Путь Грома

Она хотела добавить что-то еще, но осеклась, пытаясь подобрать слова, которые бы не звучали обидно.

Илья положил книгу на стол и внимательно посмотрел на старуху.

– М-да, ничто человеческое нам не чуждо, – протянул он. – Знаешь, доченька, меня всегда удивляла потрясающая способность людей не замечать то, что они не могут объяснить. Хотя я всегда считал, что это довольно трусливо: делать вид, что нет вещей, не вписывающихся в твое представление об окружающем мире.

– Ты точно еще не пришел себя, – Параскева озабоченно покачала головой.

– Я чувствую себя замечательно. И, пожалуйста, хватит относиться ко мне как к больному ребенку. Я говорю о том, что ты переняла неразумную людскую привычку не замечать очевидного. И если людей я могу еще понять: у них это что-то вроде защитной реакции. Но такое трусливое упрямство моей дочери меня раздражает. О какой реальной жизни ты говоришь? Твоему отцу несколько сотен лет. Ты охраняешь лес, в котором живут лешие и русалки. И сама, между прочим, спасла от неминуемой смерти и вырастила двух оборотней. Вот это реальная жизнь! По крайней мере, для тебя.

– Ну, разошелся. – Параскева отошла от него и, поджав губы, села на лавку у стены.

– Ладно, не сердись, – Илья уже сожалел о вспышке гнева.

– Я и не сержусь, – Параскева отвернулась к стене, смахнув некстати выступившую слезу. – Только выдел бы ты себя в бреду. Совсем больной был. Из лесу в город рвался. Чушь всякую нес.

– Я уже поправился, – колдун подошел и сел рядом с дочерью. – Все уже хорошо, – он обнял ее за плечи и, притянув к себе, заглянул в глаза. – Правда, хорошо.

– Да, знаю я, – погладила его по щеке Параскева. – Здесь знаю, – она показала рукой на лоб, – а здесь болит, – она приложила руку к груди. И вздохнув, добавила: – Как бы не вышло чего, сны плохие сняться.

– Двум смертям не бывать, – колдун встал с лавки и вернулся к столу. – Только мне обязательно нужно найти карту. Без нее не попасть в тридесятое царство, – он глянул исподлобья на Параскеву. – Это другой мир, где мне удастся исцелить Нору. Вернуть ей человеческий облик. Не могу я возвращаться в город и драться с Алиной, пока Настена в таком состоянии. Потому, что чем дольше она пребывает в волчьем обличье, тем меньше шансов вернуться обратно.

– А если не получится? – задумчиво спросила Параскева.

– Я Настеньку не брошу, – глядя прямо ей в глаза, сказал Илья. – Понимаешь?

– Как не понять, – кивнула головой Параскева. – Так говоришь, книги все на чердаке ты сложил, и карту там же спрятал?

Старуха вдруг поднялась, взяла метлу и со всей силы стукнула ей по потолку. – А ну отдай, что взял, козел безрогий! Я тебе за Настену всю бороденку повыдергаю! – она стукнула еще и еще раз.

На чердаке затопали маленький ножки. Раздался грохот, и чей-то голос прошелестел изо всех углов сразу: – А ты, попробуй-ка, отними.

– Это хозяин что ли? – изумленно спросил колдун. – Но почему? Он же у меня первый в доме помощник.

– Так ведь любит он тебя безумно, и отпускать никуда не хочет, – ответила Параскева и снова застучала по потолку.

– Погоди, – остановил ее колдун. – Дай мне свой платок.

– Сначала ожерелье, потом платок, – проворчала старуха, но, не споря больше, опростоволосилась.

Колдун взял ткань и, обвязав ее вкруг ножки стола, тихонько стукнул по столешнице три раза: – Хозяй-хозяюшко, поиграй, да обратно отдай, – произнес он спокойно.

– Это не честно, – пробурчал кто-то едва слышно.

Желтоватый листок пергамента появился под потолком и плавно спланировал на стол.

– Ух, худо, ху-у-у-удо, – запричитал домовой на чердаке.

Звук был настолько жутким, что Параскева схватившись за сердце, рухнула на лавку. Рыжик, до этого возившийся на улице, влетел в дом.

– Что случилось? – закричал он с порога.

За ним, жалобно поскуливая, в дверь заглянула Нора.

– Ты мне еще повой, – невозмутимо сказал Илья, припечатывая карту к столу широкой ладонью.

Стоны на чердаке стихли. Внезапная тишина смутила всех еще больше.

– Я помню, – вдруг прошептал Рыжик, – перед тем как отец погиб, наш домовой выл всю ночь, – он умоляюще посмотрел на потолок.

Сверху раздалось веселое треньканье балалайки.

– И что было огород городить, предсказатель одомашненный?! – колдун пожал плечами и, подняв ладонь, бережно расправил карту.

– Беспокоюсь я, – прошелестело вокруг, и на скамейке появился сухонький длиннобородый старичок в белой рубахе.

– Зря беспокоишься, дедушко, – ласково произнес Илья.

Он подошел к печке, наложил в миску каши, кинул туда горсть соли и поставил перед старичком.

– Ешь соседушко, ведь мы договаривались, не брошу я тебя, без крыши над головой не оставлю.

– Плохо без дома-то, плохо, – произнес старичок. Достал из-за пазухи деревянную ложку и зачерпнул еду. – Когда все село сгорело, плакали мы, плакали. Потом без домов да без людей-то умирать стали. Один за одним. Матушка для меня последний комочек кашки припасла. А сама… Глаза старичка затуманились.

– Это война была, дедушко, давно, – погладил его по плечу колдун. – Война для всех плохо. И для людей, и для домовых, и для животных. Теперь все в порядке. Дом твой цел. Вон Параскева на хозяйстве остается.

При упоминании Параскевы старичок зашипел как сердитая кошка.

– То же мне, хозяйка, – он взял кашу и, низко поклонившись колдуну, пошел к лесенке, ведущей на чердак. Но остановился рядом с волчицей. – К добру, к добру – прошептал он, проводя рукой у нее за ушами, и исчез. Словно его и не было.

– Забавно, – улыбнулся Рыжик. – Значит, если домовой умет предсказывать, все действительно будет хорошо?

– Ну, разумеется, – сказал Илья, убирая со стола миску с, казалось бы, нетронутой кашей. – Вот только, чтобы все было хорошо, надо будет очень хорошо постараться.

Алина, мурлыкая, потягивалась в кровати. Близился рассвет. Самое время для первого завтрака. Все было не просто хорошо. Все складывалось великолепно. И вчерашний визит к врачу подтвердил: с ней все в порядке. Собственно и до врача она знала это. Но решила подстраховаться.