Путеводная нить

Хватаю со стола отвертку. Руки дрожат. Жало отвертки никак не хочет попасть в паз. Помогаю ему пальцами свободной руки. Крышка с обиженным звоном падает на пол. Я смотрю на аппаратуру и уже не дрожу, а каменею. На своих местах нет сразу трёх радиоламп. Маяк выведен из строя! А до включения его в работу осталось всего-то два часа... Это конец!

– Сволочь!
– ору я после минутного оцепенения, так громко, что черная паутина сыпется по углам.
– Тварь! Гнида! Фашист!

Потом, что есть силы, бью кулаком по столу. Инструменты прыгают, звенят, что-то падает на пол. Гнев бьется, бурлит во мне, как лава, перед извержением просыпающегося вулкана. Всё хочется крушить вдребезги! Хватаю табурет и швыряю его в стену! Он ударяется с резким треском и падает на лавку. От столь неожиданной подлости Бахова у меня, кажется, вот-вот помрачится рассудок. Как он меня объегорил! Даже охотника убил, чтобы выманить с боевого поста. Всё рассчитал, гнида! Не иначе в фашистской школе диверсантов его всем этим премудростям обучили. Гад! Гнев мешает думать и сладить у меня с ним не получается, но...

– Какой же я, идиот!
– неожиданно бью себя ладонью по лбу, у меня же есть запасные лампы, а вдруг...

Торопливо открываю свой тайник под лавкой и дрожащими руками достаю две лампы, ставлю их на место, потом долго шарю по выложенной сухим мохом нише под половицей. А вдруг!? Глупо надеяться на чудо, но в этой ситуации мне больше надеяться не на что. Чуда не случается, да и не должно его случиться. Не дал мне лампы такого типа интендант на складе.

– У этой лампы гарантия десять лет и стекло у неё толстое, - отмахивался он от моих назойливых просьб.
– У меня приказ экономить. Время военное. Вам же, только волю дай, всё упрёте.

– Жирный боров!
– вслух поношу, почём зря, далекого от меня интенданта.
– Из-за тебя, сволочи, не получат сегодня самолеты нужного курса.

И я мысленно представляю, как будет яростно крыть меня штурман флагманской машины, безуспешно вращая ручку радиокомпаса . Не поймать теперь его компасу путеводной радиоволны! Нелегко им придется, но, может быть, они и выкрутятся как-то, а вот моя песенка уже точно спета.

– А может, пустить себе сейчас же пулю в лоб и дело с концом?
– искоркой мелькает предательская мыслишка, и рука тянется к пистолету. - Пошли они все к черту со своими секретами!

Холодная ручка моего табельного оружия слегка пригасила моё глупое решение. Я, немного подумав, убираю пистолет в кобуру, встаю на четвереньки и начинаю ползать по полу. Нет, это не приступ безумной болезни, поразившей меня, нет... Я ищу на полу осколки стекла. Если эта сволочь Бахов разбил лампы, тогда точно всё, а если нет, если решил сохранить их в целости для чего-то, то у меня появляется шанс. Крошечный, меньше некуда, но шанс...

Стекол на полу не нахожу, а потому уже решительно поднимаюсь и застываю от неожиданной догадки.

– А ведь не Бахов эти лампы с оборудования снял. Только мы с ним знали, какие у нас лампы в запасе хранятся. Не было ему никакого смысла все три лампы забирать. Он взял бы одну и всё... И тайник с запасными лампами, тоже б стороной он не обошел... Надо найти его и тогда сразу всё ясно станет.

Я бросаюсь в угол, где у меня лыжи хранятся, но лыж нет. Сжимаю рукой подбородок, решая, что же делать дальше, и тут слышу выстрел на улице. За порогом уже нет тьмы. Занимается рассвет цвета старой паутины. На тропинке стоит Земсков с винтовкой.

– Ты стрелял?!
– подбегаю к старшине и, прямо-таки, давлю в себе желание ударить, выместить на нём всю свою злость.

– Волки, - шепчет старшина.
– К избам подошли. Совсем страх потеряли. Волноваться начинают. Собачий лай слышен отовсюду.

– Видно, почуяли человеческую кровь, - вздыхает кто-то за моей спиной, резко оборачиваюсь и вижу метеоролога, а кому здесь еще быть.

– Издалека они её чуют. Хитрые бестии. Старики рассказывали, когда в былые годы в этих краях случалась война, так волки стаями ходили за войсками... Чуют они свежую кровь за версту...

– Не выдумывайте, - резко обрываю метеоролога. - Оба ко мне в избу! И ты тоже, - приказываю, стоящей чуть поодаль от нас Марьяне.

Все идут к моему крыльцу, понуро опустив головы, приказ есть приказ. А на востоке из-за серого безмолвия выползает малиновый краешек солнца. Времени у меня остается всё меньше и меньше.

В избе, первым делом, отбираю винтовку у Земскова и приказываю сесть всем на табуретах возле стены, сам же сажусь за стол напротив. Смотрю на их покрасневшие от мороза лица и прикидываю, с чего бы начать свой спрос. Здесь важно не ошибиться и не дать врагу завладеть инициативой. А то, что враг кто-то из этих двоих, так ни к какой бабке не ходи. Молчим несколько минут, первым голос подает Земсков.

– Командир, - встаёт старшина со стула, - мне надо генератор проверить, а то, сам знаешь...

– Сидеть!
– кричу я и сильно бью ладонью по столу.

– Ты чего?
– удивленно смотрит на меня Земсков, но покорно садится.

– Кто-то вывел из строя маяк, - говорю я, так и придумав никакого хитрого плана по разоблачению преступника.
– Если через час маяк не заработает, случится беда. Это диверсия. И диверсант - кто-то из вас двоих.

– Чего?
– в один голос удивленно переспросили метеоролог с Земсковым.

– Ты думай, чего говоришь-то, лейтенант, - встает старшина, с явным намерением уйти.

– Сидеть!
– рычу я, выхватывая пистолет, и загоняю патрон в патронник.
– Пристрелю!

– Ты, лейтенант, того..., - успокаивает меня Земсков и опять садится на табурет.

– Действительно, лейтенант, - теперь уже говорит метеоролог Лужин, - не надо горячку пороть, давай лучше вместе разбираться. Во-первых, Бахова надо еще сюда позвать. Если ты уж взялся всех подозревать, то он тоже здесь лишним не будет. Где он?

– Бахов лампы не брал, - хрипло отвечаю на вопрос метеоролога.

– Какой еще лампы?
– переспрашивает старшина.

Я на несколько секунд задумываюсь, стоит ли сейчас открывать все свои карты, потом опять поднимаю руку с пистолетом и говорю медленно, четко с расстановкой.

– Среди вас диверсант. Он вынул из аппаратуры три лампы. Две лампы у меня есть на замену. Третьей нет. Бахов знал, какой лампы у нас нет. Если диверсант он, то для чего ему брать еще две лампы?

– Дрянная у тебя логика, лейтенант, - криво усмехается Лужин.
– А если твой Бахов хотел запутать следы? Он же знал, что ты так будешь рассуждать... Эх, вы, молодежь... Предсказуемые вы все на три шага вперед. Где он, кстати?

– Не знаю.

– Вон как, его помощник в бега ударился, а он взялся честных людей подозревать, ты, хотя и лейтенант, но молод еще, чтоб вот так, - кричит Земсков и тянется за винтовкой.

– Назад, - ору я и стреляю в стену. Зачем стреляю? Не знаю, но Земсков становится опять, шелковый: сидит, проштрафившийся колхозник на собрании.

– Зря ты так горячишься, лейтенант, - качает головой Лужин.
– Ты лучше скажи нам, почему ты нас подозреваешь?

– А кого мне еще подозревать?
– смотрю на лицо метеоролога, стараясь поймать глазами его взгляд.
– Кто-то из вас убил охотника Степана, чтобы выманить меня, а потом решил всё свалить на Бахова, подбросив под труп ...