Путь на восток
Шрифт:
– Монахи? Хе-хе. То были не монахи. Я пока не знаю кто, но то не мои братья из ордена. И тут ты их не найдешь. О, нет. Ответы тебе стоит искать при дворе Императора, а никак не в этих серых трущобах. Здесь тебе нечего делать, мой друг.
Ши-Фу незаметно оказался совсем рядом. Старик накрыл ладонями руку Хуан Джуна. Тот посмотрел на него с опаской и вызовом, позабыв, что монах ничего не видит.
– Но я нашел тебя.
– Потому что я и не думал прятаться.
Все впустую. Он не сможет завершить то, что начал. Не выполнит приказ. Слепой старик видит его насквозь. Кто он такой, чтоб его?! Он знает, что Хуан Джун не сможет предать друга.
Воин понуро опустил плечи.
– Так что же мне делать? – тихо спросил он сам себя.
– Возвращайся обратно и доложи, что
Хуан Джун угрюмо кивнул. Он хотел сказать что-то еще, как вдруг почувствовал холод стали у своего горла. Длинный изогнутый меч угрожающе впился в тонкую кожу. Одно неловкое движение – и все кончится быстро. Такой же уткнулся в грудь старика.
Шаньди.
Невидимый императорский убийца подкрался незамеченным. Он возник словно из воздуха, и вот они в его власти, застыли на острие смертоносных клинков.
– Ты поступил именно так, как мне и сказали, командующий, – от сухого низкого голоса зашевелились волосы на затылке. Именно так звучит Смерть. – Ты будешь казнен за измену. Вместе с этим пособником мятежников.
Ши-Фу лишь хмыкнул.
– Кажется, тебе не доверяют, друг мой. Значит, ты все сделал правильно.
– Заткнись, старый! – рявкнул шаньди и вдруг захрипел.
Монах, подобно ветру, проскользнул по кромке меча и впился в горло лазутчика тремя пальцами. Тот выронил оружие и осел на землю, словно набитый требухой мешок.
– Духи! – Хуан Джун схватился за голову. – Что ты наделал?
– Возьми себя в руки, друг мой, – строго сказал Ши-Фу. – Возвращайся обратно и забудь все, что здесь произошло. С этим я разберусь сам.
Хуан Джун замер в нерешительности.
Бывают моменты, когда необходимо переступить завесу тени, оставив позади все, что было дорого и важно. Он посвятил всю свою жизнь служению Империи, а в ответ получил лезвие, приставленное к горлу. Он оказался верным псом, которого выставили из дома.
Совсем как Си Фенга.
Значит, решено. Он сделал это. Прыгнул в омут без дна и берегов. Переступил через шрам, отделявший прошлое от настоящего.
Где же искать будущее?
– Ну же, не медли. Ты и так провел здесь слишком много времени.
– Д-да, да-да, – закивал Хуан Джун, точно так же, как совсем недавно кивал испуганный торговец стеклом. – Мне пора.
Он помедлил, бросил последний взгляд на грязное полотно, закрывавшее вход в дом, и стремительно направился к выходу, натянув на лицо яростную маску.
Никто не узнает о том, что сегодня случилось.
– Удачи, друг мой, – донесся вдогонку шепот монаха.
Хуан Джун мысленно поблагодарил его, но не остановился. Теперь он знал, что делать дальше, и удача ему еще пригодится.
Часть II. Ветра дуют на восток
Несколько дней и столько же ночей длился наш разговор.
Владыка Чжихан поведал мне, как он, братья его и сестры творили мир. Они создали его, стараясь сохранять великий Баланс. Так звали они План свой, который должен был породить гармонию в бесконечной пустоте.
Владыка не ответил мне, для чего. Для чего они вообще решили что-то создать? Зачем они придумали План и куда он должен был привести? Владыка промолчал, но я нашел ответ самостоятельно. Мы, люди, самое великое из их творений, переняли от Прародителей самую главную из их черт. Мы тоже любим творить и созидать. Та же тяга живет в нас, тот же огонь пылает в наших душах. Важно для каждого из нас оставить оттиски существования своего, привнести нечто новое, важное, ценное, чтобы спустя многие века помнили нас и почитали те, кто явится в этот мир вслед за нами.
Поделился мыслями я с владыкой Чжиханом, но и в этот раз он не ответил. Заметил грусть и тоску в его единственном пламенном глазу. Он смотрел на меня, а я видел образы иные, такие, о каких предпочел бы и не думать никогда. Он показал мне. Показал, что вместе с охотой к созиданию было в роде людском и желание разрушать.
Прародителей это не устраивало, но…
Разве созидание и разрушение – не части Баланса? – спросил я.
Владыка Чжихан промолчал в третий раз и замолк надолго.
Несколько ночей и столько же дней длилось его безмолвие…
Явление Шан Ше перевернуло мир, изменило его до неузнаваемости. С его приходом пришла и Смерть. Люди познали вкус тоски и горечь утраты, в душах их зародилась скорбь, появилась боязнь потери, поселилась алчность.
Четверо Прародителей были охвачены ужасом и печалью, ведь не этого хотели они для творений своих. Но узрев, как меняется мир, со временем они смирились и даже восхитились даром Шан Ше.
Ведь с приходом Смерти великий Баланс начал восстанавливаться…
Море боли
Месяц спустя
Северный рисовый край
Предместья города Хен Шуй
Время тянулось непростительно долго.
Вид из окна экипажа сменялся медленно и тягуче. Когда огромные Врата красного Дракона остались позади и бесконечно длинная колонна повозок покинула Лоян, Кайсин оставалось только смотреть на безжизненные белые горы по обе стороны дороги. Путь из столицы на восток пролегал по извилистому горному перевалу. Тут и там виднелись зеленые пятна сосен и елей, а в вышине на скалистых склонах лежали белые, как само солнце, сугробы. Где-то далеко внизу был слышен успокаивающий шум Белой реки. Чувствуя себя пленницей, которую отправили из одной тюрьмы в другую, Кайсин не ощущала радости от предстоящего путешествия.
Всю недолгую жизнь она мечтала посмотреть на мир, выбраться из Синего дворца и направиться в далекие земли. Но сейчас, впервые оказавшись так далеко от города, от родных краев и отчего дома, девушка не испытывала ни восторга, ни благоговейного трепета. Все краски посерели, и даже отражавшие ослепительный солнечный свет заснеженные пики казались блеклыми и унылыми. Всему миру было не по силам заполнить пустоту в ее разбитом сердце.
Прощание с отцом вышло скомканным и прошло словно в тумане. Кайсин с трудом выдержала церемонию сожжения. Невидящим, застланным слезами взглядом она смотрела, как тело отца водрузили на погребальный костер. Как облаченные в траурные одежды жрецы Драконьего храма поджигают промасленный хворост. Как душа родителя уносится в небеса вместе с черным дымом и искрами.
Девушке не дали взглянуть на него последний раз. Ее даже не пустили в семейный склеп, где прах отца нашел последнее пристанище. Кайсин вообще не могла ступить и шагу без дозволения Тейтамаха. Подобно кукле он таскал ее за Нефритовым магом, а тот даже не сказал ни слова с самой свадьбы. За что Кайсин была только благодарна. Ей хватало одного присутствия его подавляющей силы. Все, что ей позволили, – это молча скрывать скорбь во время встреч с бесчисленными политиками и представителями Императорского двора.