Путешествие туда, не знаю куда
Шрифт:
В баньку? Отчего ж не пойти, день выдался хлопотным и грязным, ну, вы понимаете.
— С удовольствием, Сан Саныч.
Часа через полтора, избитый веником и до блеска отмытый, я вывалился в предбанник. Дед, такое впечатление, так и не двигался.
После первой чашки травяного взвара, когда я потянулся за баранкой, Саныч лениво спросил:
— Иваныч, ты где так в крови измазался? Пришлось твою одежду в стирку отправить. Как будто порося неудачно зарезал. Но это не порось…
Может и к лучшему, чего кота за … это тянуть.
— Я, Александр Александрович, гвардейцу кардинала
— Кому?? Какого кардинала? — Саныч аж привстал.
— Прошу прощения, Сан Саныч, шучу я так неудачно. На самом деле сегодня днем пришлось убить гвардейца из дворцовой стражи, отрубил ему голову.
Дед плюхнулся обратно в кресло.
— Шутник, коромыслом тебя через колено… Игореша, это не совсем хорошо, скажу я тебе. Это совсем нехорошо. И кто это видел?
— Трое его дружков, тоже гвардейцев. Они упились в кабаке и решили повеселиться.
— Совсем плохо. Сейчас они побегут к первому министру, он у нас ведает дворцовой стражей, и такого нарасскажут… А тот к Арнольду. Надо что-то придумать…
— Не побегут, Сан Саныч, они в тюрьме.
— Где?! Опять шутишь?!
— Вовсе нет. Их Клеменс арестовал и в тюрьму сопроводил. Они туда же тело с отдельной головой сами унесли.
— Какой Клеменс? Это тот негодяй, что для твой поимки нейтрализатор приволок?
— Именно так.
— Так ты же сам хотел ему голову потихоньку оторвать, или я что-то неправильно понял? Вот ему бы и отрывал, если так крови захотелось, а не с гвардейцами связываться.
Я набычился. Понятное дело, что за смерть гвардейца меня не похвалят, но меня же вроде назначили главным шутом, по чину приравненному к герцогу. Не хрен было нарываться.
— Я с Клеменсом договорился и взял в свои помощники. Эти четыре придурка вывалились из кабака и перекрыли нам дорогу. Я их честно просил разойтись миром, даже представился, но один особо упертый начал оскорблять меня, а потом ударил своим мечом.
— Так, так, так, — оживился Саныч, — уже лучше. Кто-нибудь сможет это подтвердить, кроме тебя? Этот Клеменс не в счет, его никто слушать не будет.
— С нами еще был дон Олиер Дега-младший, но он даже…
— Опа! Дон! Распрекрасно! Попалась птичка! Если дон Дега подтвердит твои слова…
— Сан Саныч! — я возмущенно вскочил, — неужели вы думаете…
— Да сядь ты, не кипятись, — махнул рукой дед, — дон — это распрекрасно, слова дона в любом разбирательстве сомнению не подвергаются. И знаешь почему?
— ?
— За лжесвидетельство наказывается весь род, его имя должно быть стерто из всех книг, как родословных, так и исторических. Виновник и его семья лишаются благородства и изгоняются из империи.
Круто. Нам бы так, пришлось бы значительную часть народа из истории вычеркивать.
— И сколько таких случаев описано в истории, Сан Саныч?
— Ни одного.
Еще круче.
— Так, собирайся, потом продолжим, — дед подскочил с кресла и крикнул Степану, чтобы тот нес одежду. — для пущей верности скатаемся на место происшествия, я посмотрю своими глазами.
С трудом, но все же через некоторое время мне удалось найти тот самый злосчастный переулок. Уже стемнело и практически ничего видно не было.
— Для меня это не помеха, — опять угадал мои мысли
дед.Он встал немного в стороне от входа в трактир и замер. Минут пять-шесть он стоял неподвижно, потом отмер и сказал:
— Согласен, натуральная скотина.
Я обалдел.
— Сан Саныч, вы и звук слышите?
— Нет, Иваныч, — дед усмехнулся, — пришлось научиться читать по губам. Все, ты оправдан.
— А эти трое, с ними что будет?
— Да ничего не будет, получат по двадцать палок для памяти и все. Они же тебе ни слова не сказали. А отец виновника должен будет выплатить компенсацию за оскорбление имперского чиновника.
За герцога полагается сто золотых, насколько я помню, но так как часть удовлетворения ты уже получил в виде смерти обидчика, значит остается пятьдесят. Тоже сумма немаленькая. И внести их требуется в течение трех дней, а где он их возьмет — это его проблемы, надо было сына лучше воспитывать. Поехали домой.
Уже сидя за столом, пропустив по паре рюмок, Саныч с усмешкой спросил, намазывая черную икру на хлебушек:
— А откуда у этого твоего Клеменса личный знак СБ, его же должны были забрать в первую очередь?
Вот же волчья натура!
— Какой знак, Сан Саныч?
— Тот самый, золотой, Игореша, которым он размазал этих недорослей.
— Не было никакого знака, Сан Саныч, — я твердо посмотрел в глаза деду.
Тот спокойно выдержал мой взгляд, опять усмехнулся, пожал плечами:
— Ну, не было так не было, показалось, значит.
— Спасибо, Сан Саныч. Он мне нужен, этот Клеменс, без него тяжело будет.
— Не стоит благодарности, тебе видней, Иваныч. Наливай.
В этот раз мы прошли по малому кругу, мне удалось уговорить деда ограничиться посиделками в домашней обстановке. Поэтому, отлично поужинав, не сильно пьяные и не сильно поздно мы разошлись. Мне была подготовлена огромная кровать под балдахином, которой я с благодарностью и воспользовался.
Отступление
Дон Ферон Бреми сидел за большим обеденным столом в центральном зале и смотрел невидящим взглядом в одну точку. Когда-то за этим столом собиралась вся большая семья рода Бреми, но годы идут, и старшее поколение покинуло дом навсегда. Это было очень грустно, но неизбежно, сердце потихоньку смирилось с этими потерями.
А вчера жизнь рода закончилась. В дом пришла страшная весть: всеобщий любимчик, красавчик Пэт, наследник знатного рода, берущего свое начало от соратников Изначальных…, погиб. Не в лихой атаке в первом ряду самых бесстрашных, не на дуэли с благородным доном, нет. Зарезан как баран, обезглавлен каким-то проходимцем без роду и племени, шутом, как говорят, любимчиком императора.
Где это видано, чтобы главный шут империи шатался по темным закоулкам столицы в одежде простолюдина и приставал к благородным господам. Каким мерзавцем надо быть, чтобы за невинную шутку убить благородного дона?! Куда смотрит император?!
Но и это еще не все. Мало того, что сына отняли, так еще на столе лежит эдикт императора о возмещении нанесенного урона шуту в размере пятидесяти золотых. Боже правый, где взять такие деньги, это же почти годовой доход от всех их загородных имений. Это просто отсроченный смертный приговор всему роду.