Путь Богини Мудрой

— Не двигайся! — чьи-то руки легли ему на плечи, мягко надавили. — И молчи. Вот, попей немного.

В губы легко ткнулся закругленный край деревянной чаши. Лионель сделал глоток. По языку, утоляя боль и жажду, заструилась кисловатая жидкость.

— Спа…сибо.

— Прошу же, молчи.

Глаза понемногу привыкли к свету — который оказался вовсе не ярким. Лионель увидел небольшую комнату с оштукатуренными стенами. За куском плотного полотна угадывалось полукруглое окно. Никаких украшений в комнате не было, только со стены прямо напротив Лионеля смотрела Перайна-Целительница.

Около кровати — довольно высокой, — стоял мужчина лет тридцати, русый, с короткой ухоженной бородкой. Витой шнур на его шее оттягивала книзу подвеска из серебристого металла. Изображала она аиста, раскинувшего крылья. Мужчина озабоченно смотрел на Лионеля.

— Я Лекад. Узнаешь меня? Кивни, если узнал. Это можно.

Лионель кивнул.

— Ты в храме Перайны. Во время пожара ты пострадал, но твои раны заживут со временем. И даже очень скоро, если будешь аккуратно выполнять мои предписания.

Лекад говорил мягко и убедительно — точно так же говорил со своими больными Лионель. И этот ободряющий тон его не обманул. Ожоги, вероятно, очень серьезные, иначе и быть не может. Ведь он так долго оставался в огне… Мелькнула паническая мысль: руки! что, если… Но ее сменила другая мысль, гораздо более страшная.

— Девушка… — с усилием приподнялся на постели Лионель, проигнорировав запрещающий жест Лекада. — Со мной была… девушка…

— Она жива и сейчас тоже находится в нашем храме.

— Но?.. — Лионель продолжал пристально смотреть на него. Глаза сухие, ни слезинки, взгляд горячечный.

— Она очень плоха, — Лекад хмуро поджал губы. Кому другому он мог бы солгать, но Лионель был свой, причастный врачебной тайны.

Юноша молча кивнул и откинулся на подушки. Он мог бы продолжать спрашивать, но к чему мучить ни в чем не повинного человека? Ясно же, что и солгать, и сказать правду ему будет одинаково больно.

— А храм Богини… Мудрой?..

— Сгорел, — мрачно отозвался Лекад. — Вместе с Храмовым кварталом и торговыми рядами…

Лионель задохнулся.

— Что?!

— Тише, тише! — Лекад успокаивающе положил руку ему на лоб. Лионель мотнул головой и застонал от резкой боли. — Сейчас я дам тебе сонного зелья. Тебе нужно отдохнуть. Поговорим после.

Лионель попытался оттолкнуть чашу, но Лекад ловко влил ему напиток в рот. Пришлось глотать. Сразу же по телу разлилось сонное тепло, боль отступила и затаилась. Лионель покорно закрыл налившиеся свинцом веки и отдался во власть тяжелого, жаркого сна.

Лекад сдержал слово. Когда Лионель проснулся, то чувствовал себя гораздо лучше. Осмотрев его, Лекад решил, что разговор юноше не повредит. Если б он только знал!..

После того, как Лионеля принесли к целителям из храма Перайны, он оставался в забытье около десяти часов. За это время полностью выгорел храм Гесинды и прилегающие к нему кварталы.

— Поднялся ужасный ветер, — пояснил Лекад. — Никогда ничего подобного в жизни не видел. Кажется, только этого ветра хватило бы, чтобы сравнять с землею два-три города… Он и разнес огонь. Все произошло в один миг. Пожар распространялся с невероятной скоростью, и пламя никак не могли потушить. Как будто какая-то магия была во всем этом.

— Это и была магия, — прошептал Лионель. — Заколдованный ветер и заколдованный огонь…

— Да? — Лекад глянул на него пристально. — Может быть. Я в магии ничего не смыслю.

— Много ли раненых?

— Наш храм полон. Храм Борона — тоже…

На минуту Лионель закрыл глаза. Потом открыл и спросил:

— Почему же я в комнате один?

Лекад отвел взгляд.

— Так распорядился ваш гильдмастер.

— Ах вот как… значит, они уже все знают…

— Девушка, которая была с тобой, все еще не приходила в сознание, — переменил разговор Лекад. — Сначала никто не мог взять в толк, как она оказалась в храме ночью. Потом кто-то из ваших предположил, что это, должно быть, Лионетта, дочь мастера Риатта. Кажется, это обстоятельство многое сделало для них ясным.

Лионель промолчал.

— Уже приходила мать девушки, — ровным тоном продолжал Лекад. — Мы ее не пустили…

— А мне — можно ее видеть?

— Нет.

С минуту они помолчали.

— Пойми, Лионель, помочь ей ты все равно ничем не сможешь. К тому же, тебе самому нужно сначала поправиться.

Лионель посмотрел на свои руки. От локтей до кончиков пальцев их плотным слоем покрывали пропитанные мазью повязки. Такие же повязки стягивали и грудь. Но это его не беспокоило. А вот руки…

— Они заживут, — сказал Лекад. — Останутся ожоги, но колдовать ты сможешь. Только потребуется время.

По правде сказать, о возможности превратиться в калеку и навсегда утерять способность творить заклинания Лионель думал не очень много. В груди по-прежнему было пусто, присутствия силы он не ощущал. Да и не знал, решится ли прочесть хоть одно заклинание после случившегося в храме, даже если сила вернется к нему. Слишком свежи были воспоминания о хохочущем и воющем ветре, о пламени и жаре. О почерневшем лице Лионетты. А еще, стоило ему закрыть глаза, он видел сотни людей, которые бродят среди обгорелых обломков, которые некогда были их жилищами. Плач и стоны терзали его слух…

А ведь он не видел воочию никого из тех, кто по его вине потерял дом и близких. Комната в храме Перайны стала его темницей. Даже когда он начал вставать, ему не позволяли покидать ее. Лекад, один только навещавший Лионеля, сказал, что такова воля гильдмастера магов. Лионель стал узником, ожидавшим приговора.

Уцелевшие в пожаре маги и служители Гесинды остались без святилища и нашли временное пристанище в храме Перайны. Ни один из них не пришел навестить Лионеля. Он уже не сомневался: его собратья знают, кто стал виновником пожара. Требовалось разве уточнить обстоятельства. И он готов был, если его призовут к ответу, изложить все подробно и честно.

Что до горожан, то им оставалось только строить предположения. О причинах пожара прилюдно пока не извещали. Все-таки Лионель принадлежал к братству Богини, братство же предпочитало не отдавать виновного городскому суду, а разбирало его проступок в приватном порядке, в кругу своих. Лионель, впрочем, предчувствовал, что для него дело добром не кончится, и гильдия выдаст его городу. Слишком большая на нем лежала вина. Предел же снисходительности братства существовал вполне определенный.

— Тебя желают видеть братья, — сказал Лекад. Неподвижно сидящий на кровати Лионель вскинул глаза.