Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

– А куда ты дел Эуона?

Он, видимо, не думал о друге, потому что секунду рассеянно моргал, вспоминая, о ком я говорю, но потом ответил:

– А… Я отправил его по тавернам над рыночной площадью – нужно навести кое-какие справки. Да, нужно встретиться с ним. – Последнюю фразу Джейми произнес так, будто записывал либо приказывал себе запомнить еще одно дело.

– А я видела и паренька, его сына. – Это должно было заинтересовать Джейми, и я нарочно сообщила ему это.

Джейми послушно поддался на провокацию:

– Он был здесь? Когда?

– Был. Когда ты уже ушел, прошло где-то четверть часа. Искал тебя, между прочим.

– Боже, благодарю Тебя за Твои милости! – Джейми дурашливо и слегка растроганно тронул свой роскошный хвост. – Я бы не смог объяснить отцу, что его сынок, этот длинный тощий отпрыск Мюрреев, делает здесь.

– А что же все-таки он здесь делает?

– Да я ума не приложу! Ему нужно было… ладно, потом. Есть дела поважнее.

Джейми опять ушел в свои мысли, но внезапно спросил о пареньке:

– Он сказал, куда идет? Маленький Эуон.

Я помотала головой, кутаясь в камзол. Джейми снова мерил шагами подвал.

Вода из лохани уже была вылита, я перевернула свою бывшую ванну и уселась на нее. Поразительно, но здесь, во всей этой кутерьме, среди убийств, угроз мне лично и всего того, что угрожало Джейми, где, казалось бы, нужно призывать на помощь все свое мужество, чтобы не потерять голову, я была счастлива, по-дурацки счастлива. Я не могла никак помочь Джейми, поэтому делала то, что умею и что давно мне нравилось, – смотрела на него. За все время, пока я находилась в Эдинбурге, я не могла рассмотреть как следует, а очень хотела это сделать.

Мыслями он был не здесь, но он не стоял на месте, рассекая воздух мощным телом, и мне нравилось изучать его уверенные движения. Кудри Джейми в неверном освещении подвала казались полосатыми: там чередовались золото и темные полосы, как у тигра.

Двумя пальцами он поскреб штаны, и я умилилась: он до сих пор делал это, как двадцать лет назад, всегда правой рукой, всегда один и тот же жест. Этот случайный жест напомнил мне, что, в сущности, наше расставание длилось день, и вот уже закатное солнце освещает наши склоненные головы – мы снова вместе.

Джейми почувствовал мое состояние и повернулся ко мне.

– Уже теплее, англичаночка?

– Не очень, но нестрашно, не умру. – Я подошла к нему, просунула свою руку под его рукой и стала сопровождать его. – Что придумал?

Он ухмыльнулся.

– Ничего. Мне хочется дать ответ на все вопросы сразу, а их набралось с полдюжины, так что я бессилен. Ну вот, к примеру: малыш Эуон там, где я наказывал ему, или нет? Как узнать?

Я остановилась.

– Где же ты наказывал ему быть?

– В печатне, – Джейми произнес это с нажимом. – Но мы с Уолли ждали его утром, а он не пришел. Куда же он делся?

– С Уолли? – удивилась я. – Выходит, когда Эуон-старший пришел сказать, что сорванец удрал из Лаллиброха, ты знал об этом уже давно?

Джейми смущенно потрогал нос.

– Знал… Я пообещал ничего не говорить его отцу – мальчик хотел объяснить все сам, когда доберется домой. Но не думаю, что отцовская рука с ремнем от этого дрогнет.

Младший Эуон хотел быть с дядюшкой Джейми, а потому самостоятельно отправился в Эдинбург. Родители ничего не знали об этом, и Джейми быстро раскусил племянника, но не стал прогонять его. Отправиться домой вместе с мальчонкой не находилось возможности.

– Он-то может и сам добраться, я в нем не сомневаюсь. – Джейми хотел быть строгим дядюшкой, но тем не менее улыбался, вспоминая о пареньке. – Это хороший мальчик. Но видишь ли, есть такие люди, которые сами редко что-то предпринимают, зато все события крутятся вокруг них, а они наблюдают.

– Кажется, я понимаю. Не думала раньше об этом, но раз ты сказал… Я сама такая.

Джейми заразительно расхохотался.

– Да, англичаночка, черт возьми, ты права! Это, похоже, одна из причин, почему я так люблю этого мальчонку: он слишком напоминает тебя.

– Угу, и мне – тебя.

Джейми не был польщен сравнением и перевел разговор на другое.

– Когда Дженни узнает, где был ее сын, она переломает мне ноги. Будем надеяться, что засранец не расскажет всех подробностей о своем замечательном путешествии.

– Будем надеяться, что он вернется домой целым и невредимым. – Я представила себе, как четырнадцатилетний парень в одиночку бродит по большому городу, где полно воров, пьяниц, проституток, контрабандистов и нечистых на руку чиновников.

Да еще и Изверг! Этого только не хватало.

– Повезло, что он парень. Ребят Изверг не убивает, его интересуют только девушки, – произнесла я.

– Зато парни интересуют множество других пройдох. Теперь у меня Эуон и ты, и я буду благодарить Бога, если не стану вконец седым, пока буду разбираться со всем этим.

– Я? – Я удивилась: неужели я похожа на четырнадцатилетнюю девушку? – Ты можешь не волноваться за меня.

– Да что ты говоришь! – Джейми с осуждением посмотрел на меня. – Не волноваться за тебя? Да? Скажи, как я могу не волноваться, когда ты утром ждешь завтрака в постели, а час спустя сидишь в прозрачной сорочке вся в крови и держишь на коленях труп! А сейчас ты вообще голая и те пятнадцать, вместо того чтобы заниматься спиртом, судачат, что за шлюху я откопал. Что им говорить?

Он сунул руку в волосы.

– Кровоточащие раны Христовы! Я должен через два дня быть на побережье. Как мне оставить тебя в городе? Мало того, что здесь всякие изверги, так еще и большая часть людей принимает тебя за проститутку. И вообще…

Он так отчаянно тормошил шевелюру, что зеленый шнурочек, собиравший его хвост, лопнул, и огненно-рыжие кудри рассыпались по плечам. Я заулыбалась, Джейми вначале дулся и нервничал, но тут же тоже улыбнулся.

– Ладно. Как-нибудь разберемся.

– Я точно знаю, что ты разберешься. – Я встала на цыпочки, чтобы пригладить его волосы.

Силы, притягивающие полюса магнитов, влияют и на людей, и он, наклонившись, поцеловал меня.

– Я все забыл.

– Что все?

Он был мягким и теплым, а лучшего тепла, чтобы согреться, мне не требовалось.

– Все, вообще все. – Я очень плохо слышала его, потому что он прижал губы к моим волосам и говорил шепотом: – Радость. Беззаботность. Ласку. Страх. Страх больше всего.

Он встал так, чтобы не касаться носом моих локонов, и теперь говорил громче.