Путь к тишине. Часть 3

— Никуда ты не возвращаешься, — жестко произнес Митос.

МакЛауд, уже повернувшийся к выходу, замер и, вздрогнув, поднял руки к вискам.

Боль, непривычная и мучительная, стала сильнее, раскаленным обручем сдавила голову. Борясь с приступом дурноты, он сделал шаг назад и снова сел, вернее, упал на диван. И тут же боль схлынула, так же внезапно, как возникла.

МакЛауд перевел дыхание, потом поднял голову — и, увидев выражение глаз Митоса, все понял.

— Ты… — выдохнул он, все еще не веря своей догадке.

— Умница. Ты сидишь на очень короткой цепи, МакЛауд. Одно резкое движение — и ты это почувствуешь.

МакЛауд смотрел на него молча, в полнейшей растерянности. Потом тихо произнес:

— И зачем? Что тебе нужно?

— Для начала, чтобы ты перестал со мной спорить, — улыбнулся Митос. — А дальше — кто знает?

— Кассандра была права, — тихо сказал МакЛауд, снова поднимаясь на ноги. — Какая же ты мразь!

Митос неторопливо подошел к нему вплотную.

— На твоем месте я был бы осторожнее в выражениях. Хотя ты мне тоже очень нравишься.

МакЛауд не успел ничего ответить. Митос поднял руку и легко, едва касаясь, провел кончиками пальцев по его щеке. МакЛауд на миг оцепенел — а потом брезгливо отстранился и оттолкнул руку Митоса.

И получил увесистую оплеуху!

Рефлекс сработал быстрее разума — ответный удар точно отправил бы Митоса в нокаут. Если бы достиг цели.

Удар провалился в пустоту. Спустя пару мгновений МакЛауд стоял на коленях, уткнувшись в диван, а Митос удерживал его в этом положении за плечо и немилосердно вывернутую руку.

— Попробуй сделать это еще раз — и можешь считать, что стоишь в этой же позе без штанов, — сквозь зубы произнес Митос. — Что будет дальше — догадайся сам. Два раза повторять не буду, так что запомни с первого.

Он выпустил МакЛауда и отступил назад. Тот медленно поднялся, морщась и потирая плечо. Угроза не слишком его задела, хотя демонстрация была впечатляющей.

— Я все еще не понимаю, — тихо произнес МакЛауд. — Как?

— Подумай сам, — пожал плечами Митос, присаживаясь на спинку кресла напротив и складывая на груди руки. — Я не читаю твоих мыслей. Но твои чувства для меня открыты. Поэтому я всегда-всегда буду быстрее. Ну, а силы я тебя тем более могу лишить.

— Болью?

— В том числе болью. Так что о слове «нет» тебе лучше забыть.

— Митос, черт возьми, зачем все это? Ты что, решил мне отомстить?

— Много чести, — усмехнулся Митос. — Я пытаюсь сдержать слово, которое имел неосторожность дать очень близкому другу. Ну а поскольку ты с помощью Кассандры задался целью дозреть до суицида и весьма преуспел в сбивании с толку и запутывании себя самого, пришлось применить что-то более радикальное, чем пустые разговоры. Выражение «разрубить Гордиев узел», тебе знакомо?

— Близкому другу? — недоверчиво переспросил МакЛауд. — Дарию?

— Именно.

МакЛауд уставился на него с новым изумлением.

— И у тебя хватает наглости прикрываться именем Дария?! Да убирайся ты ко всем чертям со своей заботой! — Он сунул руку под воротник свитера, вытащил цепочку с камнем, сорвал с шеи и отшвырнул далеко в сторону.

Он еще успел удивиться тому, что Митос даже не попытался его остановить, только слегка приподнял брови.

А потом пришла боль.

*

Митос молча смотрел, как меняется лицо МакЛауда, как он медленно оседает на диван.

Потом выпрямился, молча пересек комнату и подобрал камень. Даже у его цинизма был предел. Тех кошмарных минут он не смог ни забыть, ни простить, неважно, было это заслуженным наказанием или нет. И не пожелал бы такого даже злейшему врагу.

Он вернулся к дивану и, присев рядом, поднес камень на раскрытой ладони к лицу МакЛауда. Тот судорожно втянул воздух, как будто не дышал все это время, и открыл глаза.

— Возьми, — сказал Митос.

МакЛауд потянулся к камню; его трясло, руки плохо ему повиновались. Когда слабо светящийся камень оказался зажатым у него в кулаке, Митос встал и налил из графина на подзеркальном столике стакан воды.

— Пей.

Несколько крупных глотков окончательно привели МакЛауда в чувство. Митос про себя облегченно вздохнул, когда он поднял голову. В глазах его, позади еще не утихшей боли и ужаса, разгорался упрямый, злой огонек.

Митос вернулся на прежнее место — присел на спинку кресла напротив. МакЛауд помолчал, потом хрипло спросил:

— Что это было?

— Посмотри на камень, — сказал Митос. — Свет пульсирует в такт биению твоего сердца. Это часть твоей ауры, а ее нельзя разрывать. Если ты не сможешь вернуть камень, боль сведет тебя с ума.

— И что? — со злостью произнес МакЛауд. — Думаешь, я начну ползать перед тобой на брюхе?

Митос вздохнул:

— То, что я не хочу ломать тебя силой, не означает, что это невозможно в принципе. Но мне это и не нужно. Я уже сказал, чего хочу — чтобы ты успокоился и перестал со мной спорить. Ты сам себе делаешь хуже, Дункан.

МакЛауд вздрогнул в ответ на звук своего имени.

— От тебя не требуется ничего, просто сидеть тихо. Неужели это так трудно понять?

— Сидеть тихо? И только? А я было подумал…

Откуда у него взялись силы для насмешки?

— Отправляйся к себе, — сказал Митос, никак не реагируя на выпад. — Об остальном поговорим завтра.

МакЛауд с усилием поднялся на ноги. Посмотрел на камень, который до сих пор держал в руке.

— Ты думаешь, я когда-нибудь прощу тебе вот это?

— Тебе многому нужно учиться, Дункан МакЛауд.

— Не у тебя ли?

— Нет, я тебе в учителя не набиваюсь. Ступай.

Он пошел к выходу, но у самой двери обернулся снова.

— Я тебя ненавижу.

— Это твое право, — равнодушно ответил Митос.

Оставшись один, добавил уже про себя: «Теперь у тебя есть для этого основания…»

*

МакЛауд вошел в комнату, которой предстояло стать его жилищем, плотно притворил дверь и тяжело сел на кровать.