Путь Тьмы

Равнина была усыпана золотом пшеницы, раскачивающейся под ласковыми порывами теплого летнего ветерка и упирающейся в величественные белоснежные стены, высотой, наверное, в двадцать человеческих ростов. На огромных четырехугольных башнях, увенчанных остроконечными алыми крышами, гордо красовались черные раденийские волки на бело-золотых знаменах. Вымощенная грубым камнем дорога упиралась в могучие ворота с распахнутыми створками, окованными сталью, и в них, точно в раскрытую пасть заползал нескончаемый людской поток.

— Ну и как тебе Белый город? — спросил император.

— Цитадель все равно красивее.

— Так и должно быть, — кивнул Паштион. — Родина, какой бы она ни была, остается самой прекрасной.

— Отец, — мальчик напряг память, выуживая из отдаленных уголков сведения, полученные от учителя-академика, учившего наследника не только управлению даром, но и общим наукам, — черный волк — это ведь герб Лиритиэлей, почему они выбрали себе такой странный символ?

— Крамэн Первый, основатель династии, получил его вместе со своим венцом и вторым именем от легендарного Тримиоллы Кимэлиэнуэна около семи с половиной столетий назад. Это знак победы над злом в самом себе.

— И как же Крамэн одержал ее?

— Предал Империю и разбил войска, высланные на усмирение мятежа.

— Он получил титул за измену?

— Для нас — измена, но для эльфов это был величайший подвиг. Запомни сынок, у любой монеты две стороны, — грустно произнес Властелин.

Красота города сразу же померкла для мальчика, и тому вновь захотелось поскорее оказаться дома, но он не стал огорчать отца и промолчал. Тот не заметил расстройства сына и продолжил:

— В далекие времена владения Империи простирались на пять дневных переходов за Кийрев.

— А пять лет назад они заканчивались во стольки же переходах до него, — буркнул себе под нос Шахрион. — Папа, чего мы хотим добиться от встречи с венценосцем? Исирины, прегишты, дварфы, тиверцы, они враги, которые ненавидят нас и никогда не станут друзьями. Какой смысл и дальше терпеть унижения?

Отец окинул сына грустным взглядом и отвернулся от окна, кивком головы указав тому место напротив себя.

— Понимаешь, сынок, — медленно начал он. — От встречи с его величеством Гашиэном я ожидаю нечто большего. У него шесть дочек, причем все уже на выданье. Ты тоже мальчик большой.

От ужаса Шахрион онемел, он не мог произнести не слова, только затравленно смотрел на отца.

— Ты меня понимаешь?

— Я должен буду жениться? На псине?

— Сын, раденийцы не очень любят, когда их называют собаками и предпочитают смывать оскорбление герба кровью. Пока мы гостим у его величества, прошу, не произноси это слово.

— Не заговаривай мне зубы! Я должен буду, словно племенной бык, выбрать себе одну из этих северных шавок, так?

— Да, именно так, — голос отца внезапно стал жестким и злым. — Мы больше не можем позволить себе роскошь жениться по любви. Империя слишком слаба и ей нужны союзники, я считал, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать такие вещи! Более того, я не перестаю себя корить за то, что не додумался женить тебя до Последней войны!

Мальчик злобно зыркнул исподлобья и отвернулся от отца. Не то, чтобы он был против свадьбы — о девочках молодой Шахрион начал думать с год назад, но сама мысль о том, что его избранницу назначат, да еще из рода предателей, бесила неимоверно.

Отец с горечью посмотрел на сына и прикрыл глаза. До дворца венценосца они ехали в гробовом молчании.

Сам замок, расположенный в центре огромного города, поражал воображение не меньше, чем Кийрев. Его огромные стены и четыре угловые башни были украшены белым мрамором, пластины которого древние ремесленники подогнали так плотно, что между ними нельзя было просунуть даже лезвие кинжала. Эти стены огораживали громадную площадь, на которой размещался шестиэтажный донжон венценосца и сонм хозяйственных построек, включающий также и конюшни, достаточные для размещения, наверное, тысячи лошадей, пекарни, в чьи печи можно было поставить за раз хлеба на армию, и огромные казармы, в которых, собственно, эта самая армия и размещалась.

Почетный эскорт препроводил императора с его небольшой свитой в жилые помещения, где уже ожидал сам венценосец. Встреча получилась достаточно сдержанной, зато Шахрион сумел вблизи посмотреть на Гашиэна Второго, человека, чья пехота сумела сдерживать удар легионов до прихода подкрепления, и тем самым обрекла Империю на поражение. Венценосец был могуч, хотя годы и взяли свое, но под его дублетом бугрились мышцы, а живот не вываливался вперед, закрывая собой ноги. Густые каштановые волосы тронула седина, она же добралась и до бороды — предмета гордости каждого истинного раденийца, по которому их можно было отличить, например, от прегиштов, триверов или, прости Сын, омерзительных исиринов. Морщины и шрамы избороздили благородное лицо с сильным волевым подбородком и мощными скулами, но взгляд венценосца оставался молодым и дерзким.

Такие люди идут вперед несмотря ни на что и никогда не сдаются. Венценосец понравился мальчику, уж он точно не стал бы унижаться, как отец. Ни за что на свете! И дрался бы до победного конца, до последнего человека в строю! И не отдал бы почти всю страну врагам!

После встречи гостям показали их покои и дали время на то, чтобы отдохнуть, смыть дорожную пыль и подготовиться к торжественному ужину.

Пиршество проходило в роскошном общем зале, высотой, наверное, в четыре человеческих роста. Огромный дубовый стол ломился от всевозможных яств. Тут были и жареные поросята с запеченными в них перепелами и кроликами и громадные осетры, размером с Шахриона и истекающие соком желтые сыры из Триверии и алые омары, выловленные абилиссийскими моряками, и даже огромные вареные яйца диковинной птицы стерус, водящейся в Лиосском халифате. Вино текло рекой, а хлеба было столько, что можно было бы кормить Черную Цитадель несколько месяцев.

Никогда еще Шахрион не видел такого изобилия, ведь даже в лучшие времена отец не позволял себе тратить деньги на пиры, что уж говорить про их нынешнее существование.

Венценосец созвал на пир едва ли не всех благороднейших страны, и от обилия гербов у мальчика голова шла кругом — он и не подозревал, что у венценосцев Лиги столько вассалов. Но самый большой интерес вызвали дочери венценосца. Их было пять, самой старшей, наверное, было четырнадцать-пятнадцать, а младшей не исполнилось и девяти. Все они походили одна на другую и на своего отца: крепкие, широкобедрые, круглолицые, с длинными русыми волосами. Не было лишь одной принцессы — отец шепнул, что та плохо себя чувствует, и поэтому не сможет принять участие в торжествах.

Праздник закончился далеко за полночь, слуги растащили вусмерть упившихся господ по покоям и замок погрузился в ночную тишину.

Шахриону не спалось, и он выскользнул из своей комнаты, чтобы побродить под лунным светом. Его никто не охранял — венценосец гарантировал гостям безопасность и отец не хотел оскорблять возможного союзника недоверием, что сыграло мальчику на руку.

Пробравшись по мрачным коридорам, миновав немногочисленные посты, Шахрион выбрался в обширный замковый двор, чтобы поближе рассмотреть кое-что, привлекшее его внимание еще днем. Это кое-что оказалось фонтаном, упрятанным за конюшнями возле крепостной стены, и принц, совершенно случайно заметивший его, не мог понять, кто же смастерил подобную красоту, и зачем ее нужно было прятать от чужих глаз.

Фонтан оказался настоящим произведением искусства — круглый бассейн из серого гранита, украшенный барельефами, в центре которого возвышалась изумительной красоты мраморная эльфийская девушка, держащая кувшин, из которого и лилась вода. Каждая деталь, будь то складочка просторного платья эльфийки, развевающегося на ветру, или усталая улыбка на точеном лице, все оказалось совершенным. Неведомый мастер вдохнул в свое творение жизнь — под неярким лунным светом каменная девушка казалось живой. Чудилось, что сейчас она поставит тяжелый кувшин и присядет на постамент, опустив натруженные ступни в холодную воду.