Путь в Обитель Бога

Лавовое поле подо мной дрожало всё сильнее. Я ощутил отчётливую вибрацию где-то в районе копчика и поспешил подняться. Когда свернул одеяло, лава уже трескалась.

— Вот дрянь, — сказал я и пошёл вдоль края кратера расчищать себе новую площадку.

А за моей спиной раздался треск, в воздух взлетели камни, и пробившаяся к поверхности гидра тут же выбросила вверх первый толстый и длинный росток, которому предстояло в недалёком будущем стать главным стволом. Растут эти мерзавки необычайно быстро. Утром лже-дерево успеет вымахать до высоты в два человеческих роста и выпустит первые щупальца. Через два-три дня здесь будет стоять гидра, способная слопать пегаса, и её тонкие, прочные как стальная арматура корни уйдут под лавовым полем вниз на пятьдесят, сто, а то и сто пятьдесят метров, добираясь до водоносного слоя. Пока же она втягивала влагу из воздуха — совсем как я сейчас. Тварей такими сделали яйцеголовые, а вот как подобное в отношении меня проделывает разгребатель, я не знал.

— Спасибо, дружище, что предупредил, — сказал я ему в ночь. — Ещё немного, и она проткнула бы меня.

Устроившись на новом месте, я снова лёг, но картин из прошлого Додхара больше не видел. Разгребатель сказал всё, что хотел. В полночь он появился сам. Я услышал тяжёлый вздох, и тёмное небо надо мной совсем почернело от поднявшегося облака пыли, закрывшего звёзды. Слизняк спешил, полз поверх камней, обтекая их, как большая капля чёрной ртути, и вот теперь опустился на землю и обмяк.

Я встал, чтобы поприветствовать его. Разгребатель вспучился вверх, ещё раз шумно вздохнул, и… тоже встал. Передо мной поднялся во весь свой четырёхметровый рост человек, будто бы сделанный из жидкого чёрного металла. В обычной одежде трофейщика — брюки, высокие ботинки, рубашка, жилет со множеством карманов. В правой руке была винтовка, почти касающаяся стволом земли. За спиной — рюкзак. Даже свою катану, закреплённую сбоку на станке, я разглядел. Единственное, чего не хватало в экипировке, так это шляпы — но я не люблю шляпы и прочее, чем люди спасаются от солнца. На Додхаре слишком много всякой летающей сволочи, которую можно не заметить из-под широких полей. В мехране я с детства, к солнцу давно привык, достаточно не стричься слишком коротко. Здесь чем лохмаче, тем лучше.

— Хорошо, что ты был близко, — сказал я, и гигант напротив осел вниз бесформенной массой, подняв ещё одно облако пыли. — Нам предстоит большая работа.

Разгребатель понимающе ухнул и раздался в стороны, образовав посредине себя что-то вроде зубоврачебного кресла. Такой чести я не ожидал, но был слишком утомлён, чтобы скромничать или возражать, и просто уселся в это кресло, тихо поражаясь, до чего же оно удобное и мягкое. Закрыв глаза, я перестал думать о чём-либо, и разгребатель, почувствовав мою усталость, отпустил мои мысли. Сон рухнул на меня, словно сорвавшийся с церковной звонницы большой и гулкий колокол, накрыл, заглушил все звуки, и я видел Имхотепа, сидящего у костра на вершине холма, Лику, доящую корову, и свою мать, собиравшую сухое, вкусно пахнущее чистотой бельё с верёвки во дворе нашего дома.

Глава 17

Конечно, я не король, и даже никогда не мечтал им стать, но наутро, в наш главный лагерь я заявился именно так — сидя в кресле посреди разгребателя, как на троне. Генка открыл рот настолько широко, что в нём свободно могла бы устроиться на гнездовье пара журавлей, и медленно поднялся на ноги, потеряв при этом выпавший из ослабевших рук автомат. Тотигай посмотрел на него со злорадной ухмылкой и поспешно убрался с пути разгребателя, который медленно полз вперёд, сдвигая с дороги камни.

Бобел невозмутимо смотрел, как слизняк вспучился мягким бугром, и я оказался на ногах.

— Захлопни хавальник, — сказал я Генке мягко, почти ласково. — Разгребателя не видел никогда?

— В-видел, — ответил Ждан, заикаясь от волнения. — Я лишь не в-видел, как на них катаются верхом.

— Вот и посмотрел. Ну, Бобел, как у нас дела?

Дела наши были, надо сказать, неплохи. Генка вчера сварил и закоптил всё мясо, срезанное с туши одного из осликов. Шкуры с животных он тоже снял аккуратно. Бобел выскоблил их и уже успел изготовить из одной два прекрасных бурдюка. Вторая лежала на земле рядом.

— Подумал, может, сгодится на камнеступы, — сказал он.

— Правильно подумал.

В бурдюки Бобел слил вчерашний бульон, доставленный Генкой в котелке из соседнего, охотничьего лагеря, причём нашему личному умнику пришлось сделать не один рейс. За ночь жидкость загустела почти как холодец, и Тотигай имел довольный вид. Ну ещё бы, на бульон у него монополия.

— Ждан и вторую шкуру снял чулком, но Бобел разрезал, — наябедничал он. — А ведь из задних ног могло выйти ещё два бурдюка. Хватило бы и остатков на камнеступы. Куда теперь будем девать бульон со второй туши?

— Выльем всё, что не сможешь выпить сразу, — сказал я. — Тебе неудобно будет тащить сразу четыре бурдюка.

— Но Элф, мне и два неудобно! — попытался возразить ошарашенный таким поворотом дел Тотигай. — На мне разведка! Бурдюки могли бы нести вы с Бобелом. Ты думаешь, нам тут каждый день будут попадаться стада диких ослов?

— Дармоед! — обругал я его. — В природе вы жрёте то, что добудете, потом бросаете остатки стервятникам и голодаете месяц. Ты ещё жалуешься? Четыре бурдюка бульона всё равно прокиснут — даже такой проглот, как ты, не сможет столько съесть, не сдохнув от обжорства.

— Ну и что — прокиснут? Мы не такие привередливые, как люди. Прокисший тоже можно…

— Да, но уж нести на себе мешки с воняющим студнем Бобел точно не станет. Обо мне и разговора нет.

Генка почтительно помалкивал всё утро. Честное слово, стоило вызвать разгребателя только для того, чтоб привести его в безмолвное состояние.

Впрочем, молчали все, а я не торопясь, с аппетитом завтракал. Пил чай. Курил. Ещё пил чай. Особого голода я не чувствовал, но именно после такой ночки смотришь на мир другими глазами — получаешь возможность наслаждаться каждым кусочком, каждым глотком, и пища приобретает совсем другой вкус.

— Мясо со второй туши никуда не таскай, — сказал я Генке. — Мы всё равно уходим. Закоптишь на скорую руку здесь и доведёшь до ума на следующем привале. Выступаем не позже полудня.

— А как же Имхотеп? — осмелился спросить Ждан.

— Имхотеп сказал, что будет в курсе того, что у нас происходит. Захочет — придёт. Но я думаю, что он двинется под землёй до Вороньих Окон и ещё дальше, насколько тянутся пещеры, и присоединится к нам у Чёртовой деревни. Книгу лучше не поднимать на поверхность раньше времени.

— А мы?

— Пойдём по лавовым полям вдоль Большой тропы, пустив впереди себя разгребателя. Случайные встречи нам не нужны.

— Тогда почему бы не поехать на нём? — поинтересовался Генка, и это был уже почти прежний Генка. — Вот так, как ты только что ехал.

— Попробуй, — пожал плечами я. — И, скорее всего, эта твоя глупая мысль окажется для тебя последней. Разве разгребатели приглашали хоть одного умника покататься на себе?

Ждан затравленно покосился на безразличную ко всему чёрную тушу и пошёл разжигать костёр. Я направился в сторону гор, где можно было быстро найти топливо. Когда вернулся с охапкой хвороста, моего слизняка уже не было. Он понял, что мне надо, и приступил к прокладке тропы.