Путеводная звезда

– А вот это ты прекрати! – вдруг довольно грубо дернула она меня за плечи, поднимая. – Девочка крепенькая! Катерина сейчас ее барсучьим жиром разотрет, в теплое завернет, да покормит. Вот и согреет. Даст Заступница, все обойдется. А вот что с тобой делать?! Ты на себя бы посмотрела! Хорошо, что муж не видит!

Наверное, она была права, но успокоиться я не могла, вновь и вновь вспоминая, как ударила меня первая капля дождя. Как шлепнулась рядом ледяная горошина.

Если бы я не растерялась…

– Ванна готова. С травками, – подбежала к нам Аннушка, выбивая из недалекого прошлого. Накинула мне на плечи шаль.

– Вот и ладушки, – кивнула головой мама Лиза. – А ты, – вновь сурово посмотрела на меня, – пей, пока не остыло. А то вся гусиной кожей покрылась, зуб на зуб не попадает.

С этим она ошиблась. Вымокнуть и замерзнуть я успела, но колотило меня от запоздалого страха.

– Пей, пей, – ухватив меня за руку, мама Лиза помогла поднести кружку к губам. Прикосновение оказалось болезненным, но я стерпела.

Я – не важно, главное – Алена!

Горячее вино не обожгло, словно растопило, согрев горло и теплом скользнув в желудок. А потом рвануло огнем по венам, заставив еще сильнее задрожать от выходящего из меня холода.

– Ну, вот так-то лучше, – удовлетворенно протянула она, отдавая кружку Аннушке. – А теперь пойдем, милая, приведем тебя в порядок. А то скорее уж на чудище похоже, чем на графиню нашу. Это ж надо…

О чем она говорила, я поняла, когда оказалась напротив большого зеркала, занимавшего часть стены в холе.

Грязные туфли, подранное платье, от шляпки осталась только запутавшаяся в растрепанных волосах лента с поникшим бантом. Ссадины на руках, шее, плечах. Глубокая царапина на виске.

– Отправь вестника графу Горину, что мы задержимся на несколько дней, – прошептала я, чувствуя, как на глазах вновь выступают слезы.

Ехать в таком виде к дяде Георгия мне точно не стоило.

***

– Госпожа, госпожа,– потянула меня за плечо Аннушка, заставляя открыть глаза.

Казалось, я их только закрыла….

Эта мысль тут же всколыхнула воспоминания. Прогулка. Дождь с градом. Алена.

– Что с малышкой? – откинув одеяло, резко села я на кровати.

– Жар у нее, госпожа, – вздохнула Аннушка. – Мама Лиза послала за доктором.

– Жар?! – переспросила я, надеясь, что ослышалась. Дожидаться ответа не стала, тут же приказав: – Помоги одеться.

Встала… ноги не держали.

– Вы и сами… госпожа, – нахмурилась Аннушка.

– Помоги одеться, – повторила я, направляясь к гардеробу.

Открыв дверцу, слепо посмотрела внутрь шкафа. Жар – не жар, но меня мутило. Тело было слабым, безвольным. Перед глазами все плыло.

Сейчас это не имело никакого значения.

Мысль о том, как быстро начинаешь понимать, что в твоей жизни по-настоящему главное, мелькнула и пропала, оставив после себя горький след. Мне бы очень не хотелось, чтобы Заступница когда-нибудь заставила разрываться между теми, кто был дорог.

– Давайте вот это, – взяв вопрос выбора на себя, Аннушка достала платье из мягкой ткани с высоким воротником стойкой и длинным рукавом.

В отличие от меня, про синяки, которые оставил на моей коже град, она не забыла.

На ее вопросительный взгляд – все ли устраивает, я только кивнула. Лично мне было все равно, лишь бы скорее увидеть дочь.

Быстро переодевшись и чуть прибрав волосы, я торопливо направилась в детскую. Мама Лиза была уже там.

– Как она? – чуть хрипло спросила я, подходя к колыбельке.

– Не уберегли мы ее, – мама Лиза посмотрела так, словно была виновата в этой беде.

Сказать ей об этом не дала вернувшаяся Катерина. В руках она держала кувшин, чашку и бутылочку с уксусом:

– Вот, – расставляя все на столике рядом с колыбелькой, произнесла кормилица. Меня вроде и заметила, но так, будто я и не покидала детской.

– Пока доктор не пришел. – Мама Лиза оттеснила ее, налила в чашку воды, добавила немного уксуса, попробовала, макнув в раствор палец. – Дай мягкую салфетку, – кивнула она Катерине на комод.

– Я подам, – первой отреагировала я. Не могла видеть, как тяжело дышит моя малышка, как пылают жаром ее щечки.

– Девочка горячая, – когда я принесла салфетку, начала объяснять мне мама Лиза, – значит, обтирать можно. Если у ребеночка ручки-ножки холодные при температуре…

– Может, я здесь уже и не нужен, – входя в детскую, добродушно проворчал мужчина.

Невысокий, неказистый, но силы, говорили, немеряной. А руки при этом у него были мягкие, нежные.

– Василий Иванович, – бросилась я навстречу доктору. Знала его хорошо – здоровьем рода Орловых он занимался уже не первый год. – Алена…

– Вижу, голубушка, вижу, – басовито протянул он. – Лизавета, пошли-ка кого за водой, руки обмыть.

– Анна! – тут же прикрикнула на замешкавшуюся Аннушку мама Лиза. – А разве я не права, Василий Иванович? – уперла она руки в бока.

– Права, Лизавета, права, – хмыкнул он в усы, – но это пока меня не было, – добавил доктор, направляясь к колыбельке. Постоял, склонившись – мы все затихли, едва ли дыша. Достал из поставленного на пол саквояжа трубочку для прослушивания, положил ее на столик, на чистую салфетку. Потом вдруг резко обернулся: – А вы что же, голубушка, не подготовились? – строго взглянул он на меня. – Поведали мне, как вас градом побило.

– Василий Иванович, – жалобно посмотрела я на него. – Аленка…

– Принесла! – влетела в детскую Аннушка, спасая от дальнейшего разговора обо мне. Поставила на подставку таз, поправила полотенце на плече, протянула чашечку с мылом: – Давайте полью, Василий Иванович.

– Ну, полей, полей, красавица, – отходя от колыбельки, буркнул доктор. Закатал рукава, подставил ладони под струю воды. Взял мыло, размылил.

Все это так медленно, неспешно.

– Вот что, голубушка, – закончив тщательно вытирать руки, вновь заговорил он, – детям свойственно болеть, как бы мамочки не хотели видеть их здоровыми.

– Но она же совсем кроха! – охнула я, не принимая его слова.

– Да, – вздохнул он, – это вы верно заметили. – Нахмурился. Потом, пока возвращался к столику, потер ладонь об ладонь, к одной приложил трубочку, согревая, и только после этого вновь наклонился над колыбелью. – А про ложечку серебряную забыла? – оглянулся к маме Лизе.