Путь Базилио

Кролик Роджер, несмотря на крушение всех его планов, принял новость стоически. Вместо того, чтобы истерично визжать, грызть землю, поносить самоуправство тупых солдафонов и грозить им всяческими карами, он повёл себя почти достойно: отгрыз от морквы твёрдую попку с зелёным хвостиком, да буркнул что-то вроде «вот же спермососы хуевы, чтоб им перди дрисные проебли волчьим проебом».

После чего всё-таки не сдержался и грязно выругался.

Глава 33, в которой проясняется кое-что существенное, имеющее касательство до изложенного в предыдущей главе

14 ноября 312 года о. Х. Около одиннадцати.

Директория. Резиденция губернатора. Малый приёмный зал.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

18 ноября 312 года. Начальнику личной охраны Губернатора Директории. Распоряжения на завтра.

Утром я категорически занят. Как только явится 17'', ко мне немедленно. Кроме него, посторонних не пускать ни под каким предлогом, даже если нахнахи нападут. До моего личного распоряжения! Кто прорвётся — утоплю, а вас лично отдам Лэське на бутерброды. Пендельшванц.

Это было похоже на бревно, завёрнутое в ковёр. Длинное, толстое и тяжкое даже на вид, как китячий хер в состоянии стояния.

— Пфффф! — фыркнул губернатор, выныривая из бассейна и пристраивая голову на край подиума. — Ничего, что сыро? Это демонстрации не помешает?

— Не помешает, — начальница собственной службы безопасности губернатора, Лэсси Рерих [34] , сопроводила свои слова извиняющейся улыбкой. Пендельшванцу она нравилась — лукавый изгиб губ и три ряда острых треугольных зубов придавали ей какую-то особенную неповторимость.

34

Лэсси Рерих названа её матерью в честь русского художника и советского шпиона Н.К. Рериха. В принципе, его фамилия должна была бы писаться через «ё», однако в официальных документах Николая Константиновича везде проставлено вульгарное «е». Советская интеллигентско-образованческая норма, требующая от её носителя знания того, что Фрейда на самом-то деле звали Фрёйд, а Рентгена - Рёнтген, в отношении Рериха была не столь однозначна: демонстративное «ё» в большинстве случаев воспринималось как манерничанье, а то и как ошибка парвеню.

Рассудив так, я решил в данном конкретном случае не ставить точки над ё.

Примечание 1. Что касается Фрёйда (Freud), то в этом вопросе есть нюанс, чтобы не сказать извив. Советские автодидакты-самообразованцы говорили, как прочитали в доступных им советских книжках: «Фрейд» - чем вызывали иронические ухмылки настоящих интеллигентов, которые говорили «Фройд». Однако существовала ещё более высокая ступень утончённости - говорить именно «Фрёйд». Например, некогда знаменитый - а ныне отошедший к окуджавам и мамардашвилям - академик С.С. Аверинцев произносил эту фамилию именно так. Некоторые, впрочем, объясняли такое произношение гунявостью академика, однако и подражателей тоже хватало.

Носильщики-лемуры осторожно положили ношу на край бассейна и быстро-быстро пятясь, покинули зал. В обществе Лэсси им было неуютно. Как и большинству существ, сделанных из мяса.

Лэсси это заметила — она вообще всё замечала — и улыбнулась ещё слаще.

Губернатор в который раз подумал о строении её пасти. И, как обычно, пришёл к выводу, что интерес сей — праздный, ненужный. В любом случае, лезть пальцем — а также когтем, копытом или хелицером — в рот Лэсси не стоило, даже если его было б не жаль. Госпожа Рерих ни в коем случае не ограничилась бы пальцем. О нет, она не стала бы размениваться на маленькую вкусняшку и отстригла бы конечность целиком. Даже не голодная, она не упускала случая покушать впрок. Впрочем, голодна она была почти всегда. Метаболизм черепашки, прошитой коброй, акулой, а также парой килограммов мелкого хитрого железа, всё время требовал и белка, и жирка, и клетчаточки — и побольше, побольше.

— Ну, показывайте, что вы там притащили, — распорядился бегемот, властно разинув хлебало.

Лэсси пала на колени, стукнув об пол краем панциря, перекусила верёвки и содрала упаковку — так, что ошмётки дерюги и брезента полетели во все стороны. Это заняло секунды три-четыре.

— Неплохо, — оценил Пендельшванц. — Но ты можешь лучше.

Черепашка оскорблённо выпрямилась и дёрнула морщинистым подбородком, но смолчала.

Бегемот повернул левый глаз, вперяясь в освобождённый от оков предмет.

— Ну и что это, по-вашему? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Манипулятор, — хмуро отозвался из своего угла Нефритовое Сокровище.

— Похоже на то, — согласился Пендельшванц.

Перед ним лежал обрубок чего-то, очень напоминающего человеческую руку — вот только запястье было толщиной с молодое дерево. На огромных пальцах виднелись выйма — видимо, для накладных ногтей или когтей, а может, и для каких-то инструментов. Рука была косо срезана где-то посередине предплечья. Бегемот прищурился: срез был ровный, гладкий, только посередине темнело небольшое пятнышко.

— Из чего это сделано? — поинтересовался он.

На сей раз цилинь промолчал. Бегемот скосил нижние глазки и посмотрел на него повнмательнее. С Нефритовым Сокровищем было что-то не так. Вместо того, чтобы чинно занять гостевое ложе рядом с бассейном и утомлять общество витиеватой китайской вежливостью, цилинь забился в дальний угол, откуда отпускал нечастые и не особенно деликатные реплики. Подобное благовоспитанный цилинь позволял себе крайне редко, а если совсем честно — вообще никогда. Во всяком случае, губернатор не смог сходу припомнить аналогичного случая.

— Так из чего это сделано? Кто-нибудь мне объяснит? — губернатор повысил голос.

— Странный материал, — наконец, соизволил ответить Семнадцать Дюймов. — Основа — углеводные соединения. Но не белки. И не полимеры. Состояние вещества — анизотропная твердотельная эмульсия-псевдожидкость, — он умолк, всем своим видом показывая, что полностью исчерпался и к дальнейшей беседе не расположен.

— Ну допустим, — протянул Пендельшванц, незаметно почесав шейные складки о край бассейна. — Как это работает?

— Сейчас покажу, — безопасница чуть изменила позу, только и всего, но бегемот засёк верхним зрением, как напрягся единорог: похоже, он подсознательно воспринял её движение как угрозу, а то и начало атаки. Впрочем, и неудивительно: любое движение Лэсси выглядело угрожающе. Кроме действительно опасных — они были слишком быстрыми, их заметить обычно не успевали.

Госпожа Рерих тем временем начала неторопливыми, скользящими движениями гладить левую руку, начиная с коротких пальчиков, как будто её чем-то смазывая или намыливая. Движения её становились всё медленнее, а когда пальцы дошли до локтя — вовсе прекратились. Хищная морда расслабилась, глаза затянуло жёлтой плёнкой. Черепашка, казалось, задремала.

Зато лежащая на полу рука начала меняться. На серой поверхности проступили светлые пятна, потом появились контуры чешуек. Форма тоже изменилась — кисть вытянулась, пальцы слегка укоротились и заострились. В пустых выймах ртутно блеснули когти, на запястье вздулась двухвостая жила. Потом пошевелился мизинец, задрожал и дёрнулся большой палец, а ещё через пару мгновений рука выгнула запястье, резко перевернулась кистью кверху, и показала присутствующим сначала «козу», а потом — вполне убедительный кукиш.

Лэсси открыла глаза, и тут же огромные пальцы с глухим стуком разжались. Белизна начала сползать с серой поверхности. Через полминуты рука приняла прежний вид.

— И это всё? — сказал бегемот. — Я не впечатлён.

Никто не ответил. Приёмную залу прихлопнуло внезапное молчание — как будто свалилась крышка сундука.

Бегемот скосил на цилиня верхний глаз. Нефритовое Сокровище того не заметил: он смотрел в пространство отсутствующим взором. Похоже, он размышлял о чём-то тягостном.