Путь к тишине. Часть 3

*

Митос рывком сел на кровати, не сразу поняв, что именно так бесцеремонно выдернуло его из сна. Но, отдышавшись и прогнав остатки дремоты, он прислушался к себе — и понял.

Генератор ожил. Тишина, о которой Митос рассказывал Кедвин, продлилась двое суток. Но жутковатый механический зов теперь звучал иначе. В чем разница, объяснить было сложно, в одном сомнений не было — мощность излучения увеличилась, намного. Вздумай МакЛауд высунуться из своего укрытия, ему придется очень плохо.

Приходилось надеяться, что больше такую глупость он не повторит. В конце концов, должен же быть предел и его упрямству.

*

Открыв глаза, МакЛауд понял, что лежит в постели в своей спальне. Значит, он все-таки уснул и прогулка по лабиринту ему приснилась?

Не слишком ли все реально для сна?

Он еще раз попытался припомнить все детали. Да, он благополучно добрался до спасительной двери.

Но было что-то еще. Он же не сразу проснулся.

В темноте, которая скрыла его от голосов и призраков, звучал голос. Незнакомый. Не угрожающий. Наоборот — в нем были призыв и обещание. МакЛауд не знал, что обещал голос, но пленительное «Иди ко мне» помнилось. Наяву никакого голоса МакЛауд не слышал.

Наступивший день был наполнен той же тоской и серостью, что и вчерашний. Было даже хуже — Митос ушел по своим делам почти сразу после завтрака, а в тишине и одиночестве МакЛауда снова начали обступать тени. Снова чудились шаги, дальние голоса, взгляды в спину.

Хотя в каком-то смысле было легче, чем накануне.

МакЛауд снова и снова вспоминал слова Грэйсона. Сказать, что они звучали странно, было бы слишком мягко. При иных обстоятельствах МакЛауд усомнился бы в том, что такой совет дан с благой целью, и поначалу в самом деле усомнился. В конце концов, почему он так уверен, что Грэйсон на его стороне? Разве не может все это быть частью одного плана, придуманного, чтобы толкнуть его, Дункана МакЛауда, на ошибку, которой призраки смогут воспользоваться? А не призраки, так Демон.

Конечно, с Ричи все было намного примитивнее. Но он не позволит заманить себя в ту же ловушку второй раз. Значит, вполне логично ожидать более хитроумного подвоха.

В действиях Митоса он тоже все время искал подвох, а в итоге загнал в ловушку самого себя.

В странном совете Грэйсона должен быть какой-то смысл, нужно только правильно его понять. Ожидать, что призрак будет излагать свои мысли четко и ясно, и пытаться понимать все буквально было бы неправильно. Это загадка, которую нужно разгадать.

Над разгадкой он думал весь день.

Что означало брошенное Грэйсоном слово «сдаться»? Не может быть, что нужно сдаться Демону, чтобы его победить. Но, даже если и может, он на такое не способен. Не сейчас… Интересно, в этом было даже подобие логики — чтобы победить, нужно сдаться, но именно это желание призраки у него отбили очень прочно.

Нет, должно быть что-то другое.

Митос, вернувшийся перед обедом, как будто ничего не замечал. Но МакЛауду было просто все равно. Для него важно другое — скоро вечер, а он все еще не знает, что ему делать, когда снова подступят видения. А в том, что ночью снова окажется в таинственном лабиринте, он не сомневался. Это наверняка было частью одного плана, и нападение призраков-Всадников имело целью именно это: лишить его возможности воспользоваться советом Грэйсона. А помешать Грэйсону прийти и предупредить они, видимо, не могли.

Но что толку от совета, которому нет сил последовать?

Ближе к вечеру его одолела тоскливая безнадежность. Снова оказаться в лабиринте, так и не разгадав чертову головоломку? Что с ним будет, если сегодня никто не поможет ему выбраться? Может быть, если не спать, то ничего и не случится?

И сколько он сможет обходиться без сна? Двое суток? Трое?

А что потом?

Он сидел на кровати, скрестив ноги, и тупо рассматривал узор на ковре, когда дверь чуть слышно скрипнула. МакЛауд поднял голову.

Вошел Митос. Он был, как и сам МакЛауд, в халате, как будто что-то внезапно подняло его с постели.

Который же час?

— Половина первого, — сказал Митос, и МакЛауд понял, что последний вопрос задал вслух.

Митос подошел и присел на край кровати рядом с ним.

— Ты весь день выглядишь странно, Дункан. Не хочешь объяснить, в чем дело?

МакЛауд не хотел ничего объяснять. Но игнорировать вопрос, заданный столь мирным тоном?

— Ты знаешь, в чем дело, — тихо произнес он, глядя в пол. — Ты сам говорил: если призраки будут меня тревожить, то во сне…

— И что? Тебе опять что-то привиделось?

— Мне ничего не привиделось! Я снова был там, в этом лабиринте… И уверен, что окажусь там опять, если усну. И я не смогу выбраться оттуда сам!

— Но прошлой ночью выбрался?

— Да… то есть нет. Я не сам выбрался.

— Кто же тебе помог?

— Грэйсон… и он сказал, что я могу все изменить.

— Вот как, — задумчиво проговорил Митос. — И ты сегодня весь день придумывал способ это сделать?

— Нет, — качнул головой МакЛауд. — Он назвал способ. Я просто не мог… то есть я не понимаю.

— Что за способ?

МакЛауд, сомневаясь, снова опустил глаза. Но ответил:

— Он сказал, что я должен сдаться, чтобы победить. Но это же нелепо!

— Почему нелепо?

— Потому что я не могу! — гневно выдохнул МакЛауд, вскакивая с кровати. — После того, что случилось… Я даже думать не могу о том, чтобы сдаться этим… этому… Даже если на самом деле это сделает меня сильнее! Я просто не могу! Понимаешь?!

— Вполне понимаю, — сказал Митос, тоже вставая. — Но я на твоем месте не стал бы зацикливаться на единственном способе решить эту задачу.

— Ты хочешь дать мне подсказку? С чего бы вдруг?

— Ты злишься, потому что я не хочу восстанавливать твою защиту. А тебе не приходило в голову, что только моих усилий для этого недостаточно?

МакЛауд застыл. Митос коротко усмехнулся и удалился, не забыв плотно притворить за собой дверь.

МакЛауд подошел к кровати и снова сел.

Как он сам не подумал о таком простом решении?

*

…Он снова оказался в лабиринте, но теперь у него была другая цель.

Он не стал отыскивать дорогу к «своей» двери, а постарался до мельчайших подробностей припомнить полуразрушенный зал, в который попал, ища способ одолеть Аримана. Он действительно помнил все: и выщербленные стены, и пол, покрытый толстым слоем пыли и каменной крошки, и окна — проломы без намека на стекла или рамы, и сумрачные туннели, примыкавшие к залу. Идя по коридору, он все время держал в памяти эту картину, и не удивился, когда, миновав темный переход, очутился в том самом зале.

Здесь ничего не изменилось. Даже яркий свет так же лился в оконные проемы. Только Демона не было. Вообще не было никого.