Путь
Шрифт:
За это время девушка ни разу не показалась на глаза Алексу, да и Луиза зашла к нему всего один раз — позавчера. Они снова пили чай, а потом даже по бокалу грузинского вина, которое так любил Аттал, поэтому в доме его было много. В гостевом домике, в погребе, тоже стояло немало разных бутылок, поэтому Доктор вечерами, а сейчас уже и днём, частенько ходил навеселе. В этом приподнятом состоянии он тогда и спросил у Луизы, когда они сидели на втором этаже — на балкончике и глядели на лес в сгущающихся сумерках, освещаемые яркими лампами противомоскиток:
— А почему ты отсюда не уедешь, Луи?
— А зачем? — удивилась она, гладя ножку бокала.
— Ну, я не знаю. Ты, вообще, можешь отсюда уехать?
— Конечно, могу, я частенько выбираюсь
— Это в которой?
— В четвертой Палатинской.
— А-а-а. Дорогое, скажу я тебе, местечко.
— Это ты мне говоришь? Это я тебе скажу, Сан!
— Слыхал, конечно, там ставки у преподов — космос!
— Не то слово! Зато и учат их лучшие из лучших, представь?
— Представляю! Это одна из лучших схол по качеству выпускников!
— Всё верно, Сан. Раз в две недели я могу к ним свободно приезжать, хоть на все выходные — там домики для родителей можно арендовать. Так что я свободно уезжаю из дома, как соскучусь. В последнее время уж очень часто, у сына сильно изменилось поведение, неуправляемый какой-то становится, и младшая на это смотрит, и тоже… Ой, да, не будем о грустном.
Сану даже стало неловко от её расстроенного вида.
— А забрать их можно? — участливо вопросил он.
— И где им жить? — хмыкнула она. — Это дом Аттала. И тут живут только его дети.
— М-да, — вздохнул Сан. — Но… но ты сама… сама тут? По своей воле?
— Конечно, Сан! — словно очнувшись, даже всплеснула руками от возмущения она. — Конечно, по своей! Я осознанно решила тут жить. Может быть, однажды, через много лет, я и уеду отсюда навсегда, но к этому времени мои детки будут вполне самодостаточны, чтобы маму обеспечить. Да и Аттал никогда меня не оставит, он мне уже квартиру купил в Ахее. Я тебе говорила, что он очень хороший человек, у него доброе сердце, и я благодарна ему до кончиков пальцев.
— Ты удивительный человек, Луи. Правда. — Сан прижал руку к груди. — Я больше не знаю таких людей, как ты. Кто-то ходит на работу к семи утра, кто-то ждет пятницы, как свободы, кто-то до смерти не может заработать на кусок жилья, а ты проходишь мимо всего этого, ничего не замечая. И имеешь всё, что захочешь. В чем твой секрет?
Луиза задумалась и неторопливо пожала плечами.
— Сан, я вот так сразу не могу дать тебе однозначный ответ. Я часто думала об этом — что такое моя жизнь, и как она создается. Но… не смогла понять её. Возможно, и у меня раньше всё как-то сумбурно происходило, путь вилял, как говорится. Например, я легко могла тогда не поехать к двоюродной сестре на день рождения, и никогда бы не встретила своего будущего… бывшего мужа. Но я поехала. Сначала почувствовала, что он влюбился в меня с первого взгляда, а потом поняла, что он готов ради меня на всё. Да и он мне понравился как-то… внешне… внутренне. Решила — а почему бы и нет? Впрочем, он долго меня добивался, таких, знаешь, больше ценят, чем скороспелок. Полгода, наверное, ему отказывала, говорила, что отец моих детей должен быть обеспеченным мужчиной. И, знаешь что? — Луи невесело усмехнулась. — Он стал им… Стал ради меня. Однако, став таким, каким хотела я, он перестал быть собой, — она ненадолго прервалась. — Тем более что я ему немного в этом помогала, в силу своих… способностей. Затем мой супруг устроился на работу в престижное место, у него получалось, он справлялся, правда, двигался постепенно, не торопясь. Но однажды я увидела шикарный дом и начала его подзуживать, давила на чувства… поэтому он пошёл, и взял взаймы у Аттала. А потом, как это часто бывает, не смог вовремя вернуть, потому что на работе начались неприятности. В общем, затянули с выплатой настолько, что я перепугалась и уговорила его сбежать, он сопротивлялся, говорил, что так нельзя, но я его убедила.
Луиза встала с кресла, подошла к перилам, задумчиво поглядела в сгущающийся сумрак леса за стеной. Сан старался не пялиться на её стройные ноги, но получалось
плохо. Тут она внезапно повернулась, перехватила его взгляд, и, словно не замечая, продолжила.— Нас поймали прямо на Аквилейском центральном узле. Атталу оставалось щелкнуть пальцами, как муж оказался бы в тюрьме за побег от долга — это в самом лучшем случае. Я бы лишилась, как его жена, всего имущества и осталась на улице, а детей бы отправили в полисный детский пансионат или в «божедомку», — её голос дрогнул. — Я преподавала в «божедомке», это хуже, чем детский дом, поверь мне. Я никогда бы не пожелала для своих детей такого засирания мозгов. Когда нас поймали, я подумала, что всё — мой мир рухнул, а жизнь обречена, но Аттал предложил мне подумать. Я обдумала его предложение, приняла решение, и вот я тут.
— А что же муж?
— А муж объелся груш! — она прислонилась к стене.
— Ох, непростая у тебя история, ох, непростая! — посочувствовал Сан.
— Да, это был очень сильный жизненный урок. Он меня многому научил.
— Да? И чему же?
— Я больше не использую чувства других людей в своих целях. Наоборот, я стараюсь насытить чувства, которые питают ко мне.
Сан поднял брови.
— И как, получается?
— Ты очень любопытен, я погляжу, — мягко и совсем необидно засмеялась Луи.
— Ладно, не буду я лезть в чужой вопрос, уж прости меня, — поддержал её смех Сан и внезапно перевёл тему разговора. — Ты мне лучше расскажи, пожалуйста, я до конца не могу понять, кто самый главный над Аквилеей, по положению вроде Микеле Морозини, но ведь это не он, а кто тогда?
— Как кто? Ильсид! — непонимающе посмотрела она.
— А! Ильсид? А я почему-то подумал, что Морозини главней! — вывернулся Сан.
— Ильсид чуть ли не воспитал Микеле, что ты. У них разница лет в двадцать, не меньше. Морозини очень хороший человек, он мне нравится гораздо больше, чем Ильсид.
Тут она допила бокал, подмигнула ему и тоже перевела разговор:
— Алиса, кстати, передает тебе привет и извиняется. Она разболелась в первый же день: температура, слабость и не только. Очень похудела, бедная моя крошка, недавно только на поправку пошла, но пока ещё из комнаты не выходит. Я измучалась с ними обоими, честное слово. Алиса плохо себя чувствует, попросила Аттала приказать, чтобы в её комнату только я могла заходить, и никто больше. Поэтому я или с ней, или с ним, вот только сегодня выдалась свободная минутка, решила тебя навестить.
Они ещё немного поболтали, и Луи упорхнула обратно в дом. Пару раз, выходя на крыльцо, он видел, как колышется легкая шторка возле окна на втором этаже, и видел за ней женскую фигуру, но лицо скрывала тюля вуаль. Кто это был, Саша не разглядел.
Каждый день он ждал, что однажды раздастся стук в дверь, и на пороге появится она: та, чье лицо не выходило у него из головы, та, мысли о которой терзали его по ночам, та, что с легкостью подставила его под смертельную опасность. Жить целую неделю рядом с ней, ощущать её незримое присутствие, но не слышать звонкого смеха, не вдыхать аромат кожи, не любоваться омутом очей было сладкой, отчаянной мукой, углублённой алкоголем. День и ночь он пребывал как будто во сне, накручивая круги вокруг дома, в ожидании, что она вот-вот даст о себе знать.
Алекс ждал её появления каждое утро, когда заходил в кабинет Аттала и замечал его улучшающееся состояние, когда днём бесцельно прогуливался по территории домовладения, поглядывая на окна дома, и особенно вечерами, приговаривая в одиночестве бутылочку вина из огромного запаса Аттала. Ожидание не оставляло ни на секунду, поэтому, однажды утром, услышав стук в дверь, Алекс резко подскочил с кресла и стремглав побежал открывать.
Увы! На пороге стоял один из братьев Жуйченко. Алекс путал близнецов, поэтому не мог понять, который из них к нему зашел. Он замечал, что те его недолюбливают, но все же вежливо протянул руку, и… не увидел ответного жеста. Наоборот, Жуйченко сунул руки в карманы и так вызывающе уставился, что Алексу пришлось отвести глаза.