Путешествие к центру Европы

Нет, нет, дорогие товарищи… Надо все-таки войти, почтительно постучав, и в служебное положение тов. А. Н. Пашина, замдиректора треста свекловодческих совхозов. Кто улестил его взять за бесценок особняк из госматериалов? Целых шесть своих, родных хозяйств набросились на товарища Пашина и подмяли.

— За что, братцы? — возопил из-под кучи малы соблазняемый тов. А. Н. Пашин.

— За так, — объяснили безжалостные. — Чу, прислушайся, уже везут…

По области раздавался скрип колес, стучание коленвалов и трюхотение кривошипов. На возведение одно- и двухэтажных приватных дворцов для несчастных соблазненных только за два рабочих дня сотни машин провезли без документов и путевок многие кубометры железобетона и леса, тонны металла и тысячи штук кирпича…

И тут мы опять засомневались: вдруг в самом деле по организмам указанных лиц струится ну не дворянская, а хотя бы купеческая, титтитычевская кровь? И — эхх, гуляй — не хочу!..

Возникло у нас и еще одно предположение: наверняка данные лица имеют, что называется, «руку», либо выпали из поля зрения. Ринулись мы на этот раз в инстанции и снова не угадали: добрая часть этих граждан решительнейшим образом наказана, хотя многие — ничего, отделались легкой дрожью в коленках…

И вот, смотрите: соблазненные обратно угодили под суд истории, а соблазнители, бросив их в лучах «комсомольского прожектора», скрылись в тени. Где тов. Батурин, один из руководителей строй-треста, навязавший частным лицам стройматериала на десятки тысяч рублей? Куда спрятался тов. Зубков из «Стройобъединения», искусивший покинутых на три миллиона кирпичей? Ау!.. Трудно.

Мы ведь и по себе знаем. Не в каменном веке. Соблазн изменился с прогрессом техники, с развитием телефонов. Только мы сели за это исследование, как раздался медовый звоночек:

— Алло, — пропела сирена, — эго Ильф и Петров? Хотя, пардон, пардон, при чем тут эти сатирики! Товарищ автор, признайтесь: в душе вы — совершенный Бальзак, Лида Чарская. Вас, ясно же, тянет написать о нас не фельетон, но нечто светлое, конструктивное… А мы вам рубероида для творческого полета… Годится??

«ПЛАХОЙ О-ТЕС»

Отец Карзинкин вел свою дочь Светлану на приемную комиссию. Подчас он останавливался, чтобы передохнуть от гордости, стеснявшей его хилую грудь. «Пусть, — думал он, — в бухгалтерии за глаза говорят, что лично я рахитичный. Вы посмотрите на дочь! В бассейне как морской волк, на детском фигурном катании приз отхватила. Это — два. Буквы и цифры…»

Тут в карзинкинской душе шевельнулось и сомнение. Светлана читала с огромным чувством, но не совсем отчетливо, разбивая каждое слово на части, как мотыгой, так что вместо, например, слова «отец» получалось: «о-тес». Бабка и дед бились с внучкиным чтением целый год, но сам Карзинкин это дело игнорировал, придавая значение в основном физическому воспитанию. «Зато какое здоровое дитя, — продолжал думать папаша, — не то что в наши военные времена. Какие были витамины? Можно сказать, один табак».

Тем не менее сбивчивые слухи о конкурсах на вступительных экзаменах, а также страшные россказни о новой системе начального образования соседскими рикошетами долетали до Карзинкина. Поэтому он с некоторой опаской обозрел вывеску: «Спецшкола № 2 с преподаванием ряда предметов на швейцарском языке».

На семейном совете была отвергнута физико-математическая школа ввиду слишком очевидной профнепригодности телесно хорошо развитого отпрыска, а также музыкальная (тоже специализированная) из-за географического отдаления и довольно сомнительного слуха у абитуриентки. Выбрали языковую, как наиболее близкую, с минимальным количеством уличных переходов и всего с двадцатью детскими душами на одно конкурсное место.

В коридоре у класса, где имела заседать комиссия, было людно. Карзинкин присел на освободившийся стул и стал прислушиваться к разговорам. Сравнительно скоро он уяснил, что большинство детей, приведенных в «швейцарскую» школу, уже с треском провалилось на экзаменах в другие спецшколы, где чуть ли не с первых классов детей заставляют решать вечную проблему пифагоровых штанов. Пронизанные чувством ответственности, дети не буянили, а молчали, тогда как нервничавшие родители возбужденно обменивались мнениями.

— Задачу с тремя неизвестными в физико-математической он решил в два счета, — охотно рассказывал молодой усатенький родитель, — а потом ему дали бином Ньютона… Коля, не вертись!.. Ну, вот, бились они бились. Все чувствуют, что даже сам экзаменатор насчет этого бинома что-то подзабыл. Академика они там на время экзаменов пригласили, да… Коля, дай договорить! Однако ответил. Затем пошли интегральные. Сладил. И все ж таки порезали!

— Так-таки порезали? — с ужасом и сладострастием переспросила чья-то посторонняя мамаша.

— И даже провалили. — Усатый с удовольствием мотнул головой. — На квантовой механике они Колю уделали. На магнитных колебаниях. И не то, чтобы учителя строги. Они не строги, они ни при чем. Система такая новая вышла. Пришлось вести сюда, в языковую. Жаль. Большая потеря для математической науки. Коля, сколько будет квадратный корень из 259679438?

— Четыре тыщи восемьсот девяносто девять, — ответил Коля, вертевшийся у родительского стула. — Хотите теорему Гаусса — в два счета?..

С нарастающим волнением Карзинкин заглянул в приоткрывшуюся от сквозняка классную дверь. Как раз в этот миг у стола, за которым работала комиссия, находилась девчонка Светланиного возраста. Ее допрашивал высокий, интеллигентного вида мужчина с красивым значком на левой груди.

— Парлейвуфрансе? — скороговоркой, с расчетом сбить спрашивал мужчина.

— Уй, — отвечала девчушка, не моргнув глазом, — же парль Франсе.

— Так, так, так. — Экзаменатор тигрино постучал костяшками пальцев по сукну. — Маумба бвана сахили мубаута?

— Раунда магама бвана. — Девчушка замялась и возвела глаза к потолку.

— Мария Павловна, принесите, пожалуйста, ведро и тряпку…

Уборщица, сидевшая наготове у дверей, ринулась исправлять какую-то детскую оплошность. Сами экзаменаторы были в смятении и плакали от жалости, но сделать против системы ничего не могли. С окаменелыми лицами родители уводили девочку.

— Не приняли, — прорычал отец девчонки. — Так все благополучно прошло: французский, английский, банту, норвежский и эсперанто — в большом порядке а вот на суахили срезалась…

В коридоре словно бы пронесся ледяной вихрь. Родители и дети спешно вцепились в словари и самоучители по иностранным языкам. Уборщица Мария Павловна то и депо выбегала с ведром из класса. Затем она спешно пронесла в класс колоссальный пузырек «валерьянки». Это добрый экзаменатор со значком упал в обморок от жалости. Ноги Карзинкина приросли к паркету. В эту секунду из дальнего конца коридора донеслось бормотание:

— В музыкальную она тоже не попала. А уж куда там!.. Баха на электрооргане шпарит, все опусы Дебюсси назубок, а завалили ее по теории музыки: не смогла фундаментально обосновать порочность додекафонии…

«Баха на органе, додекафония, — огненными словами пронеслось в мозгу Карзинкина. — Батюшки! Фундаментально… И не приняли, а? Что же это будет?..»

Из дверей класса вывалилась еще одна родительская чета. Их семилетний сын не мог вспомнить, в каком именно месяце Марр вывел свою теорию четырех элементов. А уж сколько занимались с этим трудолюбивым парнем. Как бились, как мучали…