Путеводитель по стране сионских мудрецов

А вся причина была в том, что каждый из двухсот семнадцати чайников, висевших на велосипеде Гилеля Казарновского, имел не одно дно, а два, между которых уместились шестьдесят две тысячи золотых рублей (чего по нынешнему курсу хватило бы для беззаботной жизни если не всем вашим и нашим знакомым и родственникам, то нам с вами точно). И эти деньги возжелал Гилель Казарновский употребить на строительство роскошного казино, ибо слышал он на рассвете в Яффском порту, будто задумали строить англичане вдоль моря дорогу из Яффо (куда они, англичане, прибывают) в Хайфу (к которой они, англичане, имеют сентимент по причине изящной культурной жизни и хорошего климата).

И было ему, Казарновскому, озарение, что необходимо на этой дороге выстроить казино, да такое, что ни один турист, офицер и джентльмен не сможет удержаться от соблазна зайти в это роскошное заведение.

И выслушав это, сказал Дизенгоф свое знаменитое слово: «Отрежь!»

И отрезал Магидович запроектированный участок, повернул его в сторону Яффо и повелел Арпегуду с Пресовским строить на берегу Средиземного моря дворец Фортуны.

Не имея большого (а точнее — не имея никакого) опыта в строительстве, Арпегуд с Пресовским строили на всякий случай с тысячекратным запасом прочности, отчего стены казино, будучи толщиной в три метра, скорее напоминали стены средневековой крепости.

Как вы уже, наверное, догадались, из затеи Казарновского ничего не вышло. Казино в этом здании так и не открыли, и даже кафе, которое ютилось в этом чудовищном шедевре творческих усилий Арпегуда и Пресовского, прогорало год за годом, пока не закрылось в 1926 году насовсем. С тех пор здание стояло пустым. Жена Казарновского вскорости померла, а его самого, потерявшего в этой авантюре все свои капиталы, Дизенгоф пристроил швейцаром в гостинице на улице Шабази.

В 1933 году в Палестине высадился десант сбежавших из Германии выкормышей Баухауса. Это они, обуянные модернистскими идеями функциональности и простоты, в корне изменили характер застройки Тель-Авива, чем более полувека спустя неслыханно унизили иерусалимцев, которые все это время с высоты своей трехтысячелетней истории пренебрежительно смотрели на курьез, не имевший за спиной даже ста лет. Решение ЮНЕСКО о предоставлении Тель-Авиву, городу с самой большой концентрацией зданий Баухауса в мире, статуса города-музея (которого Иерусалим не имеет), нанесло апломбу иерусалимцев оглушительный удар.

Именно эти молодые, уверенные в себе выходцы из Германии безапелляционно заявили, что закрывающее вид на море неуклюжее здание казино никак не вписывается в современные представления об эстетике градостроительства, и здание было решено снести.

О намеченном взрыве казино Казарновский прочел в газете. Толпы любопытных тель-авивцев явились поглазеть на небывалое до той поры зрелище. Среди них на веранде отеля «Пальго» стоял Казарновский, постаревший, но все еще импозантный, с кольцами седых волос, выбивающихся из-под фирменной фуражки швейцара.

Раздался взрыв, и все огромное здание, на какое-то мгновение зависнув в воздухе, медленно осело, оставив в небе гигантский шар золотой пыли. А когда отзвучало эхо взрыва, когда утихли восторженные крики зевак и осела пыль, то стоявшие на террасе отеля люди увидели лежавшего на спине человека. Фуражка с надписью «Отель "Гольд"» лежала рядом. Его правая рука вцепилась в пуговицу воротника, будто пытаясь сорвать его, а в невидящих, устремленных в синее тель-авивское небо глазах отражалось огромное здание казино…

Грустная история…

Они порой приключаются в Тель-Авиве, но сколько бы их ни было, не они выражают суть этого легкого города. Зачем же, спросите, мы ее рассказали, грустную историю об одесском богаче и его двухстах семнадцати чайниках и, что совсем уж нонсенс — в книге, претендующей быть путеводителем, — о здании, которого больше нет? Ну, во-первых, потому что это, как нам кажется, хорошая история, хорошую историю грех не рассказать, а во-вторых, то, что мы слышим, обусловлено тем, что не слышно, а то, что мы видим, — тем, что не видно. Этой глубокой и загадочной мыслью мы тоже сочли нужным поделиться с читателем.

А теперь вернемся к Тель-Авиву. Не надо думать, что он застраивался совсем хаотично. У него был Генеральный план застройки, который по просьбе Дизенгофа составил Патрик Гадес, шотландец, сионист, уверенный, что шотландцы есть не больше и не меньше, как потомки одного из колен Израилевых. В Палестину он попал вместе с Алленби и здесь остался.

До того как заняться Тель-Авивом, Гадес спроектировал университет на горе Скопус в Иерусалиме, а также Национальную библиотеку, которая своим видом вызвала волнения арабов, уверенных, что евреи строят крепость. «В каком-то смысле они были правы, — философически заметил Габи Цифрони, — ибо библиотека и есть истинная еврейская крепость».

Но наличие плана, составленного Гадесом (который, кстати, впоследствии получил признание в качестве одного из первых в мире экологов), отнюдь не означало, что этот план должен исполняться: наличие плана — это одно, а строительство — совсем другое. Так, например, своим появлением на свет улица Бренер обязана некому Хайману, еврею из Чикаго, который в 1921 году пожелал построить на Алленби точную копию некоего знаменитого дома в Чикаго. Маленькая неувязка заключалась в том, что в Чикаго этот дом был угловым, а участок, предназначенный для строительства, располагался в середине квартала. Вопрос был решен прибывшим сюда мэром Дизенгофом. «Отрежь», — сказал он свою коронную фразу главному инженеру, и инженер отрезал. Так появилась улица Бренер.

В 1921 году некий Ландау, еврей из Варшавы, в ожидании парохода на Яффо гулял по Триесту. Его эстетическое чувство было до такой степени приятно возбуждено видом огромного величественного здания, что он позвал фотографа запечатлеть это чудо архитектурного искусства. Прибыв в Тель-Авив, он пригласил к себе архитектора Александра Леви (москвича по рождению, в дальнейшем вернувшегося на родину и навсегда в ней пропавшего). «Выстрой мне такое», — сказал Ландау, любовно показывая фотографию. «Такое? — пролепетал Леви. — Точь-в-точь?» — «В миниатюре», — поморщился Ландау недогадливости архитектора Леви. И стоит с тех пор на улице Алленби под номером 11 уменьшенная копия Австрийского Адмиралтейства в Триесте.

Но основным количеством своих ранних архитектурных безумств обязан Тель-Авив уже упоминавшемуся нами Иегуде Магидовичу. Этот предприимчивый малый перед тем, как слинять из Одессы, прихватил с собой из архива тамошнего муниципалитета двести проектов. Эти проекты являли собой копии вилл Итальянской и Французской Ривьеры с поправками на одесский вкус. Сегодня, воплощенные в Тель-Авиве (с поправкой на еврейский вкус), эти шедевры архитектурного воляпюка являются предметом гордости и нежных чувств горожан, украшая улицы Монтефиори, Алленби, Нахлат Беньямин и другие улочки неподалеку от бульвара Ротшильда, и находятся под охраной государства, как и шедевры Баухауса. Кстати, первый баухаусовский дом на столбах находится все на том же бульваре Ротшильда под номером 84.

С ранних лет Тель-Авив был и остался до сегодняшнего дня городом кафе, каждое из которых имеет свое лицо, характер и клиентуру, хотя надо сказать, что человек, впервые открывший здесь кафе — американский еврей Розенфельд, — поначалу подвергся обструкции и поношениям. «Мы приехали сюда строить страну, а не сидеть в кафе!» — кричали ему его будущие клиенты.

А первый рынок был построен в тогдашнем конце Тель-Авива на улице Ахад-ха-Ама недалеко от гимназии «Герцлия», и до сегодняшнего дня там можно видеть остатки рыночных лавок. Открытие рынка в 1912 году сопровождалось принятием закона, согласно которому торговать там людям, не владеющим ивритом, было запрещено. А поскольку в Тель-Авиве тех лет все говорили исключительно по-русски, в город срочно привезли знающих пирит евреев из Йемена; так появился Йеменитский Квартал. Долгое время Тель-Авив был городом семейным: Все знали друг друга, двери в домах не запирались. Переход Тель-Авива в статус настоящего города можно отнести к 1931 году, когда в нем была зафиксирована первая кража. Это историческое событие произошло около дома номер 22 на бульваре Ротшильда, где у жены мэра города — Цины был украден кошелек. В свое время Бен-Гурион сказал, что евреи станут нормальным народом, когда у них появятся свои воры и проститутки. Со времени произнесения сей глубоко философической фразы израильтяне преуспели в этом наилучшим образом, по в отличие от остальных народов, знают, где и когда началось их шествие по этому славному пути.