Путь на Юг. Океаны Айдена

– Победу нам даровала Шебрет! И мудрый план бар Нурата!

Ильтар задумчиво взъерошил копну своих светлых волос и посмотрел на оранжевое светило, уже наполовину скрывшееся за холмами. На лице его было ясно написано, что не стоит спорить об очевидном, а лучше поскорее промочить глотки после тяжких боевых трудов. Тем не менее он вытянул руку в сторону пяти тяжелых возов, около которых, выпрягая израненных животных, копошились хайриты.

– Мы тоже почитаем Шебрет, богиню войны и кровавых сражений, сестру Грима, старшего из Семи Ветров, – произнес вождь, – поэтому будем считать, что она вложила в голову моего хитроумного брата мысль использовать эти повозки. Сегодня он научил нас, как справиться с непобедимыми ксамитскими копейщиками. Возможно, Шебрет шепчет советы на ухо всем полководцам, но только великие понимают их правильно и действуют верно. На то они и великие… – Ильтар вздохнул, бросил алчный взгляд в сторону обозных телег с последними бочонками пива – они как раз выезжали на луг – и веско добавил: – Хайриты очень уважают моего брата, благородного Эльса из Дома Карот, Перерубившего Рукоять… Они пойдут дальше под его рукой. Я все сказал.

Во время этой краткой речи вокруг тела павшего стратега произошли некие перемещения. Теперь по одну сторону находились Ильтар, сам Одинцов и молодой бар Кирот, по другую – разъяренный бар Ворт и два старых сардара. Три джейдских офицера, полные сомнений, стояли между ними. «Словно склока в Думе, – пришло на ум Одинцову. – Левые, правые и центристы».

С одним небольшим отличием: Одинцов не был ни левым, ни правым, ни центристом, и никто не мог упрекнуть его в любви к спорам и отсутствию решительности. Он указал на кинжал старого Асруда, все еще торчавший в земле у самых ног бар Ворта, и рявкнул:

– Уши! Твои уши, сардар!

Казалось, старый вояка внезапно успокоился. Окинув рослую фигуру Одинцова оценивающим взглядом, он вытащил меч и негромко, но твердо сказал:

– Уши тебе мои понадобились, хайритский пес? Ну, так подойди и возьми! – Затем он повернулся к своим соратникам: – Всем нам известно, каким образом благородный нобиль и офицер должен защищать свою честь. Конечно, этот, – он кивнул в сторону Одинцова, – всего лишь разжалованный гвардеец и сопляк, недостойный скрестить меч с ветераном. Однако в нем есть капля-другая айденской крови… и я выпущу ее как можно быстрее. А потом мы разберемся и с остальными. – Бар Ворт мрачно кивнул на Ильтара и молодого бар Кирота.

Одинцов неторопливо отстегнул перевязь с челем и сунул его в руки кузена.

– Не тяни, – пробормотал тот, принимая оружие. – У меня в глотке сухо, как в дырявом бочонке.

Усмехнувшись, Одинцов кивнул, сделал шаг вперед, вытягивая меч, и в следующее мгновение клинки сшиблись, словно лезвия чудовищных смертоносных ножниц.

Бар Ворт, в отличие от недотепы Гайта, ксамитского шпиона, был великолепным фехтовальщиком. Несмотря на сотни литров горячительных напитков, поглощенных за три десятилетия имперской службы, рука старого сардара не дрожала. Вдобавок он был свеж, бодр и полон служебного рвения. Лучший способ справиться с бунтом – покончить с его главарем. Что он и собирался сделать.

Такой поединок, дуэль чести, не противоречила армейскому уставу; ни приятели Ворта, ни джейдские сардары, ни бар Кирот не сделали попытки остановить сражающихся. Превозмогая усталость, Одинцов орудовал мечом, думая, что бар Ворт избрал наилучший выход из всех возможных. Попытка вызвать ратников и арестовать непокорного аларха наверняка привела бы к столкновению с хайритами. А так – поединок один на один… во имя защиты достоинства и собственных ушей! Ну, ничего, сейчас он до них доберется!

Сильный рубящий удар сбил шлем с головы сардара ветеранов.

Блокировав ответный выпад, Одинцов сделал изящный пируэт, и кончик его клинка прочертил кровавую полоску на щеке бар Ворта – как раз у самого уха. Тот отпрянул в сторону, но меч вдруг словно перепорхнул в левую руку его противника, потом прянул вперед, и на другой щеке сардара тоже появилась алая полоса.

Одинцов уже не чувствовал усталости. Длинный меч казался легче пуха, стальной клинок стал продолжением его руки, повинуясь каждому движению кисти, ощущение легкости, приподнятости охватило его, словно балетного танцора, исполняющего на бис сольную партию. Он хорошо знал это чувство, предвещавшее, что его противнику осталось недолго жить.

Клинок глухо звякнул о край нагрудника бар Ворта, и, обливаясь кровью, сардар повалился в жухлую вытоптанную траву рядом с телом своего мертвого командира. Швырнув меч в ножны, Одинцов сделал два длинных шага, вытащил из земли свой кинжал, потом опустился на колени у головы бар Ворта. Мелькнула мысль, что Ильтар может быть доволен – времени прошло немного, схватка длилась не больше четырех-пяти минут.

Внезапно он ощутил на плече чью-то руку. Одинцов поднял взгляд вверх – это был бар Трог. На его лице застыло полуизумленное-полуиспуганное выражение.

– Не калечь его, досточтимый, не надо, – хриплым голосом произнес старый сардар, – мы и так готовы повиноваться. Ходили слухи, что отец открыл тебе тайную дорогу на Юг… – Брови бар Трога взлетели вверх в невысказанном вопросе.

Ничего не ответив на это, Одинцов поднялся с колен и долгим внимательным взглядом окинул бар Трога, бар Сейрета и других сардаров.

– Всем отойти на ночлег к месту последней дневки, – жестко приказал он. – И поторопитесь, солнце садится! Выставить караулы, подсчитать раненых, оказать им помощь. Напоить лошадей и тархов, людям дать горячий ужин. Выполняйте!

Ильтар обозрел поле, на котором лежало не меньше тридцати тысяч трупов, и покрутил головой.

– Да, скоро здесь будет изрядно смердеть, – заметил он. – Но, с твоего разрешения, брат, я все же оставлю тут сотню всадников. Пусть понаблюдают за окрестностями.

Эта мысль была вполне здравой, и Одинцов одобрительно кивнул головой.

Глава 17 Великое Болото

Перед ним раскинулось гигантское болото. Топкий травянистый берег уходил в черную мутную воду, из которой тут и там торчали заросшие осокой островки, окаймленные кольцами жидкой грязи. Кое-где высокие, в человеческий рост растения, похожие на тростник с коленчатыми стеблями, чуть слышно шелестели под слабыми порывами обжигающего ветра. На расстоянии полета стрелы, полускрытая вечным туманным маревом, тянулась редкая полоска деревьев – странных, скособоченных, словно их ветви и кроны врастали обратно в липкую илистую почву в поисках дополнительной опоры. Эти болотные великаны казались огромными бурыми пауками, затаившимися в белесой паутине тумана; их раздутые бочкообразные стволы на высоте сорока метров заканчивались тонким и длинным, загнутым к земле жалом, а изломанные ветки тоже тянулись вниз, словно ноги чудовищного насекомого. Под одним из деревьев сидела жуткая тварь, разглядеть которую в тумане было нелегко. Но Одинцов был уверен, что это шестиногая ящерица, родная сестрица той, чье чучело он видел в витрине лавки Пассабалама из кинтанской страны Сайлор. Либо здесь, на дальнем юге, уже побывали какие-то смельчаки, либо в Сайлоре тоже водились подобные чудища.

Он плюнул в сторону ящерицы и снова оглядел трясину. Такого видеть ему не доводилось ни в Никарагуа, ни в Анголе и Вьетнаме, где хватало тропических болот и топей. Но те болота, хоть были неприятными на вид, все же казались нормальными – или скорее земными. А тут…

Над безрадостным пейзажем, над темной водой, ядовито-зелеными травами, грязью и странными деревьями висела мгла; выше раскинулось мутно-серое палящее небо, в котором плавал ослепительный оранжевый солнечный диск. Огромное болото дышало влажной жарой и смрадом гниющих растений, и Одинцову мнилось, что сейчас тут не меньше пятидесяти по Цельсию. Парная баня! Он вспомнил свежую прохладу замкового парка в Тагре, звон фонтанных струй, золотистое тело Лидор, скользящее в озерце с мраморными берегами, и с отчаянием выругался. До этого великолепия оставалось четыре тысячи километров и два месяца пути.

Вдали протекала река. Медленно, неспешно ее воды вливались в болото, питали черные промоины и исчезали в бездонной трясине. На берегу был раскинут лагерь – с полсотни палаток, вокруг которых сейчас паслись невозмутимые тархи. Широко ступая – при каждом шаге ноги уходили в почву чуть ли не по щиколотку, – Одинцов подошел к Баргузину, на котором понуро сидел Чос, закутанный для защиты от солнца в полотняную накидку, взгромоздился в седло и хлопнул зверя по мохнатой шее. Тот затрусил к биваку. Его огромные копыта и лишняя пара ног великолепно подходили для продвижения по вязкому болотистому грунту, и вообще тархи вели себя так, словно попали в родные места, где воды слаще и трава вкусней. Но даже им требовалась хоть какая-то опора, а ее в Великом Болоте не было. При первой же попытке пустить туда шестиногов Одинцов потерял двух животных.