Путь Тарбагана

– Нет, не думаю. А вечером оно же расскажет мне еще раз, как ты праздновал новый год. И постарается не забыть те подробности, которые были в первой версии рассказа.

– Да спал он, Ин! – влез Павел.

В этот момент случившееся начало медленно доходить до Славы.

– Стоп. Всем тихо молчать. Паш?

– Ну?

– Ты щас сказал, есть совершенно живая крыса?

– Как ты и я. Только шустрей. Давай, давай, одевайся.

– Ест?

– Как волк. Давай, забей на галстук. Слушай, Слав, напрягись. Ты намеревался избавить крыс от страданий… Каким образом? Обезболивающим? Ядом?

– Ну, допустим. Чем угодно, – оживился Слава и заговорил во весь громовой голос: – Проверяйте склады! У Димки там немецкий порядок. Что я взял? Чего из препаратов не хватает?

– В том-то и дело, химик. Все на месте. Все абсолютно. Початый физраствор, и все.

– Не может такого быть.

– Не может. Но есть. В лаборатории ты ничего не взял. Мог ты что-нибудь принести с собой?

– Что принести?

– Не тупи. Препарат.

– Я? Ты что? Я даже таблеток не пью. – Слава обреченно вздохнул.

Из спальни вышла Инна прекрасная, бледная, хмурая, в изумрудном халате. Ей шли припухшие сонные веки и голубые тени под глазами. Слава замер и не таясь любовался женой.

– Твари вы, господа, – обозвала она микробиологов, поставила чайник на плиту и достала сигарету.

Слава ретировался и теперь с грохотом ронял что-то в спальне. Павел пил чай, без предложений налитый Инной. Она привычно подкурила от плиты, склонившись к самому огню, и тихо сказала:

– Да, вот что, Паш. Он спер у меня снотворное.

Слава за стеной завозился тревожнее и выкрикнул:

– Инночка, я уже говорил тебе: я его не брал…

Павел насторожился:

– Какое снотворное? Когда?

– В канун Рождества. – Инна с наслаждением затянулась сигаретой. – Как раз в день моего отъезда…

Из-за стенки:

– Я не брал!

– Заткнись, – огрызнулся Павел. – Инна, бесценная, в какой оно форме?

– Порошки. В стакан сыпешь, потом воды туда.

– Ну Инна! – Слава вернулся из спальни все еще без штанов и страдальчески закатил глаза.

– Инка, ты гений, – воскликнул Павел.

– Паш, на твоем месте… – гордо возмутился Слава.

– Заткнись, кретин. Я видел, валялись там какие-то бумажки. Квадратные такие. Я не обратил на них внимания, но теперь думаю – это оно. Оно! – Павел победоносно улыбался. – Плюс физраствор, что обнаружил Димка. Ин, а теперь ты, как в сказке, должна сказать, что это за препарат.

– Понятия не имею.

Павел успел внутренне содрогнуться, когда она добавила:

– Но где-то был рецепт.

Казалось, дело в шляпе. Но не тут то было. Так просто секрет не сдался.

Сначала было проведено четыре серии экспериментов с разной дозировкой. Все до одной показали отрицательный результат. Неделя шла за неделей – ни тени эффекта. Крысы мирно спали от Инкиного снотворного. Их опухоли при этом показывали стабильный рост.

В тайне друг от друга трое экспериментаторов начали считать затею обреченной. Поодиночке давно бы бросили. Или вещество определено ошибочно, или… все что угодно. Элементарная логика также была не на их стороне: какая взаимосвязь может быть между исцелением от опухоли и довольно распространенным снотворным, продающимся в каждой аптеке? Ее давно заметили бы и исследовали!

Дима в своем ежедневнике записал: «4 марта. Третья четверть третьей серии. Процент эффективности -+2, всего от -4 до +3. Считаю имевшее место выздоровление нулевой крысы казуистической редкостью. Животное показало регрессию опухоли и метастазов до полного исчезновения и погибло от неустановленной причины. Причины, возможно, никак не связанной с инъекцией. Случайное совпадение скорее всего».

Пятая и шестая серии, подкожное и внутримышечное введение. Результат сопоставим с предыдущим. Без эффекта! Скорее от безысходности, чем от гениального провидения, в седьмую серию Павел ввел препарат в спинномозговой канал обездвиженных крыс. И вот тут! Треть животных погибла от манипуляции. Остальные надолго впали в коматозное состояние. Их не пробуждали внешние раздражители. Но по движению глаз и конечностей можно было предположить мозговую активность, непрерывную в течение двадцати-двадцати четырех часов. Активность необычную, не циклическую, не характерную для сна. Половина крыс не вышла из комы. Только трое подопытных выжили и восстановились полностью. А пробудившись, показали обратный рост опухолей. Но вскоре тоже погибли. Все. Одна за другой.

Поначалу смерть крыс осталось без должного внимания. Брызги шампанского способны замутнять научное видение.

Из дневника Димы: «Вот как нужно! Настойчивость и настойчивость в безнадежной, казалось бы, ситуации! И вот он, результат. Гибель животных – мелочь на начальном этапе. Судя по всему, их убивает дозировка. Введение препарата вообще можно разбить на циклы… в целом, это дело будущего».

Седьмую серию запустили немедленно. Друзья судорожно шерстили публикации по теме во всех доступных источниках. Ничего похожего!

Дмитрий, проанализировав результаты, предложил первую теорию взаимосвязи процесса специфического торможения коры головного мозга и явления аутокоррекции патологии. Это явление признавалось основным механизмом.

Просто говоря, излечение – результат деятельности мозга пораженного организма. В отличие от бодрствования, во время искусственного сна мозг концентрируется на внутренних биологических процессах. Новый препарат – своего рода пусковой механизм. Присутствуя в мозге, он вызывает необычное сноподобное состояние, которое запускает нечто вроде программы излечения. Но введенный обычным способом в кровь, препарат не может преодолеть барьер, который служит дополнительной защитой и фильтрует кровоток мозга. Доставленный же в неизмененном виде прямо в мозг, он запускает этот своеобразный сценарий. Животное выздоравливает.

Процент излечения подопытных приближался к семидесяти восьми. Нигде подобного результата не описывалось. Вместе с закономерным триумфом к друзьям постепенно приходило отрезвление. Участники восьмой и девятой серии триумфально выздоровели и поголовно погибли вскоре после выздоровления. Причина гибели теперь изыскивалась со всем пристрастием. И оставалась неустановленной. Скрупулезность Дмитрия при вскрытиях граничила с педантизмом: препараты одной крысы могли занимать целый холодильник. Но и она не помогла: мертвые крысы были здоровы.

В мрачное развитие собственной гипотезы Дмитрий записал в дневнике: «Создается ощущение, что мы сообщаем нервной системе некий ключ-код, который инициирует не только программу восстановления организма, но и его последующую самоликвидацию».

Ныне шла четырнадцатая серия опытов. Предельная выживаемость подопытных варьировалась, но не превышала 36 дней со дня манипуляции. Как прежде, крысы были обречены. Как разорвать эту цепочку выздоровлений-смертей, никто не знал.

Павел сжал руль и мотнул головой, заставляя себя вернуться к реальности. Впереди показалось синеватое марево. У въезда в город он привычно сбросил скорость и посигналил. В Кытгым он въезжал с юга, по остову бывшей набережной. Ее бетонное покрытие сохранилось значительно лучше городского асфальта. Теперь другой доступной дороги в город из поселка не было.