Пути-дороги

Содержимое гусиного зоба было выпотрошено на чистую бумагу. Присев на корточки, наборщики принялись выискивать крохотные свинцовые буковки, легкомысленно выклеванные пернатым из оставленной на земле кассы.

Гуся зажарили. В трапезе участвовал и новый военкор - Семен Ванин. Он аппетитно жевал гусиное мясо и уверял наборщиков, что проглотил не меньше десятка этого... как его...

– Петиту?

– Во-во!

– Так мы и тебя, как гуся, выпотрошим.

– Ну, ну, попробуйте!

И без того радостное настроение Ванина поднялось теперь еще выше. Он уже собирался было навестить свою любушку, но прибежал Никита Пилюгин и позвал Ванина в роту. Сокрушенно охнув и зло посмотрев на Пилюгина, Сенька быстро распрощался с товарищами из редакции.

– Пойдешь с капитаном Гуровым и Бокулеем делать для румынских солдат передачу, - сказал Шахаев, несказанно обрадовав этим Ванина.

В окопе, который находился ближе всех к румынским траншеям, установили ОЗУ. Бокулей взял рупор, приготовился было говорить по написанному, но вражеский пропагандист опередил его. На ломаном русском языке от неприятельского переднего края кричали:

– Русский солдаты! Мама Елен приказала вышвырнуть вас за Прут.

Это было уже слишком. Сенька вырвал у Бокулея рупор и что есть моченьки заорал:

– Эй ты, гнида продажная!.. Щенок блошиный! Скажи своей Елене, чтобы того... приготовилась... Скоро в Бухарест... придем!..

Стенки окопа посыпались от азартного солдатского хохота. Поощренный смехом бойцов, Сенька набрал в легкие воздух, чтобы выкрикнуть еще что-нибудь похлеще, но Гуров отобрал у него рупор.

– Этак ты мне наагитируешь...

Довольный произведенным эффектом, Сенька распрощался с капитаном и Бокулеем и отправился к своим товарищам.

Разведчики уже спали. Только Забаров сидел с коптилкой и писал письмо Зинаиде Петровне.

"Неужели она меня любит?
– думал Федор.
– И почему бы ей не написать прямо: люблю!"

Он хмурился. А из темного окна на него глядели ее лукавые, смеющиеся глаза. Они, эти глаза, говорили: "Ты не думай, что я уж очень о тебе убиваюсь. Я просто так..."

Федор злился, моргал и писал что-то несуразное и путаное. Потом разорвал написанное в мельчайшие кусочки и выбросил на улицу. За окном с минуту вихрилась бумажная метель.

ГЛАВА ШЕСТАЯ I

Земля все меньше парила по утрам, высыхала, морщилась, лик ее мрачнел. Морщились и мрачнели худые лица румынских крестьян, трескались искусанные губы, в глазах стояли неизбывная тоска, отчаяние: кормилица-земля высыхала, а в нее не было брошено еще ни единого зернышка. Лошадей и волов угнали отступавшие немецкие и румынские части. Пахать было не на чем. Только Патрану да еще несколько человек с утра до поздней ночи пропадали в поле, не давая отдыха батракам.

Сбившись кучками, обтирая потные лбы бараньими шапками, крестьяне толковали меж собой:

– Пропадем все.

– Помрем с голоду.

– Лавку купец закрыл. Соли негде достать... От цинги помрем...

– Земля травой зарастает...

– Нам помогут!
– прозвучал вдруг голос Мукершану.

– Кто поможет? Кому мы нужны...

– Русские.

Все с недоверчивостью и вместе с тем с тайной надеждой посмотрели на Мукершану.

– А то у них других забот нет...

– До нас им...

– Вот вы не верите, а я говорил сегодня с их генералом. Обещал помочь вспахать землю на своих лошадях.

– Мы уже тебе однажды поверили, Мукершану. В тридцать третьем. Пошли за тобой. Ну, и поплатились. Сколько нашей крови пролилось! Теперь вот опять обещаешь...

Мукершану вспыхнул, но сдержался.

– Чьи ты слова говоришь, Кристанеску? Вижу - не свои, - глухо проговорил он.
– Патрану, должно быть...

– Чужой головой не живу, своя на плечах. Только ты лучше бы уехал отсюда.

– Никуда я отсюда не уеду. Меня прислала сюда моя партия, которая желает всем только хорошего. Когда-нибудь ты это поймешь. Думаю, что скоро поймешь... А насчет русских - все правда. Обещали помочь...

Крестьяне заволновались. Новость эта так поразила их и была, казалось, столь неправдоподобна, что в нее трудно было поверить даже самым доверчивым людям.

– Да, да, помогут!
– тверже сказал Мукершану, зорко всматриваясь в угрюмые лица крестьян. Он думал: "Насколько легче было проводить работу там, на заводах Решицы, среди металлистов". Невольно вспомнил слова товарища из ЦК, провожавшего Мукершану в села: "Будь осторожен, Николае. Действуй осмотрительно. С крестьянами трудно будет. Заморочили им голову король и партия Маниу".

О своем решении помочь крестьянам вспахать землю и посеять Сизов и Демин сообщили в штаб армии. Там одобрили и в свою очередь сообщили в штаб фронта. Через несколько дней пришел приказ командующего фронтом, предписывавший войскам, находившимся во втором эшелоне, в свободное от занятий время приступить к немедленной помощи бедным румынским крестьянам. Этот акт удивил советских солдат, даже такого последовательного гуманиста, как Аким.

– Собственно... что это значит? Ничего понять не могу, - говорил он Шахаеву.
– Три года румыны грабили нашу землю, вместе с немцами уничтожали наши села, людей. Вспомните одну только Одессу... А теперь - извольте радоваться!
– мы должны еще пахать им землю... Ни черта не понимаю!..

– Мне странно слышать это от тебя, Аким! Ты подумай хорошенько, -спокойно советовал ему парторг.- Ты теперь коммунист. Подумай, и все будет понятно. А на партийном собрании мы поговорим об этом подробное.

– Нет, нет. Это уж слишком. Это - ненужный либерализм.

– Что ты говоришь, Аким?
– подвернулся откуда-то Сенька.
– Я не узнаю тебя. Ты, кажется, местию воспылал. Что-то это на тебя не похоже!

– Ненужный либерализм. Лишнее это, - продолжал Аким, не слушая Ванина.

– Ты уверен?
– спросил Шахаев.

– Конечно!

На этот раз Аким кривил душой: полной уверенности в этом своем убеждении у него сейчас не было. Это отлично видел парторг и спокойно продолжал:

– Не век же нам жить с этими людьми в ссоре. К тому же...
– парторг взглянул на Александру Бокулея, на то, как он заботливо ладит свою ковырялку, готовясь к выезду в поле (по распоряжению Забарова Михаил Лачуга передал хозяину на время посевной своего битюга).- К тому же народ был обманут... Мы должны показать им путь к иной, новой жизни. Не для мести мы сюда пришли. Нам же станет лучше, когда вокруг нас будут друзья, а не враги.