Путеводитель «Автостопом по Галактике»
Шрифт:
— Вот это здорово, — бормотал Артур, — просто великолепно. Пусти меня, грубиян!
Вогон тащил их дальше.
— Не беспокойся, — заверил Форд, — я что-нибудь придумаю.
Он не терял надежды.
— Сопротивление бесполезно! — взревел караульный.
— Не говори таких вещей, — заикаясь, попросил Форд, — как можно сохранять позитивный настрой, если ты говоришь такие вещи?
— Боже мой, — пожаловался Артур, — ты еще говоришь о позитивном настрое! Это ведь не у тебя сегодня разрушили родную планету. Я встал утром, собирался приятно провести день, почитать, вычесать собаку… И вот нет еще и пяти, а меня
— Главное, — сказал Форд, — перестань паниковать.
— А кто сказал, что я паникую? — огрызнулся Артур. — Это пока просто шок. Вот подожди, я освоюсь, осмотрюсь. Тогда и начну паниковать!
— Артур, ты впадаешь в истерику. Замолчи! — Форд мучительно пытался собраться с мыслями, но ему не дал караульный вогон:
— Сопротивление бесполезно!
— И ты тоже замолчи! — рявкнул Форд.
— Сопротивление бесполезно!
— Да расслабься, — бросил Форд. Он вывернул голову так, чтобы видеть лицо захватчика. Внезапно его осенило.
— А тебе правда это нравится? — вдруг полюбопытствовал он.
Вогон остановился как вкопанный. На его лицо медленно заползло выражение непроходимой тупости.
— Нравится? — пробасил он. — Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду следующее, — пояснил Форд, — действительно ли ты получаешь от этого полное удовлетворение? От того, что маршируешь, орешь, выкидываешь людей в открытый космос…
Вогон уставился в стальной потолок, и его брови накатились одна на другую. Слюна потекла изо рта. Наконец он ответил:
— Ну, режим работы устраивает…
— Так и должно быть, — одобрил Форд.
Артур извернулся и посмотрел на Форда.
— Форд, что это ты задумал? — спросил он шепотом.
— Я просто проявляю интерес к окружающей меня действительности, ты что, против? — вполголоса отозвался Форд. — Так, стало быть, часы работы подходящие, — продолжил беседу он.
Вогон опустил глаза с потолка на Форда, и было видно, как в мутных глубинах его мозга тяжело ворочаются коротенькие мысли.
— Ага, часы подходящие, — закивал он, — но, раз уж вы сами об этом заговорили, признаюсь, что минуты в большинстве своем хреновые. Кроме разве… — ему опять пришлось задуматься, что потребовало еще одного продолжительного взгляда в потолок, — вот, кричать мне нравится. — Он набрал в легкие побольше воздуха и начал:
— Сопротивление…
— Да-да, я знаю, — поспешно перебил Форд, — это у тебя хорошо получается, сразу видно. Но если минуты хреновые, — сказал он, разделяя слова, чтобы дать им время дойти до места назначения, — зачем же ты это делаешь? Что тебя заставляет? Девочки? Кожаная форма? Чувствуешь себя мачо, да? Или тебе просто кажется интересной концепция принятия бессмысленности рутинной работы?
Артур оторопело переводил взгляд с одного на другого.
— Ээээ… — замычал караульный. — Ээээ… эммм… черт его знает. Я думаю, я просто… просто делаю это и все. Моя тетя говорит, что караульный на звездолете — хорошая карьера для молодого вогона. Знаете, форма, кобура на поясе, бессмысленная рутина…
— Вот оно, Артур, — у Форда сделался вид человека, наконец получившего возможность выложить козырную карту, — а ты еще думаешь, что это у тебя проблемы.
Артур действительно так думал. Кроме
неприятности, случившейся с его родной планетой, у него появилась еще одна неприятность, более частного характера: вогон почти что задушил его. А кроме того, ему претила мысль быть выброшенным в открытый космос.— Ты лучше попробуй понять его проблемы, — настаивал Форд, — вот он перед тобой, несчастный парень, все, что у него в жизни есть, все, что ему приходится делать, это маршировать, выбрасывать людей в открытый космос…
— И кричать, — подсказал караульный.
— И кричать, конечно, — согласился Форд, похлопывая пузырчатую руку, добродушно давившую ему на шею, — а он и сам не знает, зачем это делает!
Артур согласился, что все это весьма печально. Он продемонстрировал свое согласие слабым жестом, поскольку был уже слишком задушен и не мог издать ни звука.
Громкие раскаты полнейшего изумления донеслись из глотки караульного.
— Теперь, когда вы мне об этом сказали, я думаю…
— Молодец, — подбодрил Форд.
— Но только, — продолжались раскаты, — что я могу поделать?
— Ну, — вдохновенно, но медленно произнес Форд, — прекратить этим заниматься, конечно! Заявить, — продолжил он, — что ты не намерен дальше так продолжать.
Он чувствовал, что к сказанному необходимо что-нибудь добавить, но на данном этапе караульному, вроде бы, и так хватало пищи для размышлений.
— Эээээммммммм… — засомневался караульный, — звучит не очень-то здорово.
Форд с ужасом ощутил, как от него ускользает инициатива.
— Подожди, подожди, — заторопился он, — это же только начало, понимаешь, дальше будет еще интереснее, ты увидишь…
Но объятия караульного вновь стали крепче, и он поволок пленников дальше по направлению к отсеку номер три. Тем не менее, он был явно растроган вниманием.
— Вообще-то, раз уж вам все равно, — сказал он, — я бы пихнул вас в отсек номер три, а потом пошел бы докричал сколько мне на сегодня положено.
Форду Префекту было отнюдь не все равно.
— Постой… послушай! — воскликнул он, уже не так медленно и не так вдохновенно.
— Хххгггггрррррр, — невнятно поддержал его Артур.
— Погоди, — настаивал Форд, — ведь существует музыка и всякие такие вещи, о которых мне надо тебе рассказать! Айггггггххххххх!
— Сопротивление бесполезно! — сообщил караульный очень громко, а затем добавил потише:
— Понимаете, если я буду стараться, то меня со временем назначат старшим кричальным офицером, а некричальных и невыбрасывальных вакансий не так уж много, так что, я думаю, надо выбирать то, что умеешь.
Они уже прибыли к нужному отсеку — он представлял собой большой стальной люк, закрытый массивной крышкой, утопленной в стену корабля. Караульный нажал какие-то кнопки, и крышка люка мягко раскрылась.
— Спасибо за внимание ко мне, — поблагодарил вогон. — А теперь пока!
Он забросил Форда с Артуром внутрь тесного помещения. Артур лежал, ловя ртом воздух. Форд проворно вскочил и попытался просунуть плечо в уже закрывающийся проем.
— Но послушай, — кричал он караульному, — ведь есть же целый мир, о котором ты ничего не знаешь… ну вот например… — и он в отчаянии ухватился за единственный пришедший на ум ходовой элемент культуры: пропел первые ноты бетховенской Пятой.
— Ду-ду-ду-дум! Неужели это тебя не трогает?