Пустой мир. Сестры

— Слушай, я и так сейчас кровью истеку, — Рейвен показала на свою рану, — и я сама еще не могу поверить, что Джек на меня напал… Он, оказывается, охотился за моей головой… И головой моей напарницы.

— Охотник за людьми? — стрелок чуть удивленно покачала головой. — Я понимал. Я не понимал, почему есть цена за твой жизнь.

— Я сбежала от одного работорговца, и он хотел меня вернуть, — Рейвен не решилась врать человеку, держащему ее на прицеле, слишком велика вероятность запутаться во лжи, а доверие потом вернуть слишком сложно. Если бы ее странный спаситель почувствовал фальшь, то просто нажал бы, не раздумывая, на спусковую кнопку. Так что она еще раз показала в сторону тела Джека, — а этот человек меня узнал и захотел получить награду.

— Работорговец? — в голосе стрелка прозвучало неподдельное удивление. — Я не любить работорговец. Злые. Жестокие. Жадные. Убивать и грабить. Я убивать работорговец, когда быть возможность.

— Ну, думаю, тогда ты найдешь много общего с моей напарницей, — усмехнулась девушка. — Она примерно так же говорит.

— Враг работорговец есть мой друг, — кивнул стрелок. — Я не убивать ты, если ты не делать глупость. Я не любить убивать невиновный. Я сейчас помочь тебе.

Он повесил трофейный пистолет в одну из пустующих петель на поясе, и подошел ближе к девушке, все еще внимательно следившей за ним. Конечно, Рейвен понимала, что пожелай он ее убить, она давно уже была бы мертва, но сложно испытывать доверие к незнакомцу, появившемуся так внезапно и очень странно себя ведущему. Однако сам нечаянный спаситель, по всей видимости, не испытывал никакого смущения, и лишь внимательно осмотрел рану, включив небольшой фонарик, порой наклоняясь к ней так близко, как будто собирался ткнуть ее лбом или понюхать. Что-то недовольно пробормотав, стрелок достал из своего рюкзака небольшой кожаный мешочек и высыпал прямо в рану мелкий бурый порошок, тут же вступивший в реакцию с кровью, покрыв место ранения темной плотной пеной. Рейвен взвыла от боли, хватаясь за больную ногу, но лучник перехватил ее руку и крепко сжал.

— Ты должен терпеть, — заметил он строгим голосом. — Твой рана опасен, я не мог помочь тебе сейчас, но это помощь на время. Твой рана должен осмотреть шаман, он мог лечить тебя. Ты враг работорговец, я помогать, помогать шаман. Но потом ты рассказать все. Я знал страшный опасность, и я знал, что ты знал это опасность.

— Слушай, я не знаю о чем ты, но никуда не пойду без своей напарницы, так что-либо ты поможешь нам двоим, либо можешь прямо сейчас катиться в Бездну. Рейвен еще морщилась от неприятных ощущений в ноге, но заметила, что рана больше не кровоточит, и ткани вокруг нее как будто похолодели и онемели.

— Твой напарница был в той машина, что вы сюда прибыл? — поинтересовался лучник, обернувшись в сторону прохода. — Твой напарница друг ты или друг работорговец? — поинтересовался он у Рейвен на всякий случай, но девушка отчаянно замотала головой, уверяя, что Волчок ее самый преданный товарищ и куда больший ненавистник работорговли, чем даже она сама.

— Ты сидеть здесь, — лучник на своем коммуникаторе набрал короткую комбинацию и к ним с разных углов помещения, поблескивая маленькими сигнальными огоньками, слетелось несколько миниатюрных дронов в виде небольших мошек. Увидев их, девушка поняла, откуда появлялся странный свист с разных сторон без единой засечки на детекторе движения. Дроны расселись вокруг Рейвен, время от времени подергивая своими крошечными крылышками. Лучник довольно кивнул. — Пока мой ловчий здесь, ни один зверь не подходить, ты нечего бояться. Я скоро вернуться с твой подруга.

— Она тебе голову прострелит, если ты к ней так сунешься, — девушка усмехнулась. — Скажи, что ты меня знаешь… меня зовут Рейвен. И скажи ей про голубое небо над головой. Она поймет и поверит, — Рейвен запомнила слова Волчок о том, что она хочет увидеть голубое небо над головой, хоть и брошенные невзначай с усмешкой, они стали откровением. И должны были стать паролем и гарантией, что человек, их повторивший, пришел от Рейвен с добрыми намерениями.

— Хорошо, — кивнул лучник, и уже было собирался подняться, но потом задержался на секунду, — Рейвен. Я есть Ищущий Следы.

— Это твое имя? — удивилась девушка, и лучник кивнул в ответ. — Что ж, мне даже сложно тебе объяснить, насколько я рада нашему знакомству, — фраза прозвучала двусмысленно, но Рейвен еще сама не разобралась, как именно следует относиться к подобной встрече. Радоваться неожиданному спасению? И спасению ли? В любом случае, для начала надо встретиться с подругой, и он может в этом помочь. А там видно будет. Лучник лишь кивнул еще раз, не утруждаясь поисками тайных смыслов, после чего молча поднялся и снова скрылся в темноте. Оставалось только надеяться, что девушка не ошиблась, доверившись ему.

***

Волчок, оставшись внутри амфибии одна, корила себя за то, что из полноценного члена группы превратилась в обузу, что вынуждена сидеть на месте и не может быть рядом с напарницей, но мысль о том, что ее не бросили одну, согревала душу. Обычно наемники редко озадачивались спасением товарищей по оружию, больше занятые вопросами собственного выживания. Раненых, особенно тех, кто уже не мог сам передвигаться, в случае спешного отступления или провала, почти всегда бросали, это было что-то вроде одного из негласных правил, которым подчинялись все без исключения в братстве наемников, начиная от одиночек и заканчивая крупными гильдиями, в составе которых числились тысячи бойцов. Так, в свое время, она и оказалась в подобном положении, вынужденная бежать от своих прежних нанимателей, поскольку не нашлось никого, кто согласился бы поддержать в трудный момент одиночку. А у Рейвен, вероятно, были совершенно другие взгляды на такие вещи.

И все же, несколько доз обезболивающего постепенно брали свое, ноющая боль постепенно отступала, сменяясь приятным теплом в поврежденных конечностях, где сейчас активно стягивались поврежденные ткани, ускоренные вживленной временной колонией нанитов. Организм требовал отдыха после всего пережитого, и стоило наемнице только прикрыть глаза, она заснула.

Может быть, из-за недавнего случая, вызвавшего в девушке старые, казавшиеся хорошо забытыми, воспоминания, но в этот раз вместо обычных рваных и плохо запоминающихся снов, преследующих ее вместо ночных кошмаров, наемнице приснилось прошлое. Для молодой девушки, живущей только сегодняшним днем и единственной отдаленной мечтой, оно казалось одновременно и далеким, поскольку с тех событий в ее жизни промелькнуло уже очень много дней, событий, знакомств и расставаний, и очень близким, ведь времени прошло совсем немного.

Она снова вспомнила те дни, когда выживала в трущобах, разросшихся вокруг высоких крепостных стен, защищавших яркий и сияющий рай, который, как ей казалось, находился с другой стороны. Что происходило там, она никогда не видела, но ей хватало и знания того, какие люди оттуда приезжают. Злые, жестокие, жадные, похотливые и низкие, резко контрастирующие с сияющими высотными башнями, поднимающимися над защитными куполами. Однако здесь, в трущобах, было еще хуже, мир казался вывернутым наизнанку, где самая грязь и мерзость оказались снаружи, закрыв и практически растворив в себе все то хорошее, что еще могло оставаться в людях, ксеносах, мутантах и гибридах, которые жили здесь. В отличие от многих городов, трущобы оставались местом, где не делали различий между видами и происхождением. Только одинаковое отношение ко всем обычно выражалось тем, что трущобы с равной легкостью ломали жизнь каждому, топя в собственной грязи.

И, конечно, никому не было дела до одинокого запуганного ребенка, пытавшегося выжить в грязных переулках среди таких же, как и он сам, беспризорников. Приходилось бороться за все, начиная от места у разожженного в бочке костра, до еды и воды; в сбивавшихся в кучки бандах беспризорных детей жалости не было ни к кому, даже самым маленьким и слабым. Такие обычно умирали первыми, и их истощенные тельца выбрасывали на мусорные кучи к толстым и пищащим крысам, обычно отъевшимся и наглым. И на этих же крыс чаще всего и охотились, пытаясь подбить камнями. Волчок, едва сбежавшая от своего хозяина, выживала в таких условиях не думая даже о том, что может быть впереди, буквально цепляясь за свое ежеминутное существование.

Тогда она еще даже не была Волчком — имени у нее не было вообще. Зачем оно грязному заморышу в отрепье, который боится смотреть людям в глаза, прозябает в подворотнях и копается в мусоре в поисках еды. Ей судьбой было предначертано помереть однажды в одной из таких куч, став кормом для крыс, если бы не Его Величество случай, который улыбается лишь одному из миллионов, и еще меньшее количество людей успевает за него уцепиться.

Она не помнила, сколько времени провела в трущобах, прячась от охранников ее прежнего хозяина, в страхе, что ее найдут и вернут, пока не прибилась к группе таких же обездоленных сирот. Стайка вечно голодных озлобленных зверенышей, основным законом которой был «выживает сильнейший». Несколько старших мальчишек посильнее возомнили себя вожаками и заставляли мелких целыми днями бегать в поисках съестного, а потом отбирали почти все найденное. Тех, кто был с ними не согласен или приносил недостаточно, просто отгоняли от единственного костра, который удавалось поддерживать в старом подвале, который она тогда считала домом.