Пустой мир. Кровь и честь

Эдвард первое время просто слушал, пытаясь прояснить для себя, как необходимо прокладывать дальнейшую стратегию действий, как выстраивать диалог с феодалами, да и просто узнать мнение большинства о том, каким должен быть будущий король. Конечно, экономические и политические возможности для становления того или иного претендента на престол обычно являлись главенствующими, но никогда не стоит забывать, что Рейнсвальд это не только флот, армии и производственные мощности, но и люди, народ, а главное, феодалы, что ведут за собой людей. Их мнение было, есть и будет решающими для избрания нового короля. Всегда разворачивается борьба за голоса малых феодалов, которых гораздо больше, чем тех старых и могущественных феодов, чьи голоса не составляют и пятой части от общего количества. Ведь именно мнение простого большинства решит, кто же снова наденет корону Рейнсвальда, и перед кем встанут на колени все, без какого-либо исключения.

Первоначальная поддержка неожиданно перешла к графу Розмийскому, как к сыну последнего короля, о времени правления которого у очень многих сохранились лишь положительные эмоции. Многие считали, что правление сына Иинана Третьего станет прямым продолжением той политики, что вел его отец, но такая точка зрения придерживалась не очень долго, поскольку ее активнее всего продвигали Гористары. Поддерживающие остальных двух претендентов бароны очень быстро смогли перевести спор именно в то русло, что граф Розмийский на деле может стать марионеткой Гористаров, конечно, очень древнего и уважаемого рода, но уже давно известного своей жадность и желанием властвовать над всем Рейнсвальдом. Становиться под пяту правления этого рода хотелось далеко не многим, и постепенно чаша весов начала склоняться к графу Фларскому, чьи сторонники активно поддерживали идеи равенства феодалов, а так же тех реформ, что могут избавить Рейнсвальд от тех проблем, что накопились к окончанию эпохи правления Иинана Третьего. Программа реформ, выдвинутая графом, предполагала в первую очередь реорганизацию торговых путей и основных торговых трактов, уже устоявшихся на территории королевства, но частью обходившие новые феоды, еще не включенные в общую систему торговли, а потому испытывающие проблемы с развитием и рынками сбыта своей продукции. Среди малых феодалов большую поддержку получила предложенная реформа личных армий феодалов, которые прежде обладали полной свободой в принятии на вооружение самых различных технологий. Не ограниченные так же и по максимально допустимым показателям личного состава и стоявшей на вооружении техники, за исключением нескольких вето, наложенных королем на особо смертоносные и разрушительные технологии, представляющие угрозу всему королевству. Уже многие считали, что необходимо ограничивать возможности феодалов, поскольку столь большие армии просто не могли стоять без дела, в результате чего по всему Рейнсвальду время от времени возникали различные локальные конфликты, порой из за пустых мелочей, но разгоравшиеся до жарких схваток, в которых гибли порой целые поселения, а потери исчислялись тысячами. И из-за этого же небольшие феоды всегда чувствовали притеснение со стороны своих старших и более могущественных соседей, с чьими армиями им, конечно, было не тягаться. Такая же реформа уравнивала бы их возможности, но сильно сказалась на отношении к графу крупных феодалов, не видевших в личных армиях, по численности порой приближавшихся к королевским войскам, ничего плохого. Сам Эдвард еще не знал, как стоит реагировать на подобное, поскольку его возможности такая реформа тоже задевала серьезно, но это был пока лишь проект. Быть может, после окончания уже подступившей к порогу войны, такие армии действительно не понадобятся, да и неизвестно, что вообще от них останется, когда отгремят сражения.

С продолжением спора начинали вскрываться и те противоречия, что уже разделяли феодалов Рейнсвальда, не только лишь связанные с территориями и торговлей, но и уже очень старые, покрывшиеся коростой и все глубже проникающие в самую суть королевства. Не смотря ни на что, Рейнсвальд, со всей его данью традициям, верности устоям и строгой социальной иерархии, все же развивался, не останавливаясь и не замирая в эпохе застоя.

Старые феоды начинали постепенно отставать от молодых, развивающихся и вынужденных бороться за свое место на внутреннем и внешнем рынках Рейнсвальда, а потому активно вкладывающих все доступные средства в модернизацию производства, улучшения качества и надежности выпускаемой ими продукции. Молодые феоды чаще всего вытеснялись потоком промышленных товаров, идущих в огромных количествах от гигантов в этой сфере, вроде Тристана или Гористара, и искали новые пути внешней торговли, открывая новых потребителей, торговля с какими порой оказывалась даже гораздо выгоднее, чем все то, что пытались делать до этого. Из уже крепко закрепившихся на рынке феодов далеко не все стремились поспевать за новыми тенденциями, поскольку система и так хорошо работала, налаженная и эффективно действующая, из-за чего все больше усугублялась разница между количеством и качеством, принципиально разная для различных феодов.

Проблемы возникали и с неконтролируемо развивающимися колониями, иногда преобразующихся в новые феоды, а иногда оставаясь обычными колониями, хотя порой по размерам и значимости далеко превышая исторический центр. Порой такие колонии двигали и развитие самих феодов, что в частности, сильно заметно в Тристанском баронате, вводящим в колониях самые передовые технологии и постепенно перестраивая их на весь остальной баронат. Только часто давление центра тормозило развитие самих колоний, из-за чего порой они даже оказывались нерентабельными. Некоторые старые феоды уже вовсе выступали за отказ от развития колониальной системы Рейнсвальда на поверхности и других островах, считая, что королевство должно располагаться исключительно на самом острове. А вот для большинства молодых и небольших феодов развитие колонии и экстенсивный путь экономики был единственным ключом к выживанию и даже процветанию в уже сложившихся условиях.

Эти и многие другие проявившиеся сегодня противоречия были лишь немногими вопросами, поднятыми только в первый день обсуждения, но они уже показывали ту глубокую пропасть, что пролегала между различными силами на Рейнсвальде, сейчас с новым энтузиазмом вцепившихся друг в друга, пока еще только на дипломатическом языке. Споры становились ожесточеннее, а слова были все жестче и жестче, появлялись уже даже открытые обвинения и угрозы. Претенденты переманивали поддерживавших их феодалов один у другого, предложения и просьбы сменялись едва ли не чаще, чем на них успевали отвечать, некоторые оставались и вовсе без ответа, а некоторые вызывали новые обсуждения, новые вопросы и новые пути для поиска ответов. Атмосфера становилась все более напряженной, и люди, запертые здесь друг с другом, все больше походили на свору голодных собак.

Эдвард, вслушиваясь в накалившиеся до предела споры, вспомнил ту старую историю, рассказанную как-то его отцом, что если в одной банке закрыть множество пауков и даже регулярно кормить их, то они все равно начнут убивать и пожирать друг друга, до тех пор, пока не останется всего лишь один. Самый злой, самый сильный и наглый паук, сожравший всех остальных и при этом сумевший выжить. А потом он тоже умрет, не сумев переварить все то, что сожрал, подавившись, и до последнего момента продолжая пожирая ту еду, какая еще была в банке, попросту не способный остановиться. Люди должны выходить на компромисс, иначе они просто рискуют повторить участь этих пауков, вот в чем мораль истории. И глядя на окружающих его феодалов, Эдвард все лучше понимал, что никто не хочет уступать. Равенство возможностей и чувство столь близкой власти, что до нее можно руку протянуть, ожесточали людей, заставляя их до последнего вздоха лезть вперед, пробивая перед собой лишь собственные интересы и не обращая внимания ни на что другое.

Дебаты были прерваны только уже глубокой ночью, когда напряжение достигло таких пределов, что еще немного, и феодалы готовы объявить войну друг другу прямо здесь и сейчас. Стража Трона вошла в зал, объявив, что сегодняшнее собрание закончено, и продолжить можно только на следующий день. Взвинченные и нервничающие дворяне, все еще что-то вполголоса обсуждающие, не способные сразу оторваться от разгоревшихся споров, покидали свои места и расходились по выделенным для них комнатам в королевском дворце. Правила, по которым дебаты не могли продолжаться без перерыва, вводились для того, чтобы спор действительно не перерос в бесконтрольную агрессию, когда люди способны на самые глупые поступки, вроде того же беспричинного объявления войн или же отказа от взаимовыгодного сотрудничества из-за сильного эмоционального напряжения и внезапно вспыхнувшей вражды. Перерывы были необходимы, чтобы люди могли успокоиться, разобраться в своих чувствах и требованиях, спокойно осмыслить все услышанное и обдумать свои дальнейшие действия. Однако до тех пор, пока король не будет выбран, ни один феодал не имеет права покинуть королевский дворец, сохраняя свои связи с внешним миром ровно настолько, чтобы сохранять контроль над своим феодом.

– Так что скажете по поводу сегодняшнего дня? – спросил Эдвард у графа Фларского, когда они уже выходили из зала. Граф выглядел совершенно истощенным в физическом и в моральном плане после того напряжения всех своих сил, что пережил в течение этого дня. Казалось, что его можно выжимать от пота, крупные капли стекали по лицу, и приходилось время от времени протирать лоб носовым платком, - Мне кажется, мы смогли достигнуть определенных успехов.

– Барон Гельский, можно сказать, практически выбыл из игры, - кивнул Рокфор, подходя к ним, и, в отличие от многих, буквально светившийся энергией, дебаты вернули ему хоть какое-то чувство цели в будущей жизни, и вся его деятельность теперь была направлена, чтобы сорвать планы Гористаров и посадить на престол Делая, обставив графа Розмийского, - У него слишком слабы шансы, а после поражения его эскадры у Самриских верфей потерял доверие как человек, способный командовать войсками. И остезейцы от него практически откололись, - он вспоминал последний час обсуждения, когда остезейские бароны неожиданно начали переходить на сторону графа Фларского, поддерживая предложенную им политику постепенных реформ, способную в будущем серьезно изменить внешний вид и внутреннюю структуру Рейнсвальда.

– Зато промышленники Хальса готовы держаться за графа Розмийского до последнего, - заметил граф Фларский, обреченно вздохнув, - я все же надеялся, что они оценят систему реформирования дорожного сообщения, из-за которого у них есть немало проблем с перевозками товаров. Видимо, предложения Гористаров устраивают их гораздо больше… Хотя вы правы, сегодняшний день можно назвать удачным, - он пожал плечами, - Если у вас будет такая возможность приходите часа через три в мою комнату, я хочу собрать совещание и обсудить, как необходимо действовать дальше. А с вами, друг мой, - он положил руку на плечо Эдварда, - у нас отдельные планы. Как вы думаете, как поступят Гористары, узнав о случившемся? Я имею в виду, относительно собрания. Представьте, какой резонанс может вызвать сообщение, что барон Тристанский нарушил нейтралитет пятидесяти часов! Почему мы только сразу об этом не подумали… - он покачал головой, разочарованный собственной недальновидностью, - Я могу оправдать вас и даже в какой-то мере поддерживаю, но что скажут остальные феодалы? Это же действительно очень серьезное преступление.

– Если результат будет не в нашу пользу, то вы просто откажетесь от моей поддержки, - сказал Эдвард, - и публично обвините меня в нарушении признанных обычаев. Де-факто наше с вами соглашение силу не утратит, но после таких публичных заявлений у остальных не останется никаких сомнений в вас и в вашей благонадежности, - барон просто пожал плечами, словно говорил о каких-то обыденных вещах, - Нам сейчас нужен только действительный результат, а не мнение об этом результате…

– Черта с два так кто поступит! – возмутился Рокфор, слышавший каждое их слово, - Эдвард! Я не позволю тебе хоронить себя с такой же легкостью на радость Гористарам. Ты не должен так легко отказываться от всего того, что добился твой отец, даже если это в память о моей девочке. Я официально признаю вину за нападение на Росс, скажу, что это были мои приказы твоим войскам, что стояли на Аверии, в союзный гарнизон там входят и части Тристана. Если для этой войны нужны жертвы, то пусть жертвой стану я, а не ты, - прежде чем тристанский барон успел что-то сказать, Рокфор ткнул ему в грудь пальцем, - у меня есть наследник, пусть ему всего лишь семь лет, но мои вассалы помогут стать ему настоящим бароном. А ты последний из своего рода, и я не позволю спустить тебе честь всего Тристана в помойную яму.

– Святые Небеса! Рокфор! – отмахнулся Эдвард, - О какой чести вы говорите здесь, на Рейнсвальде! Это всего лишь, демоны их раздери, слова, о чести здесь забыли еще до вашего рождения, ей лишь прикрываются, чтобы решать свои личные дела! Все остальное вранье и ложь! Хоть кто-нибудь обвинил Гористаров в том, что произошло с Изабеллой?

Хоть один из тех шакалов, что сидели в зале собраний, сказал хотя бы слово о том, что этот поганый род специально, день за днем, ночь за ночью, натравливал на меня Респира, как охотничью собаку приучают к запаху дикого зверя? Хоть кто-нибудь? Здесь нет больше дела чести, здесь есть лишь личные мотивы! Я хочу перебить всех Гористаров, от первого барона до последнего младенца! И не вам заставлять меня отказываться от подобного!