Путь Черной молнии

– Ничего не знаю, мужики - это не мне записка,- не сознавался Равелинский.

– Леха, давай ему удавку накинем, да и дело с концом,- предложил Симута.

Равиль отчаянно замотал головой, давая понять присутствовавшим, что он не желает принимать смерть.

– Ну, что мужичок "Некрасовский", хочешь жить?- спросил его вор.

– Не надо парни, ну, не я это,- залепетал Равиль, трясясь от страха.

– А кто? Говори по бырому или я сейчас глиномеса (активный гомосексуалист) позову,- пригрозил Дрон.

– Не надо пацаны, не опускайте, я не винова-а-ат!- протянул слезливо Равиль.

– Ну вот, ты и расскажешь нам, кто виноват и этим самым прикроешь свою дырку,- издеваясь, успокаивал его Дрон.

– Правда, братцы, не опустите? Ну, отпустите меня, я ни кому ничего плохого не сделал, меня кум припер к стенке. Он козел заставил меня работать на себя, а откажись я, мне труба,- с надеждой в голосе залепетал тихушник, думая, что блатные войдут в его положение.

Дрон попросил, чтобы все вышли. Информация могла быть более серьезной и он не хотел, чтобы она была достоянием всех присутствующих.

– Чья идея, опустить Сибирских?- спросил Дрон

– Опера. Когда ты сказал Пархатому, что их нужно поприжать, вот кум и решил все списать на разборки.

– А ему-то зачем это надо, ведь разборки могли и ножами закончиться, мне Воробей все рассказал, они шли на серьезное дело, с пиковинами в руках.

– Да куму-то что: одними больше, другими меньше.

– Ну, ты и мразь, ишь как заговорил, словно мент заправский. Ладно, дальше. Кто этот черт, который оставил тебе маляву?

– Да так, на побегушках у кума, отнеси да принеси, когда и сдаст кого.

– "Абросим" - его погоняло, тебе он тоже сливал информацию?

– Да. Что видел во втором отряде, все рассказывал.

– Как ты с другой зоны сюда перешел? Говори начистоту, все равно узнаю, потом хуже будет.

– Мы там с братвой и лагерным начальством мутили с расконвойкой: в свинокомплексе часть мяса и поросят уходили налево. У меня заточки (блат) на свободе есть, вот и выстроилась цепочка, да кто-то нас сдал и чтобы кипишь не поднимать, нас по разным зонам раскидали, а то ведь в управе один деятель замешан. Преподнесли начальству так, что матушка за меня перед управой похлопотала.

– А кум как вышел на тебя?

– Да он бестия еще та! У него опера на воле и в других зонах знакомые, вот информация и просочилась. Мне срок корячится, он надавил на меня, или новая судимость говорит или на него пахать.

– А ты и сломался, ну и душонка у тебя сучья, мать родную продашь, если прижмут,- с ненавистью произнес Дрон,- как фамилия мента с управы?

Равиль замялся и не ответил.

– Что менжуешься? Я не буду с тебя клещами тянуть, брошу на съедение братве,- пригрозил вор.

– Воронков.

– Откуда ты его знаешь?

– Через знакомых, он просьбу одну за оплату сделал.

– Какую просьбу?

– Нужно было перевести в другую зону одного братэллу.

– Фамилии мне говори, что ты лепишь про братэллу.

– Гомонов Серега, его кумовья зоновские прессовали, вот и пришлось попросить Воронкова, чтобы помог с переводом.

– Сколько выложили?

– Почти косуху.

– Однако не криво мусора управленческие таксуют,- заметил Дрон, - ты у Ефремова под какой кликухой заточкован?

Равиль замялся, ему не хотелось раскрывать свое агентурное имя.

– Ты что, гниль болотная, вопроса не расслышал?

– Романов я, по кличке Роман.

– Ромочка значит, - съехидничал Дрон,- ладно, я пока отпущу тебя, а там посмотрим, может, ты мне услугу окажешь...

– хитро ухмыльнулся Леха.

Вор еще долго расспрашивал сексота, все мотал на ус и раскладывал по полочкам, он уже знал, что сделать с этим животным. Лишать жизни его не стал, вот отдать Сибирским пацанам, было бы по понятиям.

"Пусть что хотят, то и делают с ним, главное сейчас его бдительность усыпить, чтобы к ментам не ломонулся, а там до прибытия кума...". Дрон улыбнулся, от пришедшей ему в голову мысли.

Карзубого и Каленого он отправил в жилзону, поблагодарив за отличную работу. Равиля отпустил, и всех, кто был свидетелем ломки тихушника, предупредил, чтобы помалкивали. Он сам решит, что делать дальше.

Вечером, когда снимались с работы и, проходя КПП по карточкам, Леха Дрон пригласил Воробья в свой отряд зайти на чай. Сашка не догадывался, какие события грядут в их отряде и во всей зоне, но главное он знал, что вор не пытался даже предъявить ему за Пархатого и Равиля, - значит не в чести они у него.

Опять у Сашки отлегло от сердца. Да, не легка зоновская жизнь, казалось бы, существуй себе потихоньку, наступит конец срока, и освободят. Но не тут-то было - до конца еще дожить нужно. Не успел он в зоне как следует осмотреться, обжиться, а со всех сторон: то интриги, то разборки, то посвящения в тайны растаскивают на части его сознание.

Почему-то сейчас ему вспомнился случай, когда на свободе он пришел по просьбе своего отца к его знакомому, болевшему церозом печени. Сашка тогда принес ему записку. Стареющего "Самоху" актировали с больничной зоны по болезни и поставив ему "синий укол" (раствор выявлял уровень смертельных бактерий в крови), врачи давали один месяц жизни, однако он прожил три. Пил по-черному, знал, что скоро конец, и наблюдал, как собственная печень вылетает горошинами с рвотой. Посмотрел он тогда на Сашку и сказал: "Правильно себя ведешь - независимо. Никому не давай спуску, если чувствуешь, что прав. Нормальные люди всегда тебя поймут, а о гнидах и речи нет, но на силу свою не уповай, не таких быков в консервные банки загоняли, будешь ко всем справедливо относиться, потянутся к тебе".

Прав был обреченный каторжанин, наверно он в своей жизни тоже пытался искать справедливость, видимо приметил в этом парнишке черты своего характера. Правильно говорят: "Свояк свояка - видит издалека". Умер старый бродяга, а слова глубоко в Сашкино сердце запали.

Не так много Сашка прожил на этом свете, но материнское воспитание, упорство родного, но такого далекого бати, и сила воли, всегда закаляли его дух. Не хватало ему еще опыта и знаний, чтобы сдерживать себя, и не дать своим недругам воспользоваться его неудачами. Все, что совершалось не по справедливости, отзывалось в его сердце болью.

Вот вчера вечером, подходит к нему Матвей - его земляк. В отряде он считается крепким мужиком, а Сашку - молодого пацана просит о помощи. Сходил Матвей на свидание, мать ему деньги передала. Равиль как-то пронюхал об этом и подключил Пархатого. Насели они с угрозами на мужика: "Делись с братвой, хапнул деньжонок - значит в общак подкинь". Объясняет им Матвей: "Деньги не только мои, у нас тоже свой мужицкий общак, и поделиться я могу только своей долей, или хотя бы отдать продуктами". Но Равиль - сволочь, и слушать не захотел, что ты мол, своими крохотными подачками собирается откупиться. Одним словом: круто прижали мужика.