Путь воина: Неофит

Бой окончен.

Грудь Финиста ходит ходуном, как кузнечные меха, он опустил меч, почти выпустил его из ослабевших пальцев. Пара шагов и он приклоняет колени рядом с теряющим крови и жизнь обрубком, который раньше был лучшим мечником Школы Желторогого Тура.

— Твоя взяла. — губы Рог Герда изогнулись в ироничной улыбке. — Я счастлив, что пал от твоего меча, господарь Слабак.

Рог Герд рассмеялся, его глаза были чисты, ка девственные лесные озёра, а губы стали лиловыми. Смерть дышала в лицо Рог Герду.

— Мне жаль, что это случилось так…

Финист не закончил фразу, он увидел, что для воина, который умирал на холодном гравии это не важно.

С неба, кружа, словно лебяжий пух, начали падать крупные резные снежинки.

— Оставь. — едва слышно прошептал Рог Герд. — Взгляни на это чудо. Днём была жара, а сейчас с небес идёт снег.

Финист поднял лицо к небесам: ущербный Месяц уже почти скрылся над горизонтом, но света его хватало что бы разглядеть белые колышущиеся силуэты на анфиладах Дома Двина Блаженного.

Призраки пришли, чтобы почтить очередного рискнувшего жизнью бойца.

— Мне кажется они пришли за тобой, Рог Герд. — одними губами произнёс Финист.

Юноша без страха вглядывался в белые силуэты, но они не имели ни лиц, ни чётких форм. Прекрасные в своей кристальной чистоте и плоскости, как падающие с неба снежинки, они молча наблюдали.

Когда Финист посмотрел в лицо Рог Герда, тот уже не дышал, снег падал на его глазные яблоки, в которых навеки застыло изумление и лёгкая обида.

"Как он похож на обманутого ребёнка." — эта острая мысль пронзила сознание Финиста, откатила его к Гордею и даже глубже, к чему-то или кому-то чьего имени и судьбы юноша уже не мог вспомнить.

Со стороны ворот раздались торопливые шаги. Финист быстро поднялся с колен, приготовился, что бы отразить нападение неизвестных, но это были всего лишь слуги пришедшие за телом.

Финист бросился к своей одежде, подхватил её и ринулся сквозь кусты крапивы прочь от тела Рог Герда. Сотни зелёных жал впились в его обнаженные, исполосованные плечи, но он не чувствовал боли от жгучей листвы, его глаза застилали едкие слёзы.

Во внутреннем дворике Дома Цапли росло дерево, оно никогда не приносило плодов, его листья никогда не опадали, они были красны, как свежая кровь. Если бы не цвет этих листьев, любой распознал бы в странном дереве дуб. Не смотря на поздний час, двор не был пуст: Луша, девочка-ученица, пританцовывая, ходила вокруг дерева и тихонько напевала песенку о первом снеге.

Вот падает снежинка,

За ней летит вторая.

Поймай её ладошкой,

Глядишь, она растает.

Разбито моё сердце,

От горя замирает.

Не люба я милёнку

Ему нужна другая.

Луша сделала разворот и взмахнула руками, как учила её танцевать Стеша и вдруг остановилась, воскликнула:

— Ой! Я вас не заметила. Как хорошо, что вы уже вернулись!

— Но ведь я дал тебе слово. — мягко улыбнулся Финист. — Каким бы воином я был если бы нарушил его?!

Малышка улыбнулась, она была польщена.

— Здесь так холодно, ты почему не в доме? — наигранно сурово поинтересовался Финист. — Час поздний, если госпожа узнает, что ты не в постели у тебя будут неприятности.

— Это ничего. — отмахнулась Луша. — Я хотела дождаться вас. А что до госпожи Стеши, так она тоже ещё не ложилась, велела мне привести вас к ней, когда вы вернётесь.

— Ну тогда не станем заставлять её ждать, веди меня к ней, малышка.

Покои Стеши показались Финисту очень уютными. Здесь не было дорогих ковров на полу и шёлковых обоев на стенах, зеркал в дорогих рамах и мягких восточных диванов. Не было кроватей с горами подушек на океанах перин, которые так любят молодые девицы.

Стены горницы Синеглазки были обшиты светлым полированным деревом, пол чисто выскоблен, пара лавок покрыты козьими шкурами, а узкий, низкий топчан застелен простым шерстяным одеялом. Единственным украшением был нарисованный во всю стену могучий дуб.

— Входите, господарь Финист.

Стеша обратилась к юноше по имени и он понял, что этим вечером хозяйка дома не намерена играть с ним в привычные актрисе игры. Одежда и вся атмосфера царившая в покоях актрисы были тому подтверждением. На девушке был простой синий сарафан и белая рубашка с шёлковой каймою. Никаких монист, коралловых бус, браслетов и прочих украшений, никакой краски на лице и теле. Волосы убраны в косу и уложены короной вокруг головы. Однако, даже этот простой образ не мог умалить красоты Стеши.

— Луша, будь добра принеси нам молока с мёдом. Гостю надо согреться. Чудно это, но в столицу снова пожаловала зима.

Девочка поклонилась и хотела выйти из горницы, выполнить поручение наставницы. Проходя мимо Финиста, Луша заметила на его рукаве красный мазок.

— Господарь мой, вы ранены? — забеспокоилась Луша.

Стеша подоспела к Финисту, прикрыла пятно просочившейся крови ладонью, мягко улыбнулась воспитаннице и сказала:

— Ты ошиблась Лушенька, это всего лишь красный листик пристал к одежде нашего дорогого гостя. Поздно уже. Ступай спать, я сама схожу за молоком.

Когда девочка ушла, Стеша помогла Финисту снять одежду и осмотрела рану.

— Глубокая, но чистая — это хорошо. — вынесла вердикт актриса. — Придётся зашивать.

В комнате нашлось крепкое прозрачное вино для промывания раны, чистые льняные бинты и даже маленькая бронзовая шкатулка с иглами и нитями из сушеных жил. Крепкое вино обожгло рану, будь-то на плечо Финиста плеснули жидкого огня. Раскалив иголку над пламенем свечи, Стеша начала споро накладывать стежки стягивая края раны. После она смазала шов тёмной мазью с резким запахом дёгтя и наложила тугую повязку.

— Вы даже не вздрогнули ни разу, а ведь вы женщина, актриса и у вас должна быть тонкая натура. — восхитился Финист.

— Откуда у вас такая выдержка, Стеша?

— Вы сами дали ответ. — уклончиво ответила Стеша. — Я актриса, женщина скоморошьего племени. Вы ведь должны знать, что у нас с вами один покровитель.

Финист приподнял бровь.

— Видимо вы проспали этот урок в вашей школе. — рассмеялась Стеша.

Девушка взяла свечу с подошла к стене, на которой раскинул широкие ветви могучий дуб, зажгла лучины по бокам росписи и Финист увидел, что среди мощных ветвей дуба притаился большой рыжий зверь с золотой цепью на шее, в корнях свилась белая змея, а на самой верхушке сидит, раскинув широкие крылья, ворон.