– Я тоже. Особенно теперь, когда я слышала тот Живой Шторм. Но я чувствую, что ощутила бы эхо, если бы он был не в порядке.

– Возможно.

Я не много знаю о процессе ...просто когда сильфиды умирают, они оставляют маленькую часть себя дрейфовать с ветром, чтобы сказать миру, что они ушли.

Но мы настолько глубоко под землей, что эхо не могло добраться до нас.

– Думаешь, готова идти?
– спрашиваю я.

– Есть только один способ узнать.

Она все еще шатается, но хромает меньше.

Я обнимаю ее за плечи:

– Так ты сохранишь больше энергии.

– Спасибо.

Мы идем в тишине в течение нескольких минут до кривого коридора, и она отстраняется.

– Теперь я чувствую себя лучше, - обещает Солана.

И она действительно делает несколько шагов. Потом снова прислоняется к стене.

– Это гордость или женские штучки?
– спрашиваю я.

– Что такое «женские штучки»?

– О, да ладно. Ты знаешь, как вы, девочки, притворяетесь, что все хорошо, когда на самом деле хочется оторвать голову.

– Если я соглашусь с твоим широким обобщением, которое, кстати, не верно, я полагаю, ты думаешь, что мальчишки лучше?

– Ну, да. Отчасти. По крайней мере, когда парень злиться на другого парня, он ему говорит... или он бьет его кулаком в лицо.

Солана закатывает глаза:

– Тогда как ты объяснишь все те вещи, от которых не можешь удержаться и говоришь?

– Каких, например?

– Не важно. Давай продолжим.
– Она пытается идти снова и почти падает.

Я помогаю ей прислониться к стене, но она отстраняется от меня. Это всего несколько дюймов, но похоже на мили.

– Возможно, ты права, - говорю я, когда больше не могу выдерживать тишину.
– Может быть, мы все вернем обратно, если просто выложим все в открытую, так будет проще.

Она опускает взгляд на руки, и снова крутит свой браслет.

Я собираюсь спросить ее, почему она делает это, когда она останавливается, чтобы посмотреть на меня.

– Прекрасно, ты хочешь знать, почему я чувствую себя неловко с тобой? Потому что я могу сказать, что ты винишь меня в том, что произошло с Одри. И я знаю, что ты ненавидишь то, что я использую силу боли. Я также знаю, что ты думаешь, что должен связаться со мной, чтобы спасти от той силы... и ты действуешь, будто все, что я делаю - это какая-то большая схема, чтобы обольстить тебя.

Ладно... ничего себе.

Святая гора честности, Бэтмэн!

Возможно, я должен был оставить это в покое...

Я даже не знаю с чего начать, и мямлю:

– Это не похоже на то.

– Тогда что это?

Я смотрю на свой браслет-компас, который, кажется, вращается еще быстрее.

– Я бы хотел спасти вас обеих, - шепчу я.
– И я бы хотел, чтобы ты никогда не использовала силу боли. Понимаю, что ничто из этого не было твоей виной. Просто трудно не играть в «а что если», понимаешь?