Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]

— О, вы знаете о Гансе? — Она пожала плечами, — А почему нет? Вы проводили исследование на тему о том, как жены оставляют мужей? Я просто сказала Гансу, что он должен принять нас обеих или никого.

— Думаю, нет смысла спрашивать, где вы планируете встретиться со своим Гансом?

— Нет. А почему вас это беспокоит? Вы же всего лишь частный детектив, нанятый в интересах безопасности Пенни. Что для вас Ганс или научные формулы, которые я будто бы стащила? Боюсь, ваша визитная карточка начинает проявляться в ее истинном свете, и это карточка не частного детектива. Что ж, вы не выглядели убедительно в роли наемной ищейки, а в настоящий момент мне это вообще все равно. Только… только помогите мне вернуть Пенни. Пожалуйста.

— Упорная вы дама, миссис Дриллинг, — заметил я, — Вам просто необходимо поставить на меня клеймо секретной службы, но не будем сейчас терять на это время. Какие инструкции эти гипотетические заключенные предположительно дали вам?

Она оборвала меня:

— Никакие они не гипотетические, черт вас возьми! Хотите, чтобы я показала, где меня поцарапал нож? — Я промолчал, и она продолжила другим тоном: — Я должна встретиться с ними где-то впереди на дороге. Тот, что моложе, ехал со мной в кабине, лежа на полу. Я помогла ему забраться туда перед рассветом. Когда мы выехали на автостраду, он заставил меня описывать местность вокруг. Должно быть, знал, где находится засада, так как велел мне затормозить, и, когда я это сделала, ушел со своим напарником в лес, прихватив с собою Пенни. Он сказал, чтобы я проехала через заставу (если таковая встретится) одна, а потом свернула направо по первой же проселочной дороге, доехала до озера в двух милях от автострады и ждала. Если я не приеду или предупрежу полицию…

Она замолчала.

— Знаю, — сказал я, — они убьют Пенни, изрубят на кусочки. Что ж, давайте найдем эту проселочную дорогу. Вы — впереди, а я сзади в «фольксвагене». Остановитесь, когда автострада скроется из виду.

— Что вы намерены предпринять?

— Скажу вам, когда мы начнем наше сафари. А сейчас лучше бы исчезнуть отсюда, пока нас не заметили фараоны и не заинтересовались, чем мы тут занимаемся.

Женевьева Дриллинг, нахмурясь, некоторое время разглядывала меня. Думаю, прикидывала, насколько ошиблась, доверившись мне. Потом она повернулась, спустилась по приставной лесенке в мир, залитый солнечным светом, и направилась не оглядываясь к своему «форду», предоставив мне самостоятельно закрыть дверь трейлера.

Глава 11

Своим походным топориком я срубил аккуратную маленькую рождественскую елочку. Под наблюдением Женевьевы я обрубил ветки, а также верхнюю (около дюйма диаметром) и нижнюю (дюйма полтора-два) части ствола. Получилась крепкая палка, вроде тросточки, немного короче трех футов, липкая от смолы.

Я с сожалением посмотрел на топорик, засовывая его в чехол и пряча в багажник. В свое время я упражнялся с оружием типа томагавков, но человек с двумя фунтами стали в голове или в груди имеет тенденцию оставить этот мир, а мы и так уже доставили канадским властям немало хлопот с двумя трупами. И потому я считал целесообразным свести смертоубийство к минимуму.

Женевьева с сомнением смотрела на меня.

— Разве у вас нет пистолета? — спросила она, — Я думала, все детективы с ног до головы увешаны оружием, так что едва могут ходить. И все агенты секретных служб тоже — кем бы вы ни были.

Я не испытывал желания без необходимости обнаруживать степень своей вооруженности: она могла позже использовать эту информацию против меня.

Я сказал:

— Вы, мадам, насмотрелись телефильмов. В реальной жизни от пистолета куда больше неприятностей, чем пользы. Особенно в чужой стране с очень строгими законами импорта. С моей стороны было бы незаконно иметь тут с собой какое-либо оружие. Если бы я застрелил здесь кого-нибудь, даже всего лишь сбежавшего заключенного, мне пришлось бы много и долго объясняться. — Я взмахнул для проверки своей тростью. — Не волнуйтесь, мадам. Один хороший человек с тросточкой стоит дюжины плохих людей с ножами.

Женевьева сухо заметила:

— Мне всегда нравились скромные люди. Хочется верить, что вы действительно так хороши, как изображаете.

— Вспомните: один из них почти наверняка держит нож у горла Пенни. С их стороны это очевидная предосторожность. Пригрозите ему пистолетом, и он занервничает. Даже может сделать что-нибудь сгоряча. Но если я появлюсь фактически без оружия… — Я пожал плечами, — Если у вас есть предложение получше, давайте обсудим его.

Женевьева заколебалась.

— Но оно очевидно. Меня удивляет, что вы его не делаете.

— Какое?

— Там, на дороге, остались двое служащих Королевской конной полиции. А Королевская конная всегда настигает беглецов, разве не так?

— Если вы предпочитаете их, — возразил я, — почему не обратились за помощью к ним?

— Я их не предпочитаю. Вам очень хорошо известно, что я не могу позволить себе иметь дело с полицией.

Я посмотрел на нее.

— Даже чтобы спасти жизнь вашей дочери?

Женевьева покраснела и принялась оправдываться:

— Они будут стараться поймать преступников. Пенни для них окажется на втором плане. Но вы — человек, которого наняли будто бы для того, чтобы защищать Пенни. Поэтому я и обратилась к вам.

Я сказал:

— Хотелось бы, мадам, чтобы вы решили для себя этот вопрос. Помню, не так давно вы ничуть не поддались на мою приманку: я-частный-детектив и так далее. А теперь снова сбиваете меня с толку.

— Значит, нас — двое, — сказала она мрачно.

— И если вы не хотите иметь дело с полицией, к чему тогда вообще говорить о ней?

Женевьева задумчиво посмотрела на меня.

— Удивительно, почему вы не хотите иметь с ней дело? Разве респектабельный частный детектив, отвечающий за жизнь юной девушки, не должен при данных обстоятельствах настаивать на том, что следует обо всем доложить властям?

Это был хороший вопрос, но она оставила мне лазейку, и я ею воспользовался:

— Прилагательное, мадам, принадлежит вам. Не припомню, чтобы я когда-либо хотел прослыть респектабельным, если это означает — любить фараонов. Я давно работаю частным сыщиком и не хочу добровольно иметь дело с полицией. Там, дома, я вынужден с ними сотрудничать, если не хочу, чтобы меня выбросили из дела. Терплю их шуточки и только вежливо улыбаюсь. Это — дома. Но здесь — провались они к дьяволу. Я нисколько не грущу, что незнаком ни с одним канадским полицейским. И если смогу, то и не намерен знакомиться. О’кей?

Женевьева продолжала изучать меня.

— У вас на все есть ответ, да? Итак, вы решили справиться с двумя отчаянными вооруженными бандитами — один, не имея при себе ничего, кроме маленькой палочки. Вы, мистер Клевенджер, или очень храбрый человек, или дешевая фальшивка! Хотелось бы мне знать, кто именно!

Я сказал:

— Есть легкий способ убедиться.

Она еще пару секунд разглядывала меня, потом легонько пожала плечами и пошла к трейлеру, стоящему на узкой проселочной дороге, проложенной в лесу между деревьями. Я отметил, что у нее легкая прямая походка женщины, которой нет необходимости играть ягодицами, чтобы привлечь к себе внимание мужчин.

Я крикнул ей вслед:

— Миссис Дриллинг!

Она обернулась.

— Что?

— Как ваша девичья фамилия? — Я знал, конечно, но по некоторым причинам хотел, чтобы она сама ее назвала.

— О’Брайен, — ответила она, поколебавшись, — А в чем дело?

— Просто так, чистое любопытство. Вперед, Дженни О’Брайен!

Женевьева хотела что-то сказать — возможно, возмутилась моей фамильярностью, но передумала, рассмеялась и забралась в пикап. Я еще раз взмахнул моей липкой тростью, бросил взгляд на «фольксваген», более или менее скрытый деревьями, направился к трейлеру, залез внутрь и закрыл дверь. Послышался шум мотора, и мы тронулись с места.